в восхищении оттого, как хорошо мы выглядим. Не имеет значения, что вы едите на десерт – пирожные или яблоки. В гробу никто не выглядит здоровым и элегантным. Я знала одного старого греховодника, он был знатным человеком, его родословная нисходит по прямой линии от герцога Мантуанского, его звали Гуго де Форез. Он был изыскан, обладал тонким умом и рассудительностью, словом, обаятельный человек с вольными манерами, одевался с большой элегантностью, щеголял в дорогих костюмах, сшитых в Нью-Йорке у великого Ральфа Лорена. Как и вы он в зрелые годы сделался вегетарианцем, питался растительной пищей, он был старомоден и любил говорить: «В мое время яблоки были много крупнее, чем теперь». Гуго был одержим красотой, его дома были обставлены антикварной мебелью, на стенах висели старинные гобелены и прекрасные картины великих художников. Он не выносил банальности, грубости и уродства в искусстве, высоко ценил традиционалистов за то что их работы были выполнены с величайшим мастерством, из современных художников он боготворил только Нормана Роквелла, за то, что он умел выразить душу человека во всех жизненных положениях, за великое умение романтизировать своих моделей: Гуго неприятно поражала какая-нибудь небрежность в картине, он был знатоком живописи и восхищаясь великим произведением, говорил, что нечего удивляться тому, что картина оказалась выше его критики: его эстетический вкус протестовал против экспрессионистов, он считал их дегенератами и чтобы доказать всем, что их картины вызывают у образованных людей чувства раздражения и отвращения, он купил картину еврейского экспрессиониста из России Хаима Сутина и собирался публично сжечь ее вместе с «Обнаженной» Модильяни. Однажды он спросил меня, что я думаю о ней вообще, я сказала, что здесь нет ни мастерства, ни формы, ни света, картина примитивна и поражает пустотой содержания. От всего сердца обнял он меня и сказал, что я наделена пониманием красоты, а это единственное, что мы должны сохранить для будущих поколений. Потом добавил, что великая картина, кроме того, что она сама по себе является творением духа, еще – это обращение к нашим чувствам и чем больше правды, красоты и утонченности, тем сильнее впечатление. В 2018 году картина Модильяни была выставлена на торгах Sothebys в Нью-Йорке. Гуго знал, что прежний владелец картины купил ее на аукционе в 2003 году за 27 миллионов долларов и рассчитывал приобрести картину за 50-60 миллионов. Он готов был разорить себя ради того, чтобы бросить вызов алчности спесивых галерейщиков и торжеству дурного вкуса, однако денег не хватало, тогда он продал свой замок в Монсе, когда-то принадлежавший принцессе Лотарингской. Но стартовая цена «Обнаженной» составила 150 миллионов долларов. У Гуго не было такой суммы и картину он не купил. В самом деле, я не стала бы любить его больше, если бы ему удалось сжечь Модильяни, но я бы гордилась дружбой с человеком, который готов был потратить 50 миллионов, чтобы доказать свою правоту. Завтра, когда вы пойдете в Массену, вы увидите на дороге весьма неприметный камень, на нем выбита королевская лилия. Под этим камнем покоится прах Гуго. Большая часть его была рассеяна по французской земле. За день до смерти Гуго почувствовал такой упадок сил, что не мог встать с постели. Это было в августе, он смотрел из окна на крестьян, которые косили сено, видел крыши ближайших соседей и слушал Генделя. Ночью он позвонил мне, мы говорили немного и все о чем-то второстепенном, спрашивал, как я себя чувствую, какая погода и все такое, что обычно говорят ради продолжения разговора. Я помню какого труда мне стоило сдерживать свои слезы, ведь я поняла, что он умирает. В тот момент я почувствовала, как сильно люблю Гуго. Я пожелала ему здоровья, а он сказал, что живет слишком долго и напомнил мне, что ему 91 год и прибавил, что в таком возрасте человек дает лишнее свидетельство своей никчемности, в результате, он годен только на то, чтобы удобрить землю. Мне тогда было шестьдесят три, и он сказал, что я ужасно молода. Через три часа он умер и вот при каких обстоятельствах. Такие вещи, как страх или отчаяние были ему незнакомы, он понимал, что до утра не доживет и попросил своего управителя принести мешок овса. Когда мешок принесли, он сказал: «Ну, что ж, я прошел свой жизненный путь. Знайте, что я хочу как можно скорее отправиться на небеса. Я немного устал, дайте мне отдохнуть. Если смерть придет переодетая шутом, прогоните ее и скажите, пусть явится в своем естественном виде в потребное ей время – я умираю и сумасбродства не увлекают меня». При этом он зачерпнул двумя руками горсть овсяных зерен и высыпал их на свою голову. Вот что значит обладать умом и вкусом! В четыре двадцать семь утра он устремил гаснущий взор на управляющего и испустил последнее дыхание. Никто лучше его не понимал истинный дух красоты. Вы выразили удивление по поводу того, что я отбросила все удобства и живу здесь, не думая совсем, о внешнем мире, что мне до него! Лорд Байрон сказал, что если уж бесцельно растрачивать жизнь, то лучше делать это в одиночестве. От себя добавлю и в подходящем месте. Я бываю в городе только для того, чтобы сделать покупки. Здесь меня окружают живописные горы: чистый воздух, покой, красивые виды, словом, все, что составляет прелесть девственной природы, стало неотъемлемой частью меня. Во всем этом я черпаю силу. Я вижу, как текут реки, как меняются сезоны, я люблю то, что меня окружает, понимаю, что там есть другой мир, но мой – лучшая часть его. Это всего лишь один из способов прожить свою жизнь. Что до людей, они не дают о себе забыть – неотесанные, жадные, упрямые, похотливые они везут с собой свою грязь куда бы, не приехали. Даже сюда. Летом у меня отдыхают немцы, англичане, австрийцы - я терпеть не могу их, а еще меньше – русских туристов. Я заранее обусловила себе право не принимать у себя русских. Они воруют все, что могут унести. Словом, у меня бывают довольно-таки часто гости. Когда-то, не буду уточнять, сколько лет назад, скажу лишь достаточно давно, в годы своей безмятежной юности я, как и вы, сейчас, была гостьей в этом доме и представьте, сидела на вашем месте, в этом самом кресле. Вот так-то. У каждого из нас есть воспоминания, они как неизданные письма, прочесть которые можно, лишь углубившись мыслью в свое прошлое, и чем старше мы становимся, тем длиннее наша история. В конце концов, моя, смею думать, не хуже любой другой. Хотите услышать мою историю?
Это предложение было для меня полной неожиданностью. Редклиф стала более разговорчивой, чем до этого – к тому же, мне показалось, что мы с ней теперь добрые друзья. Что было хорошо для меня, впрочем, и для нее не плохо. Однако я по-прежнему не знал, как мне вести себя с ней. Я, полагал, что беседа большей частью будет односторонней, поэтому, разумеется, выразил желание услышать ее историю и Редклиф, выдержав паузу, продолжила говорить. Представьте себе, она была настолько сосредоточена на себе, что сидела с застывшим взглядом. Казалось, она отдалилась от всего земного, а я, учитывая, где я и что со мной – от грубой реальности.
— Это фамильный дом Редклифов, они построили его в 1864 году. Некоторые люди предпочитают старомодные дома современным виллам, я в их числе. Мне дом достался от мужа. Его фамилия была Редклиф, а моя Гартман. У меня двойное имя Анна Йента. Мой муж уже давно в царстве небесном…
Мне показалось, при этих словах в глазах ее померк свет. Она вздохнула. Я же удивился тому, что этот дом достался ей от мужа, так как, глядя на эту женщину, невольно вообразил, что она происходит из старинного дворянского рода, теперь обедневшего и угасшего.
- Еврейская скупость притязает на разумность и, хотя стяжательство распространяется на всю расу, мне сильно сдается, что евреи могут вменять себе в заслугу знание ремесла и торговли. Данте встретил ростовщиков на границе седьмого круга, с висящими на их шеях кошельками. Это отражено в его «Божественной комедии». Данте имел несомненное право на выдумку. Дом построен в стиле Тюдор, прадедом мужа, общий вид тогда был другой: полукруглая арка, кирпичные дымоходы и геральдическая эмблема, не сохранились. В начале двадцатого века дом перестроили, он перестал быть ассиметричным и готическим. Слева была галерея с большими прямоугольными окнами, тогдашний владелец добавил второй этаж. От прежнего дома остались высокие крыши и эркер на фасаде. Я не могу дать более обстоятельное описание этого превосходного дома, так ничего не смыслю в архитектуре. У меня растет одно дерево, это бук, в его густой тени я отдыхаю летом. Его посадил мой муж в годовщину нашей свадьбы. При жизни он был ангелом во плоти, отличался удивительным добродушием. Он внушал мне уважение к своей доброте, в его манере говорить было что-то детское и притягательное, - продолжила Редклиф немного грустно. – Он умер цветущим юношей. У него была матовая, нежная кожа, без малейшего изъяна, но в минуту слабости он бледнел, лицо его становилось бескровным и белым, как мел. Он ничего не говорил о состоянии своего здоровья в начале моего знакомства с ним, потому как сам не знал, что смертельно болен. И я тем более уверена в том, что он перевоплотился в ангела. Верю, что, войдя в небесное царство, он сразу же стал самым красивым ангелом. Неужели он покинул меня ради такого дела? Но в моих воспоминаниях он предстает в своем обычном виде…, ах, я бы отдала все сокровища мира ради возможности посидеть за столом с ним в этот вечер. Вот я думаю, как ему там, на небесах? Кто знает, есть ли в той жизни зеленые поля, животные, растет ли по стенам плющ? Какой она вам представляется?
- Первое, что приходит в голову, — это светлый покой, благоухающие сады, жизнь полная духовных сил... Но говорить о позолоченных дворцах мне не хочется. Меня волнует больше земная жизнь, а не та потусторонняя, которая воспоследует за этой. Я хронический больной, болезнь умеряет мое пристрастие к радостям жизни, но я отчаянно хочу жить. Кто я? Смирившийся? Нет, скорее отчаявшийся. Нет никакой надежды, но я хотел бы присоединиться к числу тех, кто надеется найти на дне мрачной бездны обещание грядущего воскресения.
- Недостаток знаний о тайне смерти и загробном мире легко восполнить воображением. А о чем, собственно, я говорила?
- О доме в связи со смертью мужа - напомнил я. Я уже понемногу успокоился и стал слушать, что рассказывала старуха. К тому же, я ждал ее рассказ с нетерпением. Мне хотелось знать, кто она, что у нее в прошлом. – Между нами говоря, смелость ваших суждений удивляет меня.
- Ну да. Вы должны меня понять: я ко всему отношусь философски. Итак. С его смертью жизнь для меня потеряла прелесть. Я любила его всем сердцем. Обычно вечером я читаю молитву, потом ложусь спать и почти всегда думаю о нем. У нас была семья, о которой можно только мечтать. Вспоминаю его гладкую и свежую кожу и блестящие глаза, тонкое тело, он был легкий, как мотылек, он был Девой по знаку, весь такой утонченный, беспечный, все в нем говорило об этом. Видели бы вы его руки, плечи. Отсюда его увлеченность, аккуратность и характерные особенности этого знака. Притягательная сила его личности была в трогательной безучастности. Он
