Невыдуманная история. Лирическая повесть

москвичей, запихнуть в дешёвую коммуналку!... А она захочет, всенепременно захочет! - и к гадалке не надо ходить: у неё же это на морде её хитрющей написано! Привезёт сюда из Одессы весь свой кагал в виде многочисленных родственников, когда ребёнка, к примеру, родит и получит все карты на руки, все права! - и что тогда делать прикажешь с ними со всеми, внучок, куда деваться?! Да с ними потом ни один суд не справится и ни один прокурор! - поверь бабке! Им тогда уже и ты сам-то даром не нужен будешь, простодыра и ротозей, лопух великовозрастный, мямля, - не говоря про нас, грешных. Она себе, прописавшись, кого получше тогда найдёт: познатнее и побогаче нас, и из своей непременно среды, из иудейской. Знаю я этих евреев, понагляделась на них за целую жизнь, понахлебалась горюшка. Им только палец свой в рот положи - так они тебе всю руку оттяпают по самые пятки, и не подавятся. Одно слово - хищники!...
- Я эту квартиру своим горбом заработала, когда на оборонном заводе ишачила всю войну, ковала вместе со всеми победу, а потом ещё и восстанавливала разрушенную страну, спала по три часа в сутки годами целыми, жила впроголодь; как радовалась, помнится, когда получила её от нашего государства, берегла её как могла, обставляла и ремонтировала, чтобы вам передать по наследству, - закончила бабушка свой монолог. - А теперь значит ей, этой задрыге одесской, хапучей, должна её за так отдавать, за её плутовские глазки!? Да не бывать этому никогда! Через мой труп только! Запомните это все - я своё последнее слово сказала, и больше повторять не стану, здоровье на эту тварь тратить…

Странное дело - но даже и неизменно спокойный и рассудительный отец выразил на сей раз решительное несогласие, когда они с сыном на балкон покурить вдвоём вышли, чего уже месяц не делали, не курили и не беседовали по душам.
- А если она и вправду квартирку нашу захочет прибрать к рукам, сынок, прописавшись сюда? Что тогда? - резонно высказал он возникшее у него сомнение. - Прописать-то человека легко, Андрюш, сам понимаешь. Написал заявление, в паспортный стол отнёс - и там бабы быстро пропишут. За этим дело не станет. Выписать потом будет сложно: она уже станет хозяйкой, членом нашей дружной семьи. Как её потом выпишешь-то, подумай, без её согласия?... Люди вон годами по судам бегают, из-за жилплощади судятся и ругаются, врагами становятся на всю жизнь лютыми и непримиримыми. До смертоубийства дело доходит, тюрьмы и сумы! Вон какие страсти кипят, подумай. А где гарантия, что эта Лиля твоя разлюбезная не такая, что честная и порядочная, как говорит, как тебе по ночам нашёптывает? Ты лично можешь за неё поручиться, лишь месяц с нею всего прожив, даже и родителей её ещё не увидев?... Стелют-то они все хорошо, все мягко, Андрюш. Да только вот спать потом жёстко бывает. Вообще тогда, если что дурное случится, нам не захочется спать. И не захочется, и не получится - негде будет.
- Да на хрена ей наша старая двушка сдалась, отец, скажи, если она себе кооператив быстро купит? - попробовал было Андрей защитить жену и заодно родителей успокоить. - Купит, переедет туда, там пропишется - и забудет про нас про всех. Денег у них, как я понимаю, много. Чего им с нас, нищих, брать-то?
- Хорошо, если так, как ты говоришь, хорошо, - согласно закивал головою старший Мальцев, но тут же и опроверг сам себя, внёс в душу сына сумятицу. - Ну а если вдруг не захочет выписываться после покупки кооператива, если худшее предположить? а захочет если здесь с нами продолжать жить под одной крышей? Мы её силой отсюда выгнать уже не сможем: это абсолютно точно. Тем более, когда она забеременеет и ребёночка родит, допустим, молодой мамой станет, на страже которой будет Закон. Ты об этом подумал, сынок, такой вариант рассматривал? Родит - и сразу же начнёт права качать, норов и спесь показывать: будет хозяйкою тут и там, иметь в Москве аж две квартиры. Поди плохо, да! Ну, согласись, Андрей, сделай милость! Согласись, что от лишнего добра ещё никто и никогда не отказывался: таких дураков нет. Тем паче, никто не отказывался от двух-комнатной квартиры в центре столицы… А мы с мамой и бабушкой твоей останемся на бобах - вообще тогда останемся без квартиры. После того, я имею в виду, как она нас отсюда выживать примется. Зачем мы ей сдались, чужие старые люди, подумай?... И куда нам тогда прикажешь деваться? где старость свою встречать, коротать? В коммуналке, да? Прописавшись, она, Лилька твоя, уже станет командовать здесь, верховодить, порядки свои устанавливать - не мы. И как она с нами, да и с тобой поступит? - повторю ещё раз, - один только Бог знает...
- И заодно ещё вот про что хорошенько подумай, - глубоко затягиваясь сигаретой, резонно добавил отец. - Кооперативы у нас на окраине строят, как правило, в спальных районах возле МКАД, куда люди не очень-то охотно и едут. И все дома там, плюс к этому, - панельные и дешёвые, в которых шумно и холодно зимой, а летом - душно и жарко. А наша квартира - сталинская, кирпичная, выстроенная на совесть; “распашонка” к тому же, где стены в метр толщиной, звукоизоляция идеальная то есть, экологическая чистота, потолки высокие с лепниной; две комнаты 18 и 20 метров, кухня 12-метровая, четвёртый элитный этаж с балконом, все окна во двор выходят. И район престижный у нас, почти что центр. Места изумительные, парк под боком, метро рядом… Знаешь, сколько такая квартира стоит, если, к примеру, её продать?! Несколько кооперативов купить можно где-нибудь на окраине… Да за такие жилища в Москве люди насмерть бьются, сынок, всеми правдами и неправдами в них хотят поселиться. Я вон когда скажу кому на работе, что на Песчанке живу, да в сталинках знаменитых - у-у-ух! как мне все наши мужики и бабы завидуют с окраинных-то районов: из Новогиреева и Гольянова, с Профсоюзной той же. Буржуем считают меня, знатью!... А ты говоришь, сынок, зачем ей наша старая двушка нужна. Не горячись и не торопись с выводами-то, дорогой ты наш человек, по молодости и неопытности не нарвись на проблемы и беды...

Доводы батюшки были весомыми: Андрею нечем было ему возразить. Поэтому последние десять минут они простояли на балконе молча, думая каждый о своём и попутно любуясь двором и его убранством, который обоим страшно нравился.
-…Так что лучше послушай бабушку, сын, не пори горячку, не руби сплеча, - подытожил отец разговор, возвращаясь с Андреем в квартиру. - Повремени пока с пропискою-то, повремени; поживи с нею, Лилькой своей, так хотя бы годок, не совершая резких и судьбоносных шагов, после которых возврата назад уж не будет. Год всего и понадобится, от силы - два, чтобы получше её узнать и не попасть впросак, на большие неприятности не нарваться… Тем более, что и проблем с жильём у неё пока никаких нету, согласись: живёт в нашем городе королевой, как дай Бог каждому жить, о чём многие москвичи мечтают. Чего ей истерику-то закатывать через месяц всего, нервы тебе и нам начинать трепать, чего-то от нас и тебя требовать?! Ишь какая нетерпеливая она у тебя попалась: всё ей сразу же подавай, козе норовистой, все столичные блага и прелести, которых мы, коренные жители, всю жизнь добиваемся - и всё никак не добьёмся…

4

После балконного разговора с отцом Мальцев собрался и уехал к жене - не солоно хлебавши, что называется. В глубине души он, расстроенным и убитым возвращавшийся на проспект Мира, понимал правоту родственников, отца и бабушки прежде всего, где-то даже и соглашался с ними, что опасность безусловно была на неприятность, на проблемы нарваться, с которыми регулярно сталкивались сердобольные москвичи, прописывая к себе иногородних... Но вот только как ему было преподнести это всё своей Лильке, под каким соусом, которая его весь вечер жадно ждала, для которой прописка была вопросом жизни и смерти… Надо было думать, быстрее соображать, как себя половчее от ненужных семейных разборок и склок избавить; чтобы ими не портить ночь и не лишаться обворожительных женских ласк, затяжных поцелуев на полчаса, страстей и прелестей запредельных, истошных воплей, которые ей сопутствовали. «Чтобы и пряник съесть, и на кол не сесть» - как в таких щекотливых случаях говорят в народе.
Поэтому-то, переступив порог шикарной Лилькиной квартиры, он ничего не стал говорить выбежавшей ему навстречу жене, что у него час назад дома творилось, какой громоподобный скандал с домочадцами. И сколько дерьма, тем паче, было на её голову вылито.
- Давай повременим с пропиской, Лиль, - лишь сказал ей устало, проходя сразу же в спальню и намереваясь раздеться и на кровать лечь, чтобы там отойти поскорей от сегодняшней нервотрёпки. - И давай не будем устраивать шумных семейных сцен, игр и гонок на выживание, на прочность себя проверять, кто первый из нас сломается от ругани и поношений. А лучше давай заживём опять тихо и празднично, как до этого жили. Медовый месяц ведь только-только закончился, вспомни, в котором нам было так хорошо вдвоём, тепло и сладко словно в утробе матери. Пускай и дальше так же сладко и вкусно будет: зачем эту сладость и прелесть добровольно ломать? Пока ведь тебе есть где жить, согласись, обстоятельства тебя не припёрли к стенке. И слава Богу, как говориться. Всё у тебя путём, и всё что надо для счастья - имеется... Поживём с тобою годик, другой, родители к нам привыкнут - и успокоятся, когда решат, что у нас всё нормально… И, глядишь, обстоятельства тогда и поменяются кардинальным образом и в лучшую сторону. Они подобреют, перестанут трястись и бояться за свою жилплощадь, когда поймут, что всё у нас с тобой хорошо, что мы любим и подходим друг другу, - и пропишут тебя к себе, непременно пропишут. Я сам их о том тогда попрошу, жёсткое условие им поставлю. Обещаю тебе! Клянусь!... А сейчас давай спать побыстрее ляжем: я сегодня устал как собака! голова весь вечер трещит от шума и проблем свалившихся. Ну их…
Но Розовская словно бы и не расслышала последнего предложения мужа: ей дела не было до его больной головы. Внимательно выслушав всё, что сказал ей Андрей, она мгновенно изменилась в лице: сделалась серой, чужой и холодной, к любви и ласкам не предназначенной.
- То есть родители, как я из твоих слов поняла, меня к себе прописывать не собираются. Категорически, - с расстановкой выдавила она грозно, принимая самую зловещую позу и выражение на лице, глаза по-японски щуря.
- Да там не родители даже больше против, а бабушка, - стал оправдываться Мальцев. - Она ведь старенькая у меня: в декабре ей 78 лет исполнится. Вот и мечтает бабуля умереть тихо и на собственной койке, без нервотрёпки, ругани и дележа квартиры, без всех тех ужасов, понимай, что ей каждый день мерещатся и которых она больше всего страшится… А тут новый человек появился в семье, которого она не знает совсем: раз всего и видела. Вот она и бесится, и истерит от страха. Её понять тоже можно, понять и посочувствовать ей... И, знаешь, если сказать по правде, по справедливости, - мне её, бедную, жалко. Честное слово! Не хочу я взваливать на неё в таком возрасте собственные проблемы. Пойми меня правильно, Лиль, не хочу!
-…Значит, бабушку старенькую пожалел, - с ядовитой ухмылкой ответила на это Розовская, на мужа как на врага посматривая. - Молоде-е-ец! Ты хороший внук, Андрей, через чур заботливый и правильный! Бабуля может гордиться, что ты