нищими и теперь не имеют возможности расплатиться с оптовыми купцами. «Очень просим Думу, – писали они, – освободить нас от платы за аренду на 1906 год, так как иначе купцы не отпустят нам в кредит товары, да и мы сами не можем взять на себя обязанности платить аренду и за товар… Наступит успокоение, и мы с охотой будем выплачивать долги в пользу города».
Городской голова Толстиков, слушая доклад Зуева, нервно теребил свою аккуратную, черную бородку. Бюджет этого года давно был исчерпан, и на следующий год из-за массовых беспорядков и простоев заводов предвиделся большой дефицит. Еще надо было срочно завершить начатое строительство трамвайной линии в Чечелевке, построить здание для скорой помощи и многое другое, что планировалось сделать в этом году, и не было реализовано.
Однако еще больше Александра Яковлевича беспокоили многочисленные угрозы в адрес Думы и требования рабочих провести ее досрочные перевыборы, а самих депутатов отдать под суд. Об этом напрямую писали все газеты и говорили на своих митингах рабочие. С погромом Дума допустила промах, но она шла на поводу у Нейдгардта и Машевского, которые считали, что только таким образом можно покончить с забастовками и революционной вакханалией. Некоторые депутаты в те дни тоже откровенно говорили, что зачинщики всех беспорядков – евреи, и для спокойствия населения надо с ними жестоко расправиться.
Задним умом Толстиков понимал ошибочность этих суждений и усиленно думал, как спасти положение Думы и свою собственную шкуру. На днях Нейдгардт получил сообщение из Петербурга, что создана специальная комиссия для расследования действий администрации городов, где происходили погромы, и Екатеринослав входит в их число. Губернатор и все другое начальство вылезут сухими из воды, а вот ему, купцу первой гильдии, рассчитывать особенно не на кого. Понимали это и депутаты, поэтому когда начались прения по докладу, как никогда проявили активность, высказывая заведомо нереальные предложения.
Крупный предприниматель Бушуев подозвал к себе репортера из «Приднепровского края» Тимофея Горбунова, известного своей беспринципностью, и, положив ему незаметно в карман конверт с деньгами, приказал записывать за ним его речь и полностью привести ее в газете. На трибуне Бушуев полчаса невнятно бубнил об обязанности каждого жителя города способствовать его процветанию и благополучию, назвал недавний погром недоразумением и пожертвовал на нужды потерпевших 300 рублей. Другие выступавшие тоже много говорили о любви к городу и его населению, но больше 100 рублей не давали.
Последним выступил Моисей Юдович Карпас – один из самых богатых людей Екатеринослава, составивший свое состояние на «железной лихорадке» конца ХIХ века. Он владел несколькими горнодобывающими компаниями, имел свои карьеры, рудники, керамический и цементный заводы, занимался строительным под¬рядом и благодаря такому широкому полю деятельности мог обеспечить нужды любого предприятия в крае, начиная от его строительства и заканчивая поставками оборудования, сырья, страхованием и продажей готовой продукции. Ему же принадлежала самая фешенебельная гостиница на Екатерининском проспекте «Франция». Однако сам он жил весьма скромно, имея при гостинице небольшую квартиру, и от всего сердца вкладывал деньги в учебные и богоугодные заведения, являясь председателем и членом целого ряда попечительских советов.
Моисей Юдович доложил, что в Екатеринославе создан комитет помощи жертвам погрома, который возглавляет Барух Спивак. Решено отправить 11 малолетних сирот для усыновления за границу. Об этом сейчас Министерство внутренних дел ведет переговоры с Германией. Уже известно, что три брата Гелсины поедут в Мюнхен, а три брата Турянские – во Фрейбург. Лично он сам жертвует на нужды потерпевших 2000 рублей.
При этой цифре Бушуев с досадой поморщился. Увидев такую реакцию предпринимателя, Толстиков пожалел, что Карпас вышел на трибуну последним. Несомненно, следуя его примеру, выступившие ранее ораторы оказались бы куда более щедрыми.
В перерыве между заседаниями группа депутатов повели Горбунова и его коллег из других газет в буфет, угощали шампанским и коньяком, рассчитывая, что их имена обязательно будут упомянуты в статьях. Репортеры с удовольствием пили дорогие вина и ели бутерброды с черной икрой и белой рыбой, а Горбунов нащупал у себя в кармане еще несколько конвертов с деньгами. Тимофей люто ненавидел всех этих сытых и самодовольных людей, которым не было никакого дела до пострадавших в погроме евреев. Но ему тоже надо было жить и кормить свою семью, и на следующий день в газете появился его подробный отчет об этом заседании, где он старательно перечислял всех выступавших депутатов, приписывая каждому массу положительных качеств и добрых дел.
В результате Дума выделила арендаторам на возмещение убытков 6000 рублей и приняла решение о снижении платы за их пострадавшие лавки на десять процентов и внесении ее поквартально. Еще две тысячи человек, потерявших кров и близких, получили материальную помощь на самостоятельное обустройство, но она выглядела настолько ничтожной, что все партии и пресса снова обрушились на городские власти с жесткой критикой.
Однако многих пострадавших эта политическая возня не интересовала: они поспешно уезжали за границу: кто в Америку, где давно существовали еврейские колонии для эмигрантов из России, кто в Палестину – на обживаемую евреями землю, Эрец-Исраэль. Из писем уехавших туда раньше было известно, что живется там плохо и большинство из них влачит жалкое существование, еще хуже, чем в Екатеринославе, но несчастные готовы были терпеть на чужой земле любые трудности, лишь бы не слышать страшных криков: «Бей жидов, спасай Россию!»
* * *
В эти же дни в «Приднепровском крае» промелькнуло сообщение о прибытии в город председателя новой организации в России Союз русского народа Александра Ивановича Дубровина и создании ее отделения в Екатеринославе. Что за Союз и чем он собирается заниматься? Обыватель уже запутался в этих организациях, которые, как грибы, стали возникать после октябрьских событий и царского Манифеста – Союз 17 Октября, Партия народной свободы. Теперь их отделения одно за другим спешно открывались в Екатеринославе. А два видных деятеля – Михаил Владимирович Родзянко (крупный землевладелец и председатель губернского земского совета) и Яков Георгиевич Гололобов (советник Екатеринославского губернского правления, а также издатель и журналист), создали в городе свою Народную партию Союза 17 Октября.
Дубровина на вокзале встречали полицмейстер Машевский, прокурор Халецкий, начальник екатеринославского политического сыска Шкляров. В честь гостя в парадном зале Английского клуба был дан обед на 150 персон. Приглашены были в основном люди, которые изъявили желание стать членами екатеринославского отделения Союза. Эту организационную работу провели накануне Машевский и Халецкий.
Зная, что Союз взял под свое покровительство сам император, о чем сообщали все газеты, на обед пришли Нейдгардт и Толстиков, но они не собирались никуда входить и, поприветствовав гостя от лица города, быстро ушли. Их места рядом с Дубровиным заняли Машевский и Шкляров.
На противоположном конце стола сидел Богданович. Он тоже не собирался вступать в Союз и пришел сюда только по долгу службы, чтобы услышать из уст самого председателя, чем его организация намерена заниматься.
Раскрасневшийся от вина и теплой встречи Дубровин в самых ярких красках описал, как Николай II принимал в Царском селе их депутацию в присутствии наследника. Он сам лично преподнес им знаки членов Союза, так что и царя, и цесаревича теперь можно считать почетными членами их организации. Государь пожелал их организации расти и процветать, а на прощанье сказал: «Уповайте на Бога и надейтесь на меня».
Затем Александр Иванович стал перечислять известных людей, которые приветствовали создание Союза и выразили желание участвовать в его деятельности: великий русский святой Иоанн Кронштадтский, игумен Арсений, протоиерей Иоанн Восторгов, архимандрит Гневушев, академики Менделеев, Грот, Лихачев, Кондаков, Комаров и Соболевский, профессора Никольский, Флоринский, Стороженко, Вязигин, Забелин, Иловайский, врач Сергей Сергеевич Боткин, писатели и публицисты Нилус, Розанов, Тихомиров, князь Михаил Николаевич Волконский, художники Васнецов, Нестеров, Корин, Константин Маковский, Николай Рерих, книгоиздатель Сытин, актриса Мария Савина, создатель оркестра народных инструментов Андреев, целый ряд других крупных ученых, писателей, публицистов, государственных деятелей – министров, членов Государственного Совета и служителей церкви.
От одних только этих имен у людей кружилась голова и хотелось немедленно встать под святое Знамя Союза, а Дубровин подливал все больше и больше масла в огонь, наполняя сердца присутствующих самыми высокими помыслами.
– Наша цель, – говорил он, активно жестикулируя руками и показывая манжеты с запонками из дорогих камней, – развить национальное русское самосознание и объединить русских людей всех сословий и состояний для общей работы на благо Отечества. Россия должна быть единой и неделимой. Ее благо – в незыблемом сохранении Православия, русского неограниченного самодержавия и народности. Самодержавие создано народным разумом, благословлено Церковью и оправдано историей. Оно всегда было и будет – в единении царя со своим народом.
Дубровин остановился, победоносно оглядел всех присутствующих и поднял бокал:
– Да здравствует великая Российская империя! Да здравствует ее государь-император Николай Второй!
Оркестр грянул «Боже царя храни». Все дружно встали и прокричали три раза «ура!»
Из присутствующих мало кто читал Устав Союза, официально еще не утвержденный, но все уже знали, что его членами могли быть только природные русские вне зависимости от пола, возраста, сословий и состояния, но обязательно христиане. Остальные лица могли быть приняты в Союз по единогласному постановлению его Главного совета. Категорически был запрещен прием только евреев, даже в том случае, если они приняли православие.
Таким образом, Союз провозгласил свою главную задачу: борьбу с революционным движением и евреями, которые, по мнению многих высокопоставленных лиц, организовывали это движение и сеяли среди русского народа смуту и враждебность. Поэтому, когда Дубровин начал рассказывать о задачах Союза в отношении еврейского вопроса, в зале наступила напряженная тишина.
– Русский народ, – произнес он довольно сурово, – больше не может терпеть иудейские воззрения, направленные против царя и отечества. Мы все знаем, что листовки и разные манифесты, в которых звучат призывы организовать вооруженное восстание и свергнуть самодержавие, издают евреи. А ежедневные убийства десятков верных долгу и присяге слуг Царя и Родины? Все это тоже почти исключительно их рук дело и ведется на еврейские деньги, добытые путем грабежей. Русский народ, пользуясь своим правом хозяина земли Русской, мог бы в
