отношений…
Да, раскроет во всех деталях. Это будет сенсация. Взрыв, который сбросит Президента с Олимпа.
Если ОН не позвонит.
И пусть поторопится.
На завтра Актриса назначила пресс-конференцию.
Завтра она должна быть в полном порядке. Выглядеть ослепительно, разговаривать внятно, не заикаясь, не сбиваясь. Иначе не поверят. Подумают «Бред больного ума» и увезут в психушку прямо перед камерами журналистов.
Надо привести себя в порядок.
Актриса открыла глаза. Пошевелилась. Прислушалась к происходившему в голове и теле. Поморщилась – происходившее не понравилось. В голове колокольный звон, в теле такая слабость, что сил нет подняться, не говоря уже надеть завтра туфли на каблуках. Туфли на каблуках – обязательная вещь, без них как вообще без обуви.
Надо подняться, пройтись, освежиться…
Поднялась. Зашаталась. Ощутила озноб – в тридцатиградусную калифорнийскую жару. Кружило и тошнило…
От чего?
От жизни.
Или от голода?
Она не ела... Как давно? Не припомнить. На столе засохшие корки от грейпфрута – она ела его, чтобы похудеть. Последние дни сидела на таблетках. Запивала вином. Ничего не помогало от боли и бессонницы. Вот и сейчас - в тело будто иголки вонзились, в висках будто дрель дребезжит. Или это в стене? Кто-то пытается пробурить дырку, чтобы наблюдать за Актрисой? Клан, ФБР или мафия?
А не много ли она на себя взяла, задумав угрожать самой влиятельной семье страны? Вчера ее пригласили на роскошную виллу мафиозо Сэма Джанканы на озере Тахо и предупредили-приказали «молчать!».
«Это опасно», - сказал добрый друг Фрэнк. Он, как никто другой, был в курсе методов мафии по расправе с врагами.
Глупости. Никто не посмеет причинить вред ей – любимице миллионов, самой очаровательной женщине Америки.
Надо бы на всякий случай позвонить в полицию...
А что она им скажет? На кого пожалуется?
На Президента, на его брата?
И в чем их вина?
В том, что говорили о любви – и не любили, обещали жениться – и не выполнили.
Любовь не в компетенции полиции.
Но кому-то все же надо позвонить. Поговорить. Пожаловаться. Поделиться, иначе голова взорвется, как бомба. Смешной был бы некролог в газете: «У секс-бомбы взорвалась голова».
Не смешно.
Надо позвонить психологу. Телефон в коридоре. Надо выйти в коридор.
Актриса сделала два шага и зашаталась.
Странное состояние. Ноги-руки едва слушаются. Голова тяжелая и падает то вперед, то назад. Перед глазами разноцветные круги. Прикрыла веки: круги не исчезли, но превратились в причудливых, крылатых монстров – таких рисуют в комиксах про ночные кошмары. Ее жизнь превратилась в кошмар…
В виски бьется кровь - с таким грохотом, что кажется, должны слышать соседи. Пойти позвать на помощь? Ноги дрожат так, что боится – не дойдет. К тому же она голая...
К кому обратиться за помощью?
Позвать домработницу Юнис? Она добрая, но глупая. Не поймет…
Позвонить Джо? Он бы понял, примчался бы… Но Актрисе нужен не Джо, а Джон.
Позвонить Поле? Неудобно в нерабочее время беспокоить ее по личным вопросам. Она не обязана…
Сейчас вечер субботы. Каждый занят своими делами, своими удовольствиями, своими близкими и друзьями. Кто захочет выслушивать жалобы чужого человека? Да и чем они могут помочь?
Разве есть лекарство от одиночества...
Господи, что за чепуха! Какое одиночество? Она кумир толпы. Окружена обожателями, которые только ждут возможности поцеловать след от ее туфель. Когда она приезжала в лагерь американских солдат, они устроили овацию, которая заглушила рев самолетов, от трапа несли ее на руках, завалили цветами. И каждый, буквально каждый желал ее как женщину... Или она желала... Или она ошиблась...
Темнота…
Актриса снова упала на кровать. Лежала, не шевелясь, вглядывалась в темнеющий потолок. Боялась закрыть глаза и провалиться – в сон, как в пропасть, из которой не выбраться…
То ли таблетки подействовали, то ли сумерки - кружение в голове уменьшилось, звон в ушах затих. Актриса услышала тишину в комнате и почему-то испугалась. Затишье перед бурей? Что-то страшное должно произойти. Темнота сгущается, а в темноте оживают чудовища, подкрадываются незаметно…
Тишина убийственна. Включить радио?
Нет.
Слушать музыку нет настроения. Слушать голоса нет смысла: они механические, искаженные расстояниями и помехами, они далекие и чужие. Они записаны заранее на магнитофон. Человек, может, уже умер, а голос его доносится из радио, как свет умершей звезды все еще доносится до Земли.
Хочется услышать кого-то живого, близкого. Хотя бы в телефонной трубке.
Доктор Гринсон? Он успокаивает одним лишь звучанием своего низкого, с ласковыми интонациями голоса - как у покойного друга Кларка. Если он скажет, что все будет хорошо, то так и будет…
Да.
Телефон в коридоре. Надо собрать силы, встать. Медленно. Актриса приподнялась, опустила ноги на пол, поднялась. Качнулась. Оперлась рукой о стену. Отправилась к двери. По пути зажгла настольную лампу, как надежду. Вышла в коридор. Над столиком с телефоном висело зеркало. Оттуда на Актрису глядела старуха с растрепанными волосами, синяками под глазами и ямами вместо щек.
Нет!
Этого не может быть. Это не она. Это шутки сумерек. В тридцать шесть не выглядят на сто. Актриса подняла руку, собираясь ударить старуху, чтобы та испугалась и исчезла. Но та не испугалась, а погрозила в ответ кулаком.
Актриса схватила телефон и побежала обратно в спальню. Упала животом на кровать, зарылась лицом в подушку, как страус в песок. В мозгах кружение мыслей, в глазах - кружение монстров.
Поймать монстра… то есть мысль…
Что-то она хотела сделать…
Ах, да.
Позвонить.
Сняла трубку, набрала номер.
Долго не отвечали. Наконец – щелчок и одно лишь слово:
- Алло.
- Алло… Доктор Гринсон?.. Это я… - с трудом проговорила Актриса. Язык еле двигался, будто ему тесно было во рту.
- Слушаю. – В голосе доктора звучало слишком явное недовольство.
Гринсон сидел в саду в компании друзей-врачей. Только что выпили по второй бутылке пива и приступили к сосискам, поджаренным на барбекью. От одного запаха рот наполнялся слюной, оживали вкусовые рецепторы… А тут звонок от пациентки, у которой все есть, но ей всего этого мало, от того она сходит с ума. В самом деле больная. Но платит хорошо, потому он ее и «лечит». И выслушивает жалобы. Всегда одни и те же.
- М-не пл-охо...
«Опять напилась», - подумал Гринсон и глотнул из бутылки.
- Дорогая, в чем дело? Что опять приключилось? Переела мороженого? Прочитала критику в газете? Я же говорил – не читай.
- М-не пло-хо... Я хо-тела...
Он не дослушал.
- Выпей две таблетки и ложись в кровать. Только запивай водой, а не виски. Увидишь, тебе скоро полегчает.
- По-жа-луйста, не кла-дите тру-бку... Я хо-тела по-го-во-рить...
Но прежде, чем она закончила фразу, услышала короткие гудки. Первый порыв – бросить трубку или лучше разбить вдребезги. Порыв сдержала. Телефон ломать нельзя. Она ждет звонка. Очень важного звонка. Может быть судьбоносного…
Судьбоносный… Так она думала про каждого своего любовника. Сколько их было? Не припомнить. Старые и молодые, красивые и не очень, влиятельные и обычные, талантливые, богатые, знаменитые…
Любили они ее?
Нет, пользовались.
Любила она их?
Нет, использовала.
Вот и сейчас. Если честно признаться, она и Президента с его братом хочет использовать для своих целей.
В мире, где каждый использует каждого, нет места для любви.
А Джо?
Только он ее по-настоящему любил. Если Актриса умрет, он единственный придет на ее похороны…
Печально, что она его не любит.
Что он может дать ей, чего у нее еще нет?
А Джон может. Или Роберт. Бобби, как его называют домашние…
Резкий звук разрезал тишину. Актриса вздрогнула.
Звонок!
Тот, который она ждала.
Сердце подпрыгнуло. Губы улыбнулись. Страхи, сомнения улетели на крыльях монстров.
Звонок будто сигнал в театре к началу действия, приказ - привести себя в порядок! Сейчас раскроется занавес, и она предстанет перед зрителями. На той стороне провода никто не мог ее видеть, но неважно. В Актрисе проснулась артистка. Привычными движениями взбила волосы, лизнула палец и пригладила брови, похлопала по щекам, чтобы придать румянец и вообще взбодриться. Пропустила еще пару гудков: она ждала – пусть и ее подождут.
Подняла трубку, проговорила с легким недовольством, будто ее оторвали от чего-то важного:
- Алло.
- Это Бобби.
- Привет, Бобби.
- Ты дома?
- Да.
- Никуда не уходи. Я сейчас приеду. Как себя чувствуешь?
- Отлично!
- Рад слышать. Дорогая, ни о чем не беспокойся. Все будет хорошо. Обещаю. Слышишь? Я люблю тебя. Веришь мне?
- Верю.
Конечно, верит. А что ей остается?
Актриса положила трубку, легла на спину, устремила взгляд в потолок. Разноцветные круги в глазах превратились в радужные мечты… Она добилась своего. Она победила Клан. Она войдет в него полноправным членом, а не собачкой, которую каждый может пнуть. Бобби приедет и всё решит. Он обещал. В отличие от президента он всегда выполняет свои обещания…
***
Юнис проснулась от приглушенных шагов и мужских голосов. Не обратила внимания – у хозяйки часто бывали гости. Но так поздно?
Ну и что? Нарушение правил морали?
Юнис это не касается. Она домработница, а не пастор католической церкви. Она не собирается вмешиваться в хозяйские дела. Она счастлива работать у голливудской знаменитости и в самом начале дала обещание не обсуждать ее личную жизнь с друзьями или, тем паче, с газетами. Она делает свою работу и держится в тени. Потому ее ценят. И хорошо платят, а к Рождеству еще и подарки дарят.
Юнис повернулась на другой бок и снова заснула.
Посреди ночи опять проснулась. Не от внешнего шума, но от тревоги внутри себя. Что-то ее насторожило. Что-то необычное происходило. Или ей приснилось? Прислушалась – тишина. Встала, осторожно прошла к спальне хозяйки. Заметила свет из-под двери. Глубокая ночь, а та еще не спит? Она часто страдала бессонницей, но перед рассветом всегда засыпала, предварительно выключив свет.
Юнис насторожилась. Она была полная, от того неторопливая - в движениях рук и, особенно, мозгов. Думать не любила, любила наводить чистоту. Поначалу решила – ничего особенного не происходит. Возможно, у хозяйки поздний гость, или она читает сценарий, или листает журнал мод. Да мало ли чем можно заниматься…
…посреди ночи?
Что-то тревожно. Постучать? Если уж хозяйка не спит, Юнис ее не
