СТЕЖКА (Часть 2)

пригубила жидкость, от которой впоследствии, загорелась душа. Не столько от нее, сколь от рассказа Берты.
-- Давно это было, в 1919 году, -- голос был размеренный, -- Я была совсем молодой. Мы жили в Германии, я родом оттуда. Отец мой, немец, купил на Украине землю и стал колонистом. Я уехала с ним. Мне понравился ваш народ. Душевный, темпераментный. Особенно сплоченность. Здесь все делалось вместе. Один парень, -- Берта вздохнула, -- Он работал на земле отца. Я полюбила его. Он был родом из Павлодаля и мы уехали к нему на родину. А потом наступила война... и его забрали... – Берта снова глубоко вздохнула. Скупая слеза навернулась на глаза. Она подняла рюмку, -- Давай за него первую!
Стешка снова пригубила горькую жидкость и слушала, не отрываясь, дальше.
Так пролетел час, а рассказ все не завершался. Он только начался. Обо всем. И кем создавалось подполье, и кто им руководил, и что делалось... Оказывается, не герои Красной Армии делали это все. Не офицеры и генералы. Те люди, которых, по тем временам, общество офицеров и генералов выбросило из жизни. Терять им было нечего. А, раз нечего терять своего, так нужно было спасать других, тех, кто тоже никому не нужен. И город был спасен их руками, а не руками офицеров и генералов, которые, в последствии, гордо несли на груди ордена на параде победы.
Стешка полностью ушла в рассказ. Она забыла, что на дворе уже глубокая ночь, забыла, что завтра на работу. Душа ее витала не здесь, а там, с теми людьми, благодаря которым она теперь может быть здесь. А в голове крутился один вопрос: кто он, Степан Криус? Но задавать его не пришлось. Очередь дошла до него:
-- Степан тогда пацаном был, в армию не взяли. Он просился. Когда война началась, ему пятнадцать только исполнилось. Его потом, в сорок третьем взяли... после освобождения города... да так он и не вернулся... Ах, да что я говорю!
-- Но в книге написано... – перебила Стешка, --- Ему было двадцать пять в сорок третьем...
-- Ой, дочка, не верь ты этим книгам. Там много кое-чего не так написано. Мне верь, я – очевидец. Ведь тогда героями становились только посмертно. Живой пришел, да еще в плену побывал или в окружении – уже предатель. А мы ведь все на немцев работали! Мы для своих – предатели! И Петя мой, Наумыч, -- Берта обратилась к портрету Петра, который всегда стоял на ее столике, -- Знаешь, ведь его в тюрьму посадили после войны... Потом выпустили, но его здоровье... сердце не выдержало... – Берта заплакала.
-- А вы тоже в разведке работали?
-- Я работала в самом штабе немецкой комендатуры. Я ведь немка. Мне сразу поверили. Переводчицей устроилась. Вот, как сейчас помню слова Петра, там, в оккупированном Павлодале: «Ты – мои уши, ты – мои глаза, ты для меня все...». А как же иначе? Я сведения приносила из комендатуры, а они со Степаном и остальными разрабатывали дальнейший ход работы подпольщиков. И он для меня... он для меня был крепостью, крепкой стеной... надежной крепкой стеной. Если бы не он, меня уже тогда бы люди порвали... Только из-за того, что я – немка. Но его посадили первым. Я лишилась защиты... а потом меня... Долго вели следствие, все факты были на моей стороне. Так они вон, что придумали. Я тогда на хлебозаводе работала. Послевоенные годы голодные, каждая буханка на счету. Я приняла партию, пересчитала, все сошлось. А тот, кто принимал, спер. Говорит, недостача. И все на меня...– Берта опять едва перевела дух, -- Дети мои в детдоме два года пробыли без присмотра. Сын младший сбежал, по улицам шатался... Так вот... Степан тоже на немцев работал и носил от них ценные сведения. Лучшего комиссара, чем он, ни в одной армии не найти. А ему едва шестнадцать исполнилось на тот момент. Всех на ноги поставил своими воззваниями! Сумасбродный. Не раз по острию ножа пройти незамеченным удавалось... молодость, безумие, бесстрашие... А после войны от красных прятаться пришлось... и до сих пор прячемся...
-- А Степан?
-- И Степан тоже.
-- Так он жив?
Берта немного помедлила:
-- В списках пропавших и погибших его не оказалось... Он просто не вернулся. Может быть, его в разведку забрали... В то время все могло быть...
-- Вот как... – словно в полусне повторилось Стешке, -- В разведку забрали... значит, жив...
Это было главное на сегодняшний день, что она хотела узнать. Вдруг спохватилась:
-- Мне домой пора!
На улице уже закричал первый утренний петух.

Глава 50

-- Ты где была всю ночь? – на лице Вики явно отразились следы бессонницы. Опухшие веки, синяки под глазами.
Стешка сделала вид, что только что встала с постели:
-- Дома спала.
-- Тебе на работу, ты что забыла?
-- А что, эта такая важная работа?
-- Так у тебя ведь другой нет, и не предвидится! Если ты еще и работу потеряешь, я не знаю, как мы жить будем. Сейчас так дорого все! Чем за квартиру платить? Это тебе не советские времена...
-- Ваши времена советские людей убивали, -- пробубнила Стешка себе под нос.
-- Не знаю, кого они убивали, но сейчас нам и вовсе не выжить.
Вика осторожно глянула на Марию, та тяжело вздохнула, сидя в углу. Потом прикрикнула на Стешку:
-- Быстро на работу. За гульню отвечать надо.
-- Я с Толиком была, -- Стешка надула губы.
-- Что?! – Вика гневно глянула в ее сторону. Ты знаешь, что мне отец Толика сказал? Чтобы он тебя с ним больше не видел. Толик за ум взялся, и ему жениться надо. А, такие, как ты, непутевые, ему только жизнь портят!
Этот выпад матери для Стешки был как удар в самое сердце. Вмиг ушли видения прошлой ночи. Она вдруг поняла, что не историк она вовсе, а отбросок общества. И мать, ее родная мама, которая всегда помогала и советовала, теперь так просто заявляет ей об этом. Где-то в середине груди, словно кол застыл поперек. Стешка сжала зубы и ушла прочь из дома. Надо было идти на ненавистную ей работу. Выбора не было. А хотелось жить иначе...
«Нет, я буду жить иначе! – решила Стешка этим утром, -- Я обязательно насобираю денег и стану археологом. Уеду далеко, далеко, где меня никто не знает...»

-- Зачем ты так на нее? – Мария пыталась вразумить «непутевую» дочь, -- У нее и так ни отца, ни... теперь, считай, и матери нет...
Вика поняла, что сказала лишнее:
-- А чего она? Отец помочь хотел, так она... – Вика пыталась оправдаться, но чувство вины не давало покоя, -- Я хотела, чтоб она поняла, что так жить нельзя... Куда она катится? – Вика закрыла лицо руками и заплакала.
-- А что, отец Толика, вправду, так сказал?
-- Да. Встретил меня и говорит, не пара она, мол, ему. Его женить хотят.
-- Так она давно с ним не ходит.
-- Давно это было.

Весть о том, что Саня вернулся с Афганской границы целым и невредимым, скоро дошла до Толяна. Раз он уже здесь, значит, сестру повидать успел.
Стешка, отпахав полный рабочий день, да еще, выслушав нравоучения и угрозы со стороны начальства, устало брела домой. Вдруг на ее пути возник знакомый силуэт. Толик поднял козырек кепки вверх:
-- Привет, барышня. Как жизнь молодая?
Стешка от удивления замерла на месте:
-- Ты чего, разве не женился?
-- Да, вот, думаю, -- замялся Толик.
-- А от меня чего хочешь?
-- Ну, встретиться. Давно тебя не видел.
-- Тебе ведь отец твой запретил со мной встречаться.
-- Давно это было. Он погорячился, думал, я женюсь.
-- А ты?
-- Да, не охота. Молодой еще.
-- Ты и на мне не женишься?
-- Ну, тебя я уважаю. Я ведь с тобой уже давно дружу, а ее не часто вижу. Я за тобой соскучился. Хочешь, я тебя сегодня покатаю на своем мотике.
Стешка чуть не подпрыгнула от радости. Все ее недавние печали сразу же забылись. Она так любила технику, особенно мотоциклы. Невозможно было отказать старому и, до боли, знакомому приятелю. Она уже слышала рев мотора и вдыхала запах бензина. И втер уже пел в ее ушах.
А за городом дорога была такая ровная, и машин не было. Лес, выросший на песчанике, манил вглубь своими соснами. Жизнь вернула свои краски и приобрела новые.

Глава 51

-- Сегодня Галину встретила. В гости приглашает и тебя, и Стешку. Говорит, рада буду видеть свою внучку.
-- Внучку? Давно ли она ее внучкой называть стала? Ни одного раза, пока та маленькой была, не заявилась. И Герочка ее тоже.
-- Ой, новость сказала. Она хочет подать заявку, чтобы ее военное дело пересмотрели и присвоили ей звание героя Советского Союза.
-- Ей?! За что?
-- Как за что? Мы ведь все в подполье против немцев воевали.
-- Кто-то воевал... да только не вернуть тех людей, которые так и погибли со званием фашистских жандармов. А, если бы не свои люди в жандармерии, так и твоя Галка бы не хвасталась сейчас.
-- Да, Павлодаль, считай, на костях человеческих стоит, -- Мария глубоко вздохнула.
-- А ты знаешь, директор завода, который Стешку пожалел, устроил на работу, увольняется и в Киев уезжает.
-- Да ну, -- Вике стало любопытно.
-- А Георг не сможет теперь главным инженером работать при новом руководстве. Галина говорит, у него истерика второй день. С кровати не встает...
-- И чего это он не сможет? Если диплом и практика есть, так при любом руководстве выживет. Чего ему бояться, он – сын героя.
-- Сын то, сын. Да только не каждый про это знает и принимает.
-- Сын героя, говоришь... в гости звала... -- Внезапная догадка вдруг охватила Вику, -- Так вот где она всю ночь пропадала! И нетрезвая пришла, я запах слышала. А, говорит, с Толиком. Ну, я ей покажу, предательница!
-- Не может быть. Она не знает, где Галина живет.
-- Теперь уже знает!

Толик жал изо всех сил по газам. Благо ментов не было по близости и гаишных постов. Вот она, свобода! Рядом с таким друганом нечего было бояться. Стешка, раскинув руки, почти стояла на сидении. Она была ловка в таких трюках. Ветер заставлял ее петь в унисон. Она ничего не слышала, а была просто на небе. Но все хорошее, рано или поздно, имеет свойство заканчиваться. И сегодняшний вечер, неминуемо, закончился тоже.
Они долго стояли перед калиткой Стешкиного дома. Толик не мог оторвать свою ладонь от густых темных кудрей Стешки.
-- А хочешь, я тебе его подарю.
-- Мне? Да ты что?! Это дорого.
Толик хмыкнул:
-- Сущий пустяк. Я ведь себя не на мусорке нашел! Бери, а то я обижусь.
-- Да я с радостью. Только куда я его поставлю? Гаража нет.
-- Пусть пока на улице стоит, потом, что-нибудь придумаем.
Стешка обвила руками Толика и прижалась к нему изо всех сил:
-- Ты такой классный. Мне с тобой всегда было лучше всех.
Толик улыбался. В сумерках не было видно, что улыбка его скрывает коварную хитрость.
-- Давай, пока. Завтра увидимся.
Стешка поцеловала его на прощание. Они расстались.
Толик ушел прочь, не оглядываясь.
Стешка, счастливая, перепрыгивала через ступеньки вверх по лестнице. Она напевала какую-то военную песенку, которую напомнила ей Берта. Сейчас Стешка расскажет маме, что это все неправда, что отец Толика не запрещал им встречаться. Это была ошибка. Они снова будут вместе, теперь уже надолго и можно будет строить планы на будущую совместную жизнь. Вот последняя ступенька. Стешка падает на нее, отброшенная воздушной волной, а в ушах ее застывает гром взрыва. Что это? Неужели прошлое вернулось? Неужели это...
Не помня себя, Стешка бежит вниз по ступенькам. Дверной проем освещен факелом пламени. Это пожар. Что горит? Не может быть... это... это... ее любимый... мотик. Что с ним? Он взорвался? Почему... Почему? Почему?!
Стешка в панике кричит, мечется, плачет... Что же делать... как его спасти? Можно ли еще? Соседи выбежали на улицу. Кто-то вызвал пожарную. Кто-то милицию и скорую помощь.
К счастью, обошлось без жертв. Капитан милиции