протяжении всей жизни, благодаря мне же — ты сейчас здесь, а не растворился в хаосе… хоть и с завидной регулярностью пытаешься снова это сделать. Твой биологический отец умер, когда ты ещё не родился. Мать — условно жива. Её тело находится на Земле, в глубокой гибернации; разум отделён, но тоже спит. Мы нашли её, когда она пыталась покончить с собой. Убедили оставить ребенка, предложили альтернативу: разделение биологической оболочки и разума. Она согласилась, некоторое время провела в состоянии подобном твоему, но в конце-концов выбрала блаженный сон — когда убедилась, что ты вполне приспособлен к самостоятельной жизни. Ты же…
— Выбрала?! А не вы ли её заставили? Всего-то нужно — подстроить подходящее стечение обстоятельств. А для вас это не проблема, как понял. Я полжизни пытался разобраться в происходящем. А оставшуюся половину — убеждал себя в бессмысленности поисков и вообще всего, порываясь остановиться. Так с чего бы…
— Ни с чего. Ты не обязан верить. Да и вообще ничего нам не задолжал. Можешь уйти искать ответы самостоятельно. Отчасти, так даже будет лучше… для тебя.
— Не получилось взять любопытством, начинаешь непрямо угрожать?
— Конечно… — «прозрачный» выдержал паузу, — нет. Всего лишь даю тебе пищу для размышлений. Куда они заведут именно тебя — точно неизвестно. Я знаю и могу предполагать не один вариант развития, могу предсказать вероятность. Однако абсолютно точно сказать нельзя. Люди любят преувеличивать, либо преуменьшать — под влиянием эмоций, или в корыстных целях… но не я.
— Что? Неспособен к эмоциям, или к корысти?
«Прозрачный» рассмеялся. Ничуть не фальшиво, но… мороз пробежал по коже. Которой у меня уже не было, на самом деле.
— Не смешно, — буркнул я под нос.
— Это тебе только кажется, — ответил мой собеседник, затихнув, — но об этом ты знаешь. Так уж и быть, не стану больше смущать. Только дам один, бессмысленный пока что, совет: не будь слишком самоуверен. И один дельный: следи за собой.
— Спасибо, — я нарочито усмехнулся. — Так зачем ты мне обо всём рассказываешь?
— Разве не ясно? Я создаю новую ветку реальности. Подробнее не расскажу, прости уж. Рановато для твоего восприятия… и вскоре у тебя появятся неотложные дела.
— Ты опять…
Боль не позволила закончить: казалось, правую руку только что откусили; жидкий огонь начал растекаться… дрогнув, я убрал фантомные чувства и ринулся по следу, что тянулся ко мне. Вот ведь ситуация: тела нет, а чувства не то что остались — усилились. Даром, что ненастоящие… в жизни никогда таких не испытывал. Снова знакомые стены — лаборатория или что-то похожее, вариант Андрея. Мы лежим под капельницами, две тени возятся в углу — кажется, что это и не люди уже: жизни в них не намного больше, чем в наших коматозных телах. Но вот заходит третий… первые два поспешно выходят из комнаты. Глаза поблёскивают разными цветами. Он кажется знакомым. Да это же… Гумилёв! Старший. Почему я… почувствовав несколько предметов, я вгляделся: в нагрудном кармане лежала пчела, а в руке Степан зажал голубя. Почему я не могу к нему пробиться? И ко всему остальному… как отрезало. Что делает голубь? Остаётся только самому прочувствовать. Гумилёв-старший впился взглядом в меня, лежащего на кушетке. Голову сдавило; я снова увидел «пуповину», соединяющую «меня и меня» — только теперь она расщепилась почти у самого тела и свободным концом начала тянуться к Степану. Ничего лучше, как попытаться выбить предмет из рук, я не придумал — и силой ударил по кисти, о чём тут же пожалел. Это было похоже на мои прежние «разборки» с предметами… только сильнее. Меня будто вывернули наизнанку и вернули обратно — я увидел чужими глазами, и сам стал этим «другим», на мгновение. Я понял, какую силу даёт голубь — и попытался «договориться», с удивлением обнаружив, что всё получилось. Чувствуя страх и замешательство Гумилёва — я начал проламывать дорогу к его памяти… но был выброшен прочь. Непростой фрукт этот Гумилёв, ой непростой… кто знает, на что ещё он способен? Казалось, тот чувствовал моё присутствие: быстро совладав с эмоциями, он достал какой-то прибор, нажал пару клавиш — и меня парализовало на несколько мгновений. Когда я очнулся — он уже тянул шприц к капельнице. А вокруг него появилось нечто, вроде пузыря — который не получалось пробить. Я «нырнул в своё старое тело» — как обычно, не понимая толком, что делаю… мир мгновенно сузился до половины комнаты, видимой обычными глазами. К счастью, меня не пристёгивали: вскочив, перехватывая шприц — я метнулся Гумилёву за спину, подпрыгнул и всадил иглу к нему в шею, тут же вдавив поршень; он попятился назад, захрипев. Уйдя в сторону, я подтолкнул его — так, чтобы он наделал как можно меньше шума, пока падал; и, тяжело дыша, сел рядом, схватившись за голову. Состояние, что недавно казалось естественным и единственно возможным — теперь пугало. О чём только думал… «умрешь там — погибнешь и здесь» — понимал ведь, что скорее всего будет не так. Но эти вечные «а вдруг» и «как бы чего не случилось»… похоже, они засели настолько глубоко — что уже слились с подсознанием. Выгадал какое-то время… но сколько? Дни? Часы? Минуты? В таком виде мне и шагу спокойно не пройти, — я осмотрел себя, — н-да. Из одежды на мне нашлась только легкая накидка: подобие сорочки, надетой задом-наперёд; которую даже невозможно застегнуть. Я посмотрел на лежащего Гумилёва, скривился и покачал головой — его костюм точно не на меня. Даже если подвернуть рукава и штанины… я начал блуждать взглядом по столам, чтобы найти, чем бы проткнуть ремень. Послышались шаги: холодок пробежал по спине; рука будто сама нащупала старый скальпель…
— Что…
Мгновенно, едва заметив того, ко входил — я метнул древний медицинский нож… и попал в шею. Скорее затащив тело внутрь, я запер и заблокировал дверь, с отвращением начав снимать одежду с ещё живого, кажется… лаборанта. Найдя перекись водорода — обильно залил ей пятна крови… и замер. Паника с безумием достигли цели: поняв наконец, что сделал, еще не сообразив как и не вспомнив, зачем — я чуть было не вскрыл себе вены тем же скальпелем, остановив лезвие уже над самой кожей. Снова посмотрел на Гумилёва: достав фигурку пчелы из кармана, крепко сжал в кулаке. Удивительно: пчела откликнулась и приняла меня сразу же. Мысли прояснились, даже дышать стало легче. Найдя брошенного голубя, одиноко лежащего на полу — я осторожно поднял его, приготовившись в очередной раз «договариваться»… но голубь молчал — будто превратился в обычный кусок металла. Вот так номер… а ведь он мог бы очень пригодиться — для того, чтобы выбраться отсюда. Что ж… я облачился в одежду несчастного лаборанта. Впрочем… судя по тому, что я видел «оттуда» — жизнью его прежнее существование тоже можно назвать лишь с большой натяжкой. Н-да… мысленно, я врезал себе по голове, посмотревшись в зеркало. Пятна остались, хоть и заметно побледнели, расплывшись в стороны. Что ж… всё-таки это привлечет меньше внимания, нежели полное отсутствие одежды. А при плохом освещении — они вообще слаборазличимы. Забрав обе фигурки, я медленно вышел из лаборатории, по-прежнему держа в руке скальпель.
---///---
Я не чувствовал боли: свет, заполнив собой всё — начал медленно угасать, мерцая с тем же странным ритмом. Когда освещение пришло в норму, комната уже пустовала — остались только голые столы: ни того непонятного человека (а человека ли?); ни кушеток; ни какого-либо оборудования. Интересно, сколько времени прошло? Странное спокойствие… отчего-то мне стало интересно рассматривать пустые стены: казалось — я видел каждую трещинку, каждую пылинку; всякая мелочь помечалась и дополняла общую картину. Я чувствовал себя живым — одновременно понимая, что в «той жизни» никогда бы наверное не смог воспринимать мир таким. И не проходил бы сквозь стены и предметы… — я «вылетел» из комнаты, впитывая новые ощущения. Это что, новый уровень «бестелесного существования»? Если раньше окружение казалось малопонятным сном, теперь всё словно встало на место. Нет, понимания особо не прибавилось… пропало беспокойство по этому поводу. Напротив: появилась уверенность в том, что рано или поздно — я смогу узнать обо всём, что потребуется. Итак, похоже — я умер. Вернее: тело, бывшее мной — окончательно прекратило функционировать. Да, — я задумался, просматривая официальные архивы новостей, быстро найдя упоминание о своей внезапной кончине, — не чувствую… похоже, оболочку физически уничтожили. Что это за здание? Я «вылетел наружу» — и слегка оторопел, несмотря на своё новоявленное спокойствие. Лаборатория находилось на обратной стороне Луны, в глубине кратера; наружу выходила незначительная часть. Даже будь эта сторона освещена — всё равно, заметить не очень крупную постройку с таким размещением представлялось маловероятным. Неплохо устроились. Что ж… думаю, не стоит искать информацию в архивах людей. Благо, само пространство хранит память о событиях. Хоть добраться до неё пока куда сложнее. Сообщению о моей смерти — чуть больше месяца, значит… я сосредоточился, начав по крупицам собирать отголоски происходившего здесь, с запасом в полгода.
---///---
Первый и второй коридоры встретили меня чуть нервирующей, глубокой тишиной; ещё несколько — только общим запустением. Свет не включался автоматически: едва заметно — светилась сама поверхность потолка. Не сталкивался раньше с подобной системой, интересно… яркость медленно нарастала — я заметил, что прямо надо мной потолок начал светиться намного ярче. Звуки стали ближе и четче, снова накатило беспокойство — я остановился, зачем-то принюхиваясь. Запах, почти неуловимый секунду назад — резко ударил в ноздри; тело, мгновенно ставшее чужим — потянуло вниз: вяло цепляясь за обрывки мыслей — я осел, закрыв глаза. Очнулся будто от уколов: сотни тонких игл прошивали меня насквозь. Не сразу сообразил, что снова очутился вне тела — только когда перевернулся и увидел себя. Вглядываясь в лицо — никак не мог отделаться от мысли, что оно не моё. Даже вспомнив то, что иногда я действительно сам на себя не походил — в прямом смысле. Бессонные ночи порой выжимают из тебя всё — оставляя след не только внутри. Просмотр записей усилил недоумение: в них «меня» называли Андреем Матвеевичем Гумилёвым — фото однозначно давало понять, что речь идет именно о том, кто лежит сейчас без сознания; адрес медцентра добавил вопросов — получалось, что сейчас я находился на Земле. Окончательно добил факт, который я вытащил из глобальных новостей: Земля, Луна и Марс — отдельные государства, живущие в состоянии холодной войны. Стэлмены стоят особняком, но здесь они — не просто кучка сумасшедших отщепенцев, а вполне реальная сила: совершенно иные технологии, цикл жизни… и заметно изменённые потребности. Фактически — новая раса, которую «старые люди» не понимают и боятся. Далеко же меня занесло. Это уже не просто «другой вариант»… тут полноценная «альтернативная история». Когда, где… ЧТО произошло, чтобы всё повернулось так? Андрей… гм. Он и я здесь — один человек? Ощущается так. Странно. Я сын главы огромной корпорации… и я убил своего отца. Так, а почему убил?
| Помогли сайту Реклама Праздники |