казалось – вдалеке. Во всяком случае, я точно знал – вытянуть руку и коснуться его не могу.
- Что вы делали на работе?
Я рассказал про грант и мои перспективы. Не скрою, ожидал, как в сказке: «Не кручинься, мол, братец Арсений, утро вечера мудренее, составлю тебе рефератик с новаторскими идеями…» Но Ангел промолчал.
Спросил: не мешает ли он мне? Мол, готов поискать другое место… Я горячо заверил в обратном.
- Утром я не сказал о причине своего появления. К сожалению, пока не могу сказать и сейчас. Прошу, занимайтесь своими делами, стараясь поменьше обращать на меня внимание. Отнеситесь ко мне как… к домовому или доброму привидению. Развлекать меня не надо. Я не просто сижу. В это время я занимаюсь многими делами. Просто вам их не видно. И хорошо, что не видно.
Ничего не оставалось, как принять эти условия. Я встал и пошел на кухню готовить ужин. Пока ел, думал о ситуации. И, кажется, понял, почему ангел прилетел именно ко мне. Человек я был не женатый, достаточно одинокий, в том смысле, что гостей водить не любил, кроме вполне определенных случаев. Не рвач, и застенчив до такой степени, что не буду просить устройства своих дел. Деликатен. Значит, не стану досаждать вопросами: «а как там у вас с…?». Что ж, просчитан я правильно.
Закончив с ужином, прошел в маленькую комнату, которая служила мне спальней и кабинетом. У окна стоял письменный стол, справа - заправленная и накрытая пледом тахта, слева книжный шкаф, на стене пара книжных полок, ближе к двери примостилась тумбочка, и в самом углу приткнулся узкий шкаф для мелких вещей. Я сел в кресло на крутящейся винтовой ножке, достал тетрадь и аккуратно вывел заголовок: «Дневник». Как историк я понимал значение исторического момента…
Дневник решил хранить на работе.
3
Надо было обдумать с чего начинать составление реферата, ибо, не начав, нельзя и закончить. Сам зачинающий вопрос был прост: где взять нетривиальные идеи?
Я оглядел корешки книг. Содрать что-либо полезное оттуда в данном случае не представлялось возможным: писать предстояло не диссертацию. Своих же дорогих и выношенных мыслей не имелось. Прислушался к телевизору. Узнал голос. Там мордатый экономист сытно рассказывал, что частная собственность лучше государственной, даже если прибыль с бывших советских заводов вывозится за рубеж в оффшоры. Мол, со временем эти миллиарды вернутся назад… Короче, ждите кукиш. Тут делянки заняты. Большинство так называемых гуманитарных «идей» - это, в сущности, разновидность специфически приготовленной лапши на уши для жаждущих нематериальной пищи. Судьбоносные идеи времен Горбачева стали здорово напоминать радости стервятников. Клекот их носителей ежедневно слышался в эфире. Но пора их уже проходила и спекулировать на идеалах свободы становилось все труднее, как и доение ужасов сталинского режима. Запад откликался на недавно ходовые темы со все меньшим энтузиазмом. Что же в таком случае я мог им предложить интересного как историософ? Очередной пассаж про чересчур особый путь «этой» страны? А может быть пришла пора писать про «свет с Востока», как разновидности желаемого света в конце Западного туннеля, иначе с чего это они приперлись в нашу глубинку?
М-да, не мастер я художественного свиста.
Постепенно вызрела иная мыслишка – а не пойти ли мне в народ? Проще говоря, не сходить ли к Разуваеву? Бывший доцент работал ныне в городской администрации заведующим отделом образования, и хотя наука была ему уже не нужна, но косвенное отношение к ней в силу должности имел. Тем более что нашу агломерацию заметили в загранично-небесных сферах, вероятнее всего, в первый и последний раз. Так что шанс для города и отдела образования в том числе был налицо. А вдруг мы толканем такие идеи, что наш даунтаун станет духовной столицей, вроде Гейдельберга или Кембриджа?
Зазвонил телефон. Я поднял трубку.
- Привет, это Разуваев беспокоит.
- А-а, здравствуй, Иван. Легок на поминках. Как раз о тебе вспоминал.
- То-то у меня в носу свербит. Слушай, я в курсе насчет гранта.
- Хорошо. Это тебе по штату положено.
- Верно. Но звоню не как чиновник. Вопросик у меня. Как с идеями? На какую тему реферат писать будешь?
- Ответ простой. Идей нет!
- Счастливый ты. А мне надо грант пристроить.
- А разве в нашем городе талантов нет?
- Талантов у нас до хрена и еще метр сверху. Она проблема: толку о них нет. Все усилия в газообразование уходит.
Я сочувственно промолчал. Помолчал и Разуваев. Потом сказал с деланной небрежностью в голосе.
- Слушай. Осталась у меня одна работа с младых невинных времен. Лежит, пылится, пропадает. Ни времени, ни желания возиться с ней у меня нет. Возьми, почитай. Понравится, тисни от своего имени. Получишь грант – в ресторан сводишь.
«Слава Ангелу! Его перст!»
- Согласен. Готов прибыть хоть сейчас.
- Жду.
С Иваном Разуваемым мы пришли на кафедру в один год. Оба зеленые, малознающие недавние выпускники университета. Старше студентов (и студенток) всего на несколько лет. На кафедре же, наоборот, из молодежи были я, он и Эльза. Вот и сдружились. Я с Эльзой, как с женщиной, а с Иваном, как с ровесником, имеющим общий интерес. Иван охотно лез в науку. Причем в специфическую. Ради нее вскоре перешел на кафедру философии и защищался по их линии. Хотел даже на докторскую замахнуться. Потом в лихие годы, когда отменили социалистическую уравниловку и перешли к распределению по капиталу - преподаватели стали получать гроши, а пацаны ездить на иномарках и жить, как докторам не снились - остыл к науке и ушел. Может, и не ушел бы как я, но жена и двое детей обязывали к перемене статуса. Супруга, кстати, и открыла дверь.
- Проходи, он по телефону разговаривает.
Валя проводила меня на кухню. Комнаты принадлежали детям и жене, а кухня служила гостиной. И то верно. Не таскать же посуду в комнату, а затем обратно.
Когда Иван вошел, на столе стояли чай и печенье. Вина в виду отсутствия праздника не предполагалось.
Поздоровались. Сели.
Разуваев мало изменился. Даже не поседел, хотя в сорок почти все темноволосые мужчины седеют. И лицо, и фигура осталась такими же худощавыми, - не поплыл от сидячей кабинетной работы. Нос у него интересный. Почти орлиный. Даром что Иван… Это придавало его виду особый род мужественности. Прямо-таки абрек без кинжала.
Вкусили чая, хрустнули печеньем.
- Как же они, на Западе, сытно живут, – возмутился я для завязки разговора. - Это только от большой сытости можно так сформулировать: подайте им связь и конфликт исторического и надысторического, временного и вневременного, веры и неверия!
- Да ну брось, ты же историк, должен знать, что уровень материального благополучия на интерес к таким вещам никогда не влияет. И голодные философию уминали за обе щеки, а сытым тем более позволено резвиться.
- На тебя же бытие повлияло.
- Мне семью кормить надо. Не зря же Будда, Конфуций, Иисус и Лао Цзы иже с ними семьи не имели.
- Зато у Мухаммеда было несколько жен.
- Во-первых, не сразу, иначе ему было бы не до проповедничества. А во-вторых, первая жена была намного старше его и, к тому же, богата. Она и помогла ему вести изыскания в сфере чистого разума, поддержав финансово. Короче, была спонсором. Даже можно сказать грантодателем.
Он отпил чаек и, задумчиво глядя поверх меня, продолжил:
- Грант потерять не хочется. Им надо что-нибудь заводное, идеологически острое, дискуссионное. Запад завяз в политкорректности, а все революционные идеи неполиткорректны. Достаточно назвать Коперника. Главное божье творение – Землю - низвел до уровня обычного небесного тела. А у меня как раз неполиткорректное сочинение лежит. Сначала они, конечно, обалдеют от наглости, а потом, глядишь… Самим страшно за такое браться, а с России что возьмешь? Азиопа она и есть Азиопа. Короче, посмотри. Если не подойдет, не стесняйся, скажи как есть. Будем искать другие варианты.
- А Никитин?
- Уверен, у него та же ситуация. Будет выкручиваться. Выкрутится он, значит, так тому и быть. Как завотделом образования постараюсь, чтобы интриг не было. Пусть победит сильнейший. Думаю, все равно дело кончится коллективной монографией. Ну не потянет один человек такую тему. Из Москвы потому и прислали заявку нам, что убеждены – ни у кого здесь силенок не хватит вытянуть невод с золотой рыбкой. И правильно думают. Философа мирового уровня у нас в штате нет. Остается последнее – выдать сугубо нетривиальное, неакадемическое, запоминающе-скандальное. Авось заденет. А если нет - так нет. Жалеть не стоит. Авантюра - она и есть авантюра. Либо пьешь шампанское, либо суррогатную водку. К тому же, скромность, как ты теперь понимаешь, не украшает человека.
С этим напутствием он вручил мне пакет, завернутый в газету.
Вернувшись, я освободил ценный груз от газеты, развязал тесемки канцелярской папки и вынул нетолстую пачку машинописных листов. Работа была озаглавлена без затей:
Читая Библию…
Ого! Попал, так сказать, в контекст. Я бросил взгляд на стену, за которой сидел ангел, и я принялся читать стародавние рассуждения Ивана.
Читая Библию…
Необязательное предисловие
Человек – существо самозаблуждающееся. Люди никогда не смогут прийти к единому мнению ни по одному вопросу, и требуемое единство в обществе достигается путем внедрения института авторитетов. «Это верно, ибо сказано тем-то» - главный аргумент в споре уже не одну тысячу лет. Каждый человек, начиная с раннего детства, слышит эти слова («Папа сказал…»), и с детства начинает бунтовать против авторитетов, стремясь расширить границы своей свободы. Но, взобравшись по ступеням жизни наверх, первым делом что делает индивид, став мужем (женой), отцом (матерью), начальником и пр., так это начинает ограничивать свободу других, применяя для этого единственно верное средство – насаждение авторитета. Таков закон жизни. Иногда он трансформируется в постулат: «Я хочу быть свободным, потому не хочу, чтобы свободным был ты». Или: «Вот забор: в его пределах ты свободен на своей территории, а по ту сторону забора свободен я».
Среди авторитетов есть Абсолютный Авторитет (Авторитет Авторитетов) - это Бог, а среди авторитетных учений абсолютным является религиозное учение. Причем становится оно господствующим в обществе при одном непременном условии - поддержки государства, этого естественного ограничителя свободы. Но это кажущееся странность, ведь свобода есть право действовать без ограничений, потому первым делом необходимы ограничители всякого рода. Бог – даровал человеку свободу, поэтому человек обязан быть «рабом божьем». Вот такая диалектика. Немудрено, что о природе свободы написано масса книг и статей, но необходимость писать еще и еще не исчезает. Поэтому стоит взглянуть на истоки этого явления, как на начало начал, чтобы понять, почему мы такие? Причем, это касается не только верующих, но и атеистов. Конечно, оба видения мира разделяет пропасть, но есть немало перекидных мостков через нее. Верить в Бога, быть последовательно религиозным можно при двух условиях: либо слепо верить, не задумываясь о написанном и декларируемом,
