Невыдуманная история. Лирическая повесть

Мальцева в штаб авиационного полка, на аналитическую работу, где он и прослужил до конца марта 1986 года включительно.
В начале апреля положенный срок службы закончился, и его, уже в чине майора, демобилизовали и отправили опять в запас. Больше года в Афганистане никто не служил, плановой ротации подвергались все - боевые солдаты-срочники, кадровые офицеры и генералы; как и их многочисленная обслуга - вольнонаёмные контрактники-тыловики, сверхсрочники или же призванные из запаса люди…

4

В Москву опалённый войной и жарким афганским солнцем Мальцев вернулся во второй половине апреля, когда супруги его боевитой и духовитой, обещавшей его в порошок стереть, засадить за решётку за аморалку и отправить на Колыму, уже и след простыл, уже даже и помнить про неё забыли. И неожиданностью для него это не стало, нет. Ибо ещё год назад, в конце мая 1985-го, когда перепугавшийся насмерть Андрей уже полтора месяца как находился в Афганистане, он неожиданно получил от Лильки ценную бандероль. И в ней, помимо дорогих сигарет, банок с кофе, чая и шоколада, лежали ещё и пару вчетверо сложенных листов белой лощёной бумаги, на одном из которых было письмо от неё, написанное ровным аккуратным почерком.
«Добрый день, дорогой мой муж Андрей, сбежавший от своей любимой жены так скоро и неожиданно! - с издёвкой писала Розовская. - Ты напрасно спрятался от меня, любимый, да так далеко ещё, да в таком смертельно-опасном месте, на ужасной войне, - что мне тебя, трусишку нестойкого, право слово, жалко. Особенно жалко горемычных родственников твоих, к которым я заезжала на днях, чтобы узнать твой адрес. Они места себе не находят, бедные, знай и помни об этом, ежевечерне слёзы на кухне льют - мечтают увидеть тебя здоровым, целым и невредимым. Так что береги себя, родной, не доводи до беды и горя бабушку, папу и маму.
Но я о другом хочу сообщить: о состоянии и самочувствии домочадцев ты и без меня, надеюсь, в основном всё знаешь, получая от них регулярные письма в конвертах. Я же хочу написать о себе, сообщить очень важную для меня новость: я скоро выхожу замуж за любимого человека. Поздравь меня мысленно и порадуйся за жену, Андрюш, не будь бякой и букой. Жениха моего зовут Марком. Он - известный театральный режиссёр и удивительный, добрейшей души человек: ты его, мельком, правда, но видел однажды, когда меня с ним застукал и убежал, расстроенный, дверью хлопнув. Я очень его люблю, поверь, безумно, безмерно, до одури и помешательства! Хотя он и старый уже вроде бы, по возрасту - мой папа. Но зато страшно талантливый, страшно! И очень сильно любит меня, заботится как о маленькой, хвостом за мной целый день ходит и ходит, как котик мартовский, когда бывает дома, целует меня без конца, с головы и до пят облизывает, что и мыться после него не надо, в ванную заходить. Мне это так нравится, знаешь, - снова маленькой девочкой себя ощущать. Не думала никогда, не подозревала даже, что для женщины это высший кайф - через замужество возвратиться в детство. С тобой, дорогой, у меня подобного чувства не возникало ни разу. Прости! Но это не твоя вина, не думай и не злись - не надо, не порть себе настроение и боевой дух! Мы просто с тобою разные люди, на генетическом уровне разные. Сиречь не созданы друг для друга, не рождены, увы, - звёзды тому виною, небо.
Меня куда-то не туда занесло, в какие-то метафизические дебри. Прости ещё раз за это моё философское отступление! - волнуюсь очень, вот  что ни попадя и плету. Ну а теперь спускаюсь на землю и сообщаю тебе, дорогой, или же повторяю, точнее, что мы с Марком решили пожениться. Да, так уж вышло, родной, - не обижайся и не ревнуй. Пожалуйста! Пойми всё правильно и по-мужски, что это - жизнь! в ужасных и, одновременно, счастливых своих проявлениях, где свадьбы чередуются с разводами - и наоборот.
Вот и с тобой я должна развестись - так вышло, Андрюш, так Господу Богу угодно! - а с Марком - соединиться. Но сделать нам это надо (я о женитьбе) как можно скорей: Марку предложили выгодный контракт во Франции, и он намеревается туда ехать, естественно, оформляет загранпаспорта и визы, вещи собирает и упаковывает, картины и книги. Разумеется, что я хочу поехать туда вместе с ним - и непременно в качестве законной супруги, а не сожительницы. Поэтому ты должен немедленно дать мне развод, Андрей, не мешать нашему с Марком счастью, не вредничать, не доводить дело до скандала и до суда. Не надо, пожалуйста! Умоляю! Это будет так утомительно и противно с любой стороны, так мелко, низко и унизительно одновременно! - что не хочется даже о том говорить, пачкать грязью бумагу. Пойми, дорогой, если только захочешь понять, если найдёшь для этого мужество, силы, что наш скороспелый брак с тобой был ошибкой, недоразумением, бредом даже! Ибо мы чужие, разные и абсолютно далёкие люди - во всём (опять скатываюсь на метафизику, на Божий Промысел, будь он неладен). Я и сама это только теперь поняла, когда по-настоящему близкого и любимого человека встретила, единоверца-единомышленника к тому же, без которого жить не смогу, без которого умру, наверное...
Андрей, дорогой. Теперь о главном. Вместе с письмом я кладу в бандероль казённую бумагу от нотариуса, которую ты должен быстренько подписать и сразу же переслать мне назад заказным письмом, чтобы бумага с твоим согласием на расторжение брака дошла обязательно и как можно скорей. Надеюсь, ты исполнишь мою последнюю к тебе просьбу без промедления и капризов, в память о нашей прежней любви. А ещё помни, что ты офицер, Андрюш, офицер боевой, к тому же, - не канцелярская крыса, не интендант, не сволота в кителе офицера. И такие понятия, как гражданский долг, офицерская совесть и честь для тебя просто обязаны быть непреложны и святы.
Ну, вот и всё, кажется! Всё, что хотела сказать, - сказала: не перепутала и не упустила. Целую тебя крепко-крепко и жду от тебя письма! Не затягивай с ответом, Андрюш, прошу, умоляю тебя! Пойми, что для меня это очень и очень важно: вся моя судьба от тебя и твоего ответа теперь зависит!
Ладно, хватит. Не буду больше тебя отвлекать и повторяться об одном и том же. Служи достойно и береги себя, лишь скажу ещё раз. Дуриком не подставляйся под пули и под снаряды. Твоя Лиля Р.»…

А на другом листе, фирменном гербовом бланке, было на машинке напечатано заявление в одну из нотариальных контор города Москвы, в котором Мальцев и Розовская просили нотариуса, некую Морозову Ю.Е., расторгнуть их брак по обоюдному согласию и без взаимных претензий. Лилькина подпись там уже стояла. Стояло и число.
Быстро пробежав обе бумаги глазами, побледневший Андрей скривился ревниво и грозно, досадливо тряхнул головой, с себя оцепенение сбрасывая; потом носом обиженно хмыкнул, воздух из груди выдохнул с шумом и злостью великой, задумался, вдаль глаза устремил, желваками угрожающе при этом играя - и одновременно дивясь проворности и оперативности бедовой супруги своей, её фантастическому умению-хватке околдовывать и порабощать мужиков, менять их с лёгкостью, как носовые платки, большие дела как семечки в жерновах проворачивать… Он постоял в растерянной задумчивости с минуту, нервно сигарету выкурил до самого фильтра… и потом склонился и подписал, испытывая лёгкую дрожь в руках и душе, что всегда предшествует расставанию…

На следующий день, не мешкая и не меняя планов, даже и не пытаясь напоследок нагадить жене в память о недавнем нелицеприятном прошлом, когда сломя голову от неё убегал, боясь возмездия за строптивость, скандала, суда и позора, он пошёл и отправил бумагу с разводом заказным конвертом обратно в столицу. Он даже не стал передоверять это плёвое дело солдатам, которые могли бы письмо и потерять: случалось у них и такое частенько из-за регулярных попоек. Зная это, он не поленился, сходил на почту и лично отправил пакет. И пакет скорёхонько и прилетел в Москву дня через три авиасообщением.
Получив желанный развод, его обрадованная супруга вторично выскочила замуж, теперь уже за модного, раскрученного и денежного режиссёра Марка Евсеевича Гурвица, и через неделю укатила с ним в Париж на постоянное место жительства. Через восемь месяцев она родила там ребёнка, дочку Аду. И по рассказам её столичных друзей была очень горда и счастлива в новом браке, работала в театре мужа директором и продюсером, купалась в славе, золоте и шоколаде, была у тамошних критиков в почёте и на виду…

5

Когда вернувшемуся с войны Мальцеву всё это рассказывали по секрету их общие друзья и знакомые весной и летом 1986 года, - он слушал те их байки “подчёркнуто-доброжелательные” с неизменной досадой и грустью в душе, хотя свою грусть и скрывал, пытался скрыть за равнодушной маской прошедшего суровую афганскую школу воина-интернационалиста. А потом и вовсе старался их избегать, разговоры дружеские, или, при необходимости, затыкать рассказчикам-доброхотам рот грубым окриком: «хватит, хватит вам эту слащавую тему мусолить, она не интересна мне», - чтобы не бередить, не рвать душу ревностью. Ведь Лильку он по-прежнему продолжал любить - и не желал ей зла, которое неизбежно рождали в душе досужие сплетни и пересуды. Как ни крути и ни хай, и сам себя ни обманывай и ни кривляйся, - но она была его первой по сути женщиной, кто сделала его мужиком; и, одновременно, властелином сердца и бурных ночных утех - пусть и на очень короткое время, до обидного короткое.
Зато за полгода их совместной супружеской жизни она одарила Андрея таким количеством острейших чувственных наслаждений, эротических выбросов и страстей, самых умопомрачительных и нереальных, - которых после неё ему уже не дарил никто! Даже и близко! С другими женщинами его интимная сфера была гораздо скромнее и уже, увы, скучнее, преснее, беднее и однообразнее.
Розовская же в любви была настоящий уникум, феномен, неутомимая и неуёмная фантазёрка-искусница. А ещё - бурлящий похотью и страстями вулкан, без-перебойная и хорошо-отлаженная секс-машина, никогда не знавшая запретов, усталости, неудобств, стыда и границ, в постели выжимавшая и выматывавшая его максимально - как только работа в шахте.
И поэтому только она одна регулярно снилась ему в эротических снах в Афгане, продолжая и там до одури целоваться и миловаться с ним, “трахаться” до упаду.
“Оголодавшему” на войне, до ужаса одичавшему и озверевшему в отсутствие женской любви и ласки, ему нестерпимо хотелось дома её назад возвернуть, отогреть рядом с ней зачерствевшие после всего пережитого сердце своё и душу…

6

Приехав домой после службы, Андрей на прежнюю научно-исследовательскую работу в свой бывший отдел возвращаться не захотел - решил отдохнуть до Нового года, выспаться на родительской мягкой постели, сил и здоровья набраться, отпуск дембельско-фронтовой отгулять, ему положенный и заслуженный. Да и менять боевых кабульских друзей на “сопливых” приятелей институтских, изнеженных, избалованных и хитро-мудрых, этаких рафинированных хомячков, «жуков и крыс тыловых», как воины-афганцы их меж собой называли, было крайне-тяжело ему, психологически - в первую очередь. Повоевавшему и смерти в глаза заглянувшему, отправлявшему на Родину цинковые гробы в немалом количестве со стаканами водки на крышках - “груз 200” так называемый, - ему,