делать, если он так устроен и считает своим долгом сам отвечать за свои поступки, поэтому без всяких колебаний отверг помощь отца и теперь работает, как вол. И Володя был такой же, да и все они, Даниленко, одинаковые – твердые в решениях и целеустремленные.
Несколько минут они шли молча. Николай решил повернуть разговор в другую сторону.
– С Мишей мы давно не виделись. Хорошо бы всем собраться дома на Рождество.
– Я лично пас, у меня дежурства на все праздничные дни.
– Ты уже знаешь так далеко вперед?
– Знаю, потому что сам на них напрашиваюсь, а ты обязательно съезди в Ромны, остуди свою горячую голову.
ГЛАВА 2
– Вы к доктору? – спросила пожилая горничная в накрахмаленной наколке на голове, открывшая Николаю дверь, – Александр Львович сейчас уезжает к больному в Чечелевку.
Николай хотел уже повернуть обратно, но горничная остановила его:
– Вы по какому вопросу?
– Александр Львович просил к нему зайти. Я – Николай Ильич Даниленко.
– Подождите в приемной. Я доложу ему.
Через минуту она вернулась и повела его в кабинет Караваева.
Александр Львович крепко пожал ему руку, извинился, что вынужден срочно уехать, и попросил обязательно его дождаться: «Мне надо с вами о многом поговорить». Он спокойно, без всякой суеты вынимал из шкафа коробочки и пузырьки с лекарствами, одновременно расспрашивая сидящую тут же плачущую женщину.
– Почему вы не отвезли мужа в больницу?
– Он боится, что там его станут резать, а резанные все помирают…
Езжай, говорит, к Александру Львовичу, он поможет…
– По всем признакам у вашего мужа аппендицит или ... Пьет много?
– Раньше много, а теперь перестал, тошнит его.
– И давно...
– Недели две.
– Что же сразу ко мне не обратились?
– Думали, так пройдет.
Собрав свой докторский сундучок (у Володи был точно такой же), Караваев взял с письменного стола две папки и протянул их Николаю.
– Николай Ильич, ознакомьтесь пока с моими бумагами. Одни относятся к Народному дому, другие – к выборам в Государственную думу. Я решил в нее баллотироваться от губернии. Впрочем, почитайте и сами все поймете.
Он взял плачущую женщину под руку и, ласково утешая ее, повел к выходу.
Николай огляделся. Везде, где только было можно, лежали книги и рукописи: на письменном столе, трех журнальных столиках, кожаном диване и стульях, стоявших в ряд около стены с двумя большими окнами. Это стена была единственно свободной в комнате, все остальные занимали высокие, до самого потолка книжные шкафы и полки.
На нескольких полках стояли банки с заспиртованными лягушками и ящерицами. Они были плотно закупорены, но Николай при взгляде на них сразу почувствовал неприятный запах хлороформа.
Такие же банки он видел в одной из комнат больницы, где работал Володя, только в них плавали не лягушки и ящерицы, а та гадость, которую врачи удаляли во время операций. Володя и его друг, хирург Волков, занимались природой злокачественных опухолей мозга.
Николай пододвинул кресло к журнальному столику, раскрыл верхнюю папку. В ней лежала толстая тетрадь в клетку. На приклеенной к обложке белой бумаге значилось: «План организации Народного дома в Екатеринославе» и чуть ниже – «Для рассмотрения в Городской думе».
На двух десятках страниц Караваев обстоятельно излагал свои соображения о необходимости проводить среди населения Екатеринослава широкую просветительскую и образовательную деятельность, которая нужна не только для духовного развития людей, но и для заботы об их здоровье. Текст чередовался с таблицами. Доктор приводил в них статистические сведения о заболеваниях среди разных слоев населения (самая высокая среди рабочих и бездомных), о производственных травмах на предприятиях и детской преступности.
И снова текст, густо исписанный красивым каллиграфическим почерком Караваева. Александр Львович просил депутатов особое внимание обратить на детские учреждения. В детских приютах города царят жестокость и воровство, дети постоянно оттуда сбегают, ночуют на улицах и в подворотнях. Попадая под влияние взрослых, они уже с малых лет занимаются воровством, убийством и проституцией.
Далее следовали свежие примеры из городских и губернских газет. Явно, все эти статистические сведения имели косвенное отношение к Народному дому, но Караваев не преминул лишний раз воспользоваться
случаем, чтобы довести их до умов гласных.
В Народном доме он предлагал устроить вечерние классы для начального обучения рабочих, детский сад и детские кружки, драматический театр, музыкальный, литературный, географический и астрономический кружки, медицинские курсы для девушек и самое главное – библиотеку-читальню с постоянным лекторием для рабочих.
Насколько Николай знал, Караваев в свое время работал в Петербурге в Александро-Невском народном доме и теперь буквально загорелся открыть такой же дом в Екатеринославе. Он вообще был неутомимым генератором идей в проведении просветительской работы среди рабочих и крестьян. Возглавляя в течение длительного срока Комиссию народных чтений при Екатеринославском научном обществе, он организовывал бесплатные лекции и абонементы для рабочих, сам постоянно читал для них научно-популярные лекции по анатомии и физиологии человека, о санитарии и гигиене.
Но города ему было мало, он добился открытия библиотек-читален в соседних с Екатеринославом селах, снабдил их необходимой литературой и тоже направлял туда городских лекторов.
Еще в студенческие годы, увлекшись народничеством, он твердо верил в то, что крестьянам нужны не проповедники социализма, а учителя, медицинские работники, агрономы и прочие специалисты, так как освобождение народа от политического и экономического рабства может быть достигнуто только силами и самодеятельностью самого народа.
И здесь, в Екатеринославе, при его участии недавно был создан кружок, поставивший цель проводить везде, где только можно, либеральные идеи и помогать противоправительственным организациям. В кружок из известных Николаю людей входили профессор Терпигорев и владелец библиотеки «Свет» Соколов.
Во второй папке лежала не менее обстоятельная программа Караваева к предстоящим выборам в 1-ю Государственную Думу, в которой основное внимание он уделял земельному вопросу и положению крестьян в России и Екатеринославской губернии с приложением обобщенных статистических данных. Николай читал их с меньшим интересом, так как знал взгляды Караваева на все эти вопросы по его статьям в городских газетах и, при всем уважении к доктору, был с ним во многом не согласен.
Оставаясь на позициях социалиста-народника, Александр Львович считал, что для малоземельного и безземельного крестьянства надо образовать «общественный земельный фонд» и передавать из него землю крестьянам не в собственность, а в пределах «трудовой» или «потребительской» нормы. При этом у помещиков оставалась так называемая «трудовая норма» земли. С этих же позиций выступали и некоторые другие партии, в то время как большевики твердо настаивали на полной национализации всей земли и передаче ее в руки крестьян безвозмездно.
Караваев вернулся через три часа и очень обрадовался, когда увидел в кабинете Николая.
– Спасибо, что дождались. Мне с вами надо о многом переговорить. Но сначала давайте поужинаем.
Он позвонил в колокольчик. Вместо горничной в кабинет вошла полная, немолодая женщина, жена Караваева, и настояла, чтобы они шли ужинать в столовую.
– Он совсем не отдыхает, – пожаловалась она Николаю, когда они шли по коридору, – и мы редко видимся. Единственная возможность – пообщаться за столом.
Однако ужин прошел в полном молчании. Караваев усиленно о чем-то думал, и домашние боялись его беспокоить. Жена только старательно подкладывала ему блюда, и он все машинально съедал, глотая большие куски бифштекса и запивая их красным вином.
В кабинете он оживился и попросил жену принести коньяк. Когда она ушла, он разлил коньяк по рюмкам и с удовольствием выпил сразу две рюмки подряд.
– Николай Ильич, вы ознакомились с моими папками?
– Насчет Народного дома согласен с вами целиком и полностью и готов в этом активно помогать. Режиссера для кружка самодеятельности, а в дальнейшем, как я вижу из вашего плана, и рабочего театра, я нашел: мой хороший друг Петр Остапенко из Общества русских актеров. Он готов работать бесплатно, и даже если Народный дом не откроется, поставит со своими артистами спектакль, но, конечно, на декорации и костюмы придется доставать деньги. Что касается выборов в Думу, я вам должен прямо сказать: мы, большевики, да и почти все партии, даже Крестьянский союз, решили бойкотировать Думу, так как считаем, что от нее не будет никакого толка. С существующим избирательным правом в нее попадут люди, которые не примут ни одного документа в пользу крестьян, и вопрос о переходе земли в их собственность повиснет в воздухе.
– Это глубокая ошибка. Простой народ совершенно бесправен, любая попытка сделать для него что-то полезное требует неимоверных усилий или вообще встречается начальством в штыки. Я много раз имел из-за этого неприятности, но это не мешало мне добиваться того, в чем я твердо убежден. России нужны серьезные реформы, и я горячо верю, что Дума рано или поздно сможет провести их в жизнь.
– Неужели вы думаете, что с помощью реформ можно улучшить положение крестьян? Уже была реформа 1861 года, но с тех пор мало, что изменилось, и ваша статистика об этом прямо говорит: народ страдает от нищеты и бесправия. России нужна революция, коренная ломка всей государственной машины.
– В этом я с вами никогда не соглашусь. Революция все разрушит и приведет миллионы людей к бессмысленной гибели. Но давайте не будем дискутировать. Во-первых, я хочу, чтобы вы ознакомили с моим проектом Народного дома Совет рабочих депутатов. Может быть, он посодействуют перед городской властью в его открытии. Во-вторых, как депутат Государственной думы, если я в нее попаду, я смогу сделать много полезного для Екатеринослава и губернии. Все это изложено в моей предвыборной программе. Это вы не будете отрицать?
– Не буду.
– Тогда я вас прошу помочь мне в избирательной кампании.
– Хорошо. Я сделаю все, что от меня зависит.
Однако Караваеву не удалось осуществить свои намерения. Неожиданно он стал получать письма с серьезными угрозами в адрес его самого и всей семьи, и друзья уговорили его срочно уехать из города.
ГЛАВА 3
За текущими делами Николай забыл о Лизиной просьбе купить билет на спектакли московского театра. Она сама ему напомнила об этом, выскочив однажды в коридор и быстро зашептав: «Вы не забыли про оперу Зимина?» «Нет!» – смутился Николай и в воскресенье отправился в кассы театра, где оказалась огромная очередь. Он никогда не стал бы тратить драгоценное время на такое бессмысленное занятие, как стояние в очереди, но ему не хотелось расстраивать Лизу.
Прошло два часа, а очередь почти не продвинулась. Бегавшие то и дело к кассам стоявшие впереди него две девушки с возмущением докладывали, что много людей проходит вперед «по протекции». А потом и вовсе оглушили известием, что билеты кончаются. Николай
