довольная тем, что верх остался за ней. – Кормите, есть хочу, умираю.
- Тогда – командуй, - передал бразды кормёжного правления бородач, - ты – хозяйка.
Ульяна подошла к плите, распеленала кастрюлю, сняла крышку.
- Господи! – воскликнула восхищённо. – Сейчас упаду! Запахи-то, прям убийственные! Чуть не упала! Обалденно!
Не выдержав напряга, Алёша выскочил из-за стола и подбежал к ней.
- Дай нюхнуть, - сунул нос в кастрюлю. – Тушёнка! – завопил радостно, топая ногами. – Моя любимая тушёночка! Когда успел? – взглянул на Василия, довольно поглаживающего бороду – сюрприз удался в полной мере. – Классно! Я ж говорил, что он прикольный! – взглянул на мать. – Вот это пожрём!
- Не торопись, - одёрнула мать, с любовью и жалостью взглянув на сына. – Садись. Сначала гостю.
- Какой же я гость? – возразил Василий. – Кашу сварил, вас пригласил, считай – уже не гость. Ты сначала вали хозяину.
Ульяна послушалась и наполнила подставленную сыном миску с горкой.
- Осилишь?
- Ещё как! – уверил маленький обжора, немедленно вонзивший ложку в гору, старательно обходя попадающие в ней ломтики огурцов. – Ты не мой кастрюлю, - попросил повара, - я потом пошкрябаю на дне.
Мать возмутилась:
- Можно подумать, что тебя не кормят.
- Так очень вкусно! – оправдался сын, уплетая за обе щеки.
- Давай твою, - протянула руку за миской Василия, но тот не подал, а поднялся, подошёл к Ульяне, отобрал кастрюлю, по-хозяйски положил сначала ей тоже с горкой, а остатки уже себе. Она не стала возражать.
Первым управился тот, кто больше всех старался. Выпил кружку газировки, смачно отрыгнул газом, ухватил несколько печенюшек из пачки и поднялся из-за стола.
- Я пойду, - просительно посмотрел на мать, - ребята там, на речку ждут.
Ульяна мягко улыбнулась.
- Наелся-то как, ещё поди утопнешь, отяжелев, - остерегла шустрого отпрыска. – Смотри, - пригрозила, - влетит тогда по первое число.
- Не, - уверил опытный водоплаватель, - я как дельфин, видела по телику? – и показал колеблющейся ладонью: - Нырнут и вынырнут, нырнут и вынырнут. А ты можешь? – спросил Василия.
Тот смущённо улыбнулся в бороду, опустив глаза.
- Дельфином вряд ли, - и поднял повеселевшие глаза. – А топором – запросто. – Все трое дружно рассмеялись, и дельфинёнок исчез. Оставшиеся взрослые топоры налили ещё по чашке чая.
- Давай, одначе, рассказывай без утайки, - в голосе Ульяны звучала тревожная недоверчивость, - зачем пришёл, зачем сманил сына, что надо-то? Физия-то у тебя вроде нашенская, простецкая, а нутро – кто его знает. Может, на чём и поладим, а может, разбежимся вспять.
Василий понимал беспокойство матери, оставлявшей сына почти на день под влияние незнакомого мужика, и потому постарался внятно изложить свою анкету: работает на дерево-стройке, сейчас у него месячный перерыв между вахтами, домой, на юг, в Россию, не поехал, а решил поближе познакомиться со здешней природой, вот и заехал в Сосновку, сразу встретил Алексея, который и предложил эту времянку. Жильё Василия устраивает тем, что в нём он будет хозяин, без лишнего шума. Намерен побыть здесь недельки две, а если понравится, то и три, а может, укоренившись, и дольше. Что надо – заплатит, не торгуясь, но сам не из олигархов, много не имеет. Алексей сразу запал в душу.
- Замечательный у тебя сын, хороший растёт помощник семье, - и деликатно ничего не спросил об утаённом сыном отце. Она сама рассказала, почему-то доверившись этому незнакомцу с добрыми и внимательными глазами. – Сколько ему?
- Двенадцать минуло по весне. – Помолчала, выхлебав полчашки круто заваренного чая, разбавленного сгущёнкой по-таёжному. – Отец, штатный районный охотовед, ушёл больше двух месяцев назад в тайгу вместе с овчаркой Рексом и не вернулся. Не вернулась и собака. – Примолкла надолго, нервно скатывая шарик из хлеба и пережидая сдавивший горло спазм душевной боли. – Месяц искали и в тайге, и с вертолёта – никаких следов. – Сглотнула подступивший ком. – Никогда такого не было, чтобы без следочка. Болота у нас, забредёшь, не зная, и сгинешь. – Тяжко, с надрывом, вздохнула. – А тут ещё бабы наши, балаболки-пустомели, да и мужики, что поплоше, злобясь на него за своё браконьерство, пустили ядовитый слушок, что не там, мол, искали, а надо бы в городе пошукать у какой-нибудь из цыпочек, что сюда наведывались с разными начальниками на охоту, - и выдохнула решительно и зло: - Не верю!
- И правильно делаешь, - подбодрил Василий. – От такого сына, как Алёшка, отцы не уходят. Да и сама ты, - польстил слегка, - далеко не последняя на деревне. Врут ведьмы, завидуя. Подлого народа у нас ещё предостаточно, а языки, что помело. Не верь!
А она засомневалась.
- Зачем-то все документы взял? Нет ни паспорта, ни удостоверения, ни военного билета.
- Мало ли! А раньше брал? – уточнил внимательный слушатель.
Она пожала полными крутыми плечами.
- Не знаю… никогда не проверяла…
Василий успокоил:
- Брал, конечно, - уверил потерявшую основу жизни женщину, - у них так заведено, чтобы всегда иметь при себе опознавательные документы. Как у полиции.
Она только грустно покачала головой, веря и не веря.
- Я-то местная, необразованная 9-классная баба, а он – костромской, прислан после окончания Лесной академии, один такой, как перст, на всю округу. Скучно ему здесь, не раз говорил в тоске, что надо уезжать куда-нибудь, где жизнь порезвее, да не отпускают начальники, приспособившиеся к здешней разгульной охоте с его содействием. В последнее время вроде бы и смирился, только в лес уходил всё чаще и надолго, с ночевой, а возвращался хмурый, неприступный, словно что-то затаил в себе. Не смирился, значит.
- А ты, как ни тяжко, верь, что объявится, найдётся, вернётся к сыну. И сама не поддавайся скорби, живи для сына, ты за него в ответе, пока нет набольшего. – Утешитель положил большую ладонь свою на её, тоже немалую, работящую руку, словно покровительствуя, но она немедленно высвободила ладонь, не приняла участливой ласки от незнакомого неясного мужика.
- Перекормил, однако… - чуть улыбнулась, объяснив: - Размякла дура… разболталась без удержу. Ты не бери на ум: бабий язык мягкий.
Василий тоже улыбнулся в ответ.
- Нормально, - не стал порицать болтовни, - душа, значит, требовала облегчения. Она всегда предпочитает разрядиться на случайном незнакомце, чтобы не надо было потом часто встречаться глазами.
Ульяна встала, натруженно разогнувшись в талии.
- Подустала мал-мала, пойду… а ты устраивайся, если не раздумал, - и добавила по-деловому: - Никакой платы не надо. Я смотрю, руки у тебя правильно растут, так что обустраивай домину, покуда живёшь, и то ладно.
- Нет, не ладно, - возразил жилец. – Вот, возьми пока авансом, - подал ей, достав из кошеля, красненькую «пятёрку» из полученных 25-ти в конторе, и был удовлетворён, когда она, не отказавшись - ясно стало, как им бедно живётся – сложила бумажку вдвое и спрятала в карман.
- Одно только прошу: заделай лаз в заборе, чтобы Алёшка не мешал тебе, - обозначила тем самым запрет на частые неконтролируемые контакты мальца с чужим дядей. И ушла, а он посидел ещё, подперев лохматую голову и думая о том, что тоже чуток размяк, сброженный чужой бедой, уговаривая себя, что не стоит грузиться чужими бедами и радостями, пусть они останутся у тех, кому достались, у них-то переживутся и уйдут, а у него засвербят болячками. Каждому – своё.
- Э-ге-гей! Где ты там? – послышалось со двора. Выйдя, увидел просунутые в лаз матрац с подушкой и постельным бельём. – Хватай.
- Спасибо.
- Не за что. Устраивайся. Алёшку, если заявится, гони домой.
Да разве его угонишь? Скоро явился, прикончил сгущёнку с печеньем и газировку и улёгся на новой постели.
- Счас засну, - пообещал вялым сонным голосом и впрямь заснул, утомившись после хлопотного утра, плотного обеда и речки.
Василий постоял немного рядом, полюбовался безмятежным детством, поулыбался умилительно в усы, поглаживая бороду, поправил на засоне одеяло и вышел во двор отрабатывать плату за постой. Вместо того, чтобы заделать лаз, поднапрягшись, расширил его, пролез к соседям, нашёл и стибрил короткую косу, топор, лопату, а вернувшись, принялся за жестокую борьбу с зарослями в своём дворе, освобождая его и плодовые кусты и деревья от сорных нахлебников. Работал и всё время ощущал, что кто-то за ним сзади подглядывает, так и жжёт затылок упёртым взглядом, но, сколько ни оборачивался, никого не заметил. И всё же скрытного соглядатая видела качнувшаяся ветка разросшегося у лаза смородинного куста, внутри которого блеснули в отражении заходящего солнца два знакомых глаза.
- Вылазь! Я тебя вычислил! – поманил рукой к дому. Куст зашевелился, и из большой ямы под ним выполз… разноцветный лохмач. Вылез, отряхнулся всем телом, сел и, медленно елозя по земле утяжелённым хвостом, уставился весёлыми глазами на Василия. – Поживиться чем, наверное, не против? – Кормилец тоже обрадовался неожиданному появлению подопечного. – Как ты меня отыскал? Ну, даёшь, брат! – похвалил иносказательно пса. Ушёл в дом, вынес не доеденную в обед картошку с тушёнкой, выставил прямо в своей миске неподалёку от себя, приручая зачем-то пса. Тот посидел посторонь минуты две-три, принюхиваясь к подачке и подателю, гулко зевнул, облизнулся и осторожно, с замедлениями, приблизившись, вмиг сметал всё вместе с солёными огурцами, облизал миску и уставился на Василия, давая понять, что непрочь бы и повторить. – Больше нету, - огорчил человек. – И варить не с чего, придётся идти в магазин на добычу. – Похлопал по карману куртки, проверил, на месте ли кошелёк, опять ушёл в дом за рюкзаком, а когда вышел, пёс лежал у миски, застолбив тёплое местечко, и только следил за хозяином подвижными глазами на неподвижно уложенной на лапы морде. Василий прошёл мимо, открыл калитку. – Пошли. – Лохмач нехотя поднялся и вышел, косясь на хозяина, а выйдя, остановился в ожидании очередной команды, не собираясь уходить от заботливого человека.
Так и пошли – Василий впереди, а лохмач несколько отставая на всякий случай. По подсказкам сидящих на лавочках аборигенш быстро сыскали местную супер-лавку. Василий с запасом приобрёл всякую всячину, нужную ему и псу, в том числе и изрядный кусман костистой говядины подешевле, брусок сохатины и ком замороженных куриных отходов. Еле уместилось всё в рюкзаке, изрядно опустошив и без того тощий кошелёк. Вышел – пёс сидит в ожидании и приветственно машет хвостом, одобряя приобретения. В калитку вошли так же, как выходили – лохмач первым и сразу улёгся у пустой миски в ожидании добавки.
- Придётся подождать, - огорчил хозяин, но, смилостивившись, вырезал из говядины кости и бросил в миску. – На, пока поразвлекайся, - чем псина немедленно и с большим собачьим удовольствием занялась. А Василий занялся варкой гречи с мясом и луком на двоих, а вероятнее всего, и на третьего, что ещё дрых без задних утоптанных ног.
- Василий! – послышалось с соседской территории. Пришлось отвлечься от приятного занятия – в раздвиге забора стояла, ухватившись за края, Ульяна. – Лешак у тебя?
- Спит, не хочется тревожить.
- Гони его к чёртовой матери! – грубо приказала взбесившаяся мать. – У него есть дом!
Василий, нахмурившись, попытался шуткой смягчить её непонятный гнев:
- Зачем же ты себя так?
- Как – так и почему себя? – не сразу дотумкала
