больно-то горел желанием с земной жизнью расставаться. А нам-то, если по христианским заповедям жить, значит на самом дне оказаться. Если же захочется чего-то достичь существенного, то глупо подставлять щеку. Желающих нахлестать длинная очередь выстроится. Чтобы пробиться, надо за пощечину бить в морду так, чтоб пятки в воздухе сверкнули. Вот я - бывший двоечник, а богач. Правда, по местным понятиям, и все же, выходит, Богу это тоже нужно.
- С одной стороны, пути господни неисповедимы, - отвечал я на правах бывшего Колиного наставника, - а с другой, наверняка это божье наказание за интеллигентскую гордыню, - сказал я, посмотрев на Сорокина.
- Во-во, - согласился Коля. – А то, сколько же можно из меня дурака делать! И в школе был дурак, и в вузе. А тут правда открылась. Оказывается, я не дурак, раз могу бабки наваривать.
- Опять же, на долларе написано: «Мы верим в Бога», - сообщил я. - Этим подразумевается, что Бог, в свою очередь, тоже верит в силу доллара.
Бизнесмен Коля удовлетворенно заржал. (Ну, засмеялся. Каюсь, я тогда позавидовал его благополучию. Кстати, он продолжает успешно жить и трудиться, стал членом одной почтенной близправительственной партии, а также депутатом, меценатом и пр. Мечта либералов, что криминал пойдет косяком в Третьяковы и Саввамамонтовы, слава богу, близка к осуществлению. В газете среди спонсоров строительства новой церкви нашел и его фамилию. Сделал-таки капиталовложение в вечность. Тоже хочет жить в Раю.)
- Нам, атеистам, незачем торговать в храме. Эта недвижимость нам не принадлежит, - провозгласил я. – Остальным проще искать покровительства Мамоны. Вот тогда придет удача. Высшие силы не любят независимых.
Говорили что-то еще, но вечер заканчивался, театральные служащие замаячили в дверях, намекая на поздний час, и я с облегчением отправился забирать пальто.
Коля вызвался подвезти меня с Ириной. Я грешным делом подумал, что он хочет закинуть меня, а потом укатить с Ириной… Интересно, какой адрес назовет Ирина, тем более что на стоянке стояла шикарная иномарка. Что возьмет – богатство и молодость или высокородная бедность?
Прогревая двигатель, Коля сказал:
- Я так считаю: добро – это утешение слабых. Надо быть по-хорошему злым, но не путать это с беспределом. Я тоже в детстве добреньким начинал, пока мне хорошенько не накостыляли. И тогда я решил: хрен вам! Силы, правда, особой физической в секциях не накачал, но понял: наглость – одна из составляющих счастья. Без наглости прожить нормально нельзя. И еще я думаю, что ваш Христос – это типичный неудачник. Его послали на Землю с определенным заданием, а он его завалил. Пришлось кому-то свыше вмешаться и завербовать Савла. А тот уже сделал все как следует. А почему? Потому что до того он работал в органах. Выжигал крамолу. Навидался всякого и разбирался в людях. Знал, где кнут применить, а где пряник посулить. И никаких фокусов с воскрешением там из мертвых и прочее не понадобилось. Хватило одной психологии.
Я с великим удивлением воззрился на Коляна. Вот тебе и двоечник! На деле же - стихийный философ, бляха муха! От самой, что ни на есть родной нашей почвы.
2
Ирина взглянула на меня и уверенно назвала свой адрес. Через несколько минут мы лихо подъехали к гостинице.
- Раз ты не приглашаешь к себе, то я приглашаю зайти ко мне, - шепнула она.
- В кино это называется «зайти на чашечку кофе». А меня пустят?
- Со мной пустят. Только кофе у меня нет.
- Тогда мне леденец на палочке.
…Еще одна ночь. Нет, не «еще», а вторая. И еще один шаг к познанию друг друга. Ирина становилась все смелее и откровеннее в своих желаниях. Странно для опытной женщины. Обычно постепенно раскрываются малоопытные, зажатые женщины, находящиеся под прессом вечного вопроса: «а что он обо мне подумает?» Но в этом раскрытии для меня таилась и опасность.
- Скажи что-нибудь хорошее.
- Что именно? Что ты хочешь услышать?
- Ты меня любишь? Хоть немного?
«Начинается».
- Конечно.
- Правда?
В ответ я утвердительно промычал. Я так и не отработал тактику увиливания от таких вопросиков. Они произносятся, как правило, в самый интимный момент. Не скажешь же: «Нет, не люблю. Просто мне от тебя надо…» В молодости я отвечал утвердительно, наивно полагая, что по завершении трепетной части, горячительные слова будут справедливо преданы забвению. Однако, к моему удивлению, пару раз меня начали припирать к стенке. «Сказал же, что любишь. Кто за язык тянул? Давай жениться». Спасаться от ЗАГСа приходилось банальным и позорным для самолюбия бегством.
Женщины как тип – это святые грешницы. Мужчина готов переспать и удалиться, обуянный гордыней, если он был на высоте. Женщина же – трепетная душа и материальное существо – хочет, чтобы ей за это заплатили, хотя бы признанием в любви. И я решил быть неблагодарным, но честным.
- Боюсь, более не способен любить. Кончился запал.
- Как грустно это слышать.
- Наверное, каждому отмерено определенное число влюбленностей и возможностей пережить разочарование.
На стене мерно тикали часы. Ирина спросила:
- Почему так: когда ты чего-то плохого ждешь – сбывается, а когда хорошее – нет?
- Это в Раю будет, как ты хочешь, а на Земле все сделано так, чтобы человек не расслаблялся.
- Но ведь кому-то везет, причем может везти афигенно!
- Наверное они чем-то заслужили. Душу, например, продали или еще как, - отвечал я сонно. Хотелось спать, однако предстояло вставать и брести домой. Утром меня не должны были видеть у замужней женщины, к тому ж претендующей на должность редактора. Но она вдруг так прильнула ко мне, что желание уходить в ночь разом отпала вместе с сонливостью. И я остался до утра.
А утро – не то, что вечерние драпирующие сумерки. Все становится прозаичным, как разгромленный стол после банкета.
- Хорошо-то как жить. – Я с хрустом сладко потянулся. – Эх, еще бы с десяток крепостных!
Я хорохорился, ощущая свою мужскую власть над красивой женщиной, делая вид, что сам я свободен, но уже ощущал, как нежные чувства зародились в моих нутренностях. Кто сказал, что женщина полноценнее мужчины, потому что ей дано познать радость рождения ребенка? Чушь! Творец все предусмотрел. И мужчина может выносить плод под названием «Любовь» и произвесть на свет такую красавицу, что других зависть сгложет. Однако, пока созревает плод, мужчина может вкушать напоследок негу свободной свободы. Что я и делал, трепясь с чувством превосходства. Пусть она побудет в смятении. Любовь должна быть немного несчастной, иначе, что это за любовь? Может быть, звучит и цинично, но это так естественно быть циником в циничное время.
…Я заскочил домой, чтобы переодеться. До занятий оставалось меньше часа.
- Зайди ко мне, пожалуйста, - услышал я шелест Ангела.
Все та же картина: небесное существо, переливающееся голубым и белым и эти странные глаза – одновременно ясные, как у ребенка и пытливые, как у прожившего долгую жизнь человека.
- Я вынужден тебе это сказать…
- Слушаю…
- Ирина… она… как это у вас сейчас называется… подстава. Через нее Они хотят добраться до меня.
- Как это?
- Если она попадет сюда, то принесет с собой… одну вещь, после чего я не смогу находиться у тебя.
И добавил утешительное:
- Но она не знает об этом.
3
…А чему собственно удивляться? Сколько раз по жизни мы встречаем разного рода подстав, но, никем не предупрежденные, просто списываем их на «не повезло».
…А ведь я почти уверился, что приглянулся ей…
Из дневника
«Что есть истина?» - спросил Пилат у арестованного, но тот промолчал. Почему? Не потому ли, что истина на тот момент заключалась в том, что он должен быть распят, без чего невозможен был акт воскрешения. А без воскрешения не родилась бы новая мировая религия. Как напишут затем в одном из Евангелий: «…если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода». Не объяснять же это все прокуратору!
А в чем моя истина? Перестать быть пассивным и начать борьбу? С кем? С Ними?
Если Ангелы Света делятся на пацифистов-всепрощенцев и воинов, то душой я на стороне воинов. Пацифизм – не моя стихия. Надо только научиться отличать зло от возмездия.
Конец истории
1
Хотелось передышки. За несколько дней произошло столько, что захотелось «лечь на дно». Было бы лето - отъехал бы за город, лег на травку и лежал бы так, созерцая облака. Но не было травы, не было облаков, а лишь зимняя хмарь. Мир жил энергией, накопленной в июльское благословенное время. И кое у кого аккумуляторы начинали садиться. У меня, к примеру. Зато у тех, от кого я вдруг стал зависеть, сил пока хватало, и они непременно хотели меня видеть. На кафедре традиционно отмечался мужской день – 23 февраля. Избежать мероприятия было невозможно. На этот раз решили провести межкафедральный сабантуй. Оказывается, нагрянул наш профессиональный юбилей - шестьдесят лет назад открылась первая гуманитарная кафедра. Тогда она называлась: «История ВКП (б)». Все мы вышли из сталинской шинели, зато сейчас щеголяем в джинсах. Суконное мышление сменило джинсовое. Прогресс!
Для вечера подрядили зал столовой. Меня такая вечеринка устраивала. Можно было попытаться затеряться в толпе. Шутейник из меня на этот раз вряд ли бы получился.
Когда я изволил появиться – не только длинный, сборный стол был накрыт, но и народ уже заканчивал рассаживаться. Я нацелился притулиться с самого края, чтобы не маячить, и свалить пораньше. Однако меня сразу заметили и приветливо помахали ручкой. Эльза властно призывала меня под свои очи.
- Садись, я место сберегла. Тебя, холостяка, кормить буду, а то каким-то изможденным выглядишь.
- А разве плохо выглядеть байронической личностью?
- Не на Байрона ты сегодня не похож, а на кота, которому с мышью обломилось.
- Что это у современных женщин за мода появилась - понижать самооценку мужчины?
- А я думала, что, сравнив тебя с хищником, наоборот, тебе ее повысила.
Вот и поговори с такой женщиной. Поневоле сам хохмачом станешь, а то заклюют. А внутри кольнуло: «Мессия, не умеющий ловить мышей… ну разве что мышек, да и то в качестве наживки».
Но то ли калорийная еда подействовала, то ли внимание Эльзы, однако настроение улучшилось. Все-таки существа мы химические: одно вещество в кровь просочится - одно настроение, другой ингредиент в желудок попадет – другое.
- Кормлю тебя, а ты хоть бы платье похвалил, - пожурила она по-матерински.
Я бросил заинтересованный взгляд на ее прикид.
- Ага. Очень даже…Я сразу увидел. Хотел сказать, но не успел. Слова в темечке долго формируются, - пожаловался я, поглощая салат.
- Ничего, главное, чтоб в другом месте все быстро формировалось, - утешила Эльза.
Я не нашелся, что ответить. Еда-едой, но надо было приступать к светским обязанностям. Я схватил близстоящую бутылку и наполнил даме рюмку.
- Мерси, дорогой. Чтоб я без тебя делала?
Пора бы и мне было как-то с юморить, но впервые за много лет ничего достойно-глупого не придумывалось. Нет, сегодня явно не мой день. А застолье набирало обороты. Свои речи произнесли заведующие кафедрами. Вспоминали былое. Вдруг Пал Палыч объявил:
- Но лучше всех помнит старое, конечно, Александр Аркадьевич. Он один из тех, кто работал на кафедре первого состава, и кто возглавлял ее на протяжении четырнадцати лет.
Я уже
