шлюпку я почти бегом ринулся назад к морю и вздохнул с облегчением только тогда, когда увидел, что судно на месте.
Я сел в лодку и долго плыл вдоль берега, а затем против течения, по небольшой спокойной речке встретившейся на пути, пока не нашел места заросшего камышом где смог укрыться вместе с лодкой. Там я и провел тревожную ночь, но все же поспал и отдохнул.
Утром выбравшись из камышей и вскарабкавшись на высокий, крутой берег я увидел поле с колосьями спелого ячменя. Последние сомнения исчезли. Размеры колосьев убеждали, что страна населена великанами.
Я пошел по незасеянной полоске, служившей по-видимому межой, и увидев вдали великанов, а точнее великанш, спрятался за большой кучей сложенной из камней. Неожиданно появившись из-за холма, гиганты растянулись в линию и начали серпами жать, постепенно продвигаясь в моем направлении. Ближе к полудню женщины сели, развязали свои узелки и начали есть. Одна из них встала, отошла от сидевших, подошла почти вплотную к куче, за которой я притаился, вытерла рукой пот со лба, задрала юбку и присев с шумом выпустила из себя струю. Она стояла так близко, что брызги сверкающие на солнце всеми цветами радуги долетали и до меня. Но я не обращал на это внимания. Я во все глаза смотрел на то, что находилось надо мной. Обнажившиеся части женского тела были такими огромными какие не приснятся даже в самом страшном сне. Они впечатляли и возбуждали желание.
Помочившись крестьнка опустила подол и направилась к подругам. А я встав во весь рост, забыв об опасности, совершенно ошалев от увиденного, смотрел на ее крепкие загорелые ноги. Внезапно раздался громкий рев. Придя в себя я повернулся. Сзади меня стоял ребенок, маленький, неопределенного пола из носа которого текли сопли, а из глаз катились слезы. Он плакал открыв рот и указывая на меня пальцем. Обернулась и женщина. Она насторожилась, и я попытался выйти из создавшегося неловкого положения сняв шляпу, вежливо поклонившись и сказав: - Лемюэль Гулливер, корабельный врач. Всегда к Вашим услугам. И таким поведением спас себе жизнь.
Как я узнал позднее, в Бробдингреге обитают небольшие зверьки, которых здесь называют сплекноками. Они похожи на людей и совсем безобидные. Тем не менее поверье приписывает им способность выделять яд и укушенные зверьками бробдингрегцы якобы неминуемо гибнут. Поэтому их безжалостно уничтожают. Ребенок принял меня за сплекнока и если бы женщина была позлее или имела бы похуже зрение, а я повел бы себя иначе, то она прибила бы меня камнем.
Крестьянка взяла меня за шиворот, отнесла к подругам и поставила на землю. Жницы переполошились, но присмотревшись успокоились. А после того как я поклонился на все четыре стороны и повторил приветствие лед опасения растаял и они настолько осмелели, что стали дотрагиваться до меня пальцами.
Некоторых сильно заинтересовала шпага, сбившаяся на живот. По смеху и жестам я понял, что есть такие кто принимает ее за детородный член. Вскоре страсти настолько накалились, что я решил отстегнуть шпагу и спустить штаны, чтобы истина восторжествовала и главное, чтобы мне грубыми прикосновениями, в пылу спора, не сломали ребра. В это время и подошел хозяин. Он выслушал женскую разноголосицу и осмотрев меня завернул в платок и положил в карман своего кафтана.
Глава двадцатая. Первая любовница и первый рогоносец.
Таким образом я оказался в доме хозяина. Он, пожалуй, закрыл бы меня в каком-нибудь ящике, чтобы я не сбежал, если бы не его дочь Глюмдальклич. В переводе на наш язык это слово означает душечка и полностью соответствует ее характеру. Мы с первой же встречи прониклись взаимной симпатией и доверием и она сразу взяла меня под свою опеку, став как-бы моей нянюшкой. Видя в каком бедственном положении я нахожусь она выпросила меня у отца и устроила на своей постели.
Вскоре дочь с отцом ушли оставив меня одного вместе с молоденькой служанкой, присматривавшей за годовалым хозяйским сыном. Проснувшийся ребенок начал плакать и девушка приспустив верх сарафана приложила его своей груди. Она не была кормилицей, это сразу бросалось в глаза и то что она проделала было только забавой. Малыш затих с пустым соском во рту, а служанка любопытными блестящими глазами смотрела сквозь полуоткрытую дверь в спальню, наблюдая за мной. Этот изучающий взгляд и вид огромной, свежей девичьей груди снова возбудили меня, как и нескромное подглядывание за крестьянкой в поле. У меня появилось фантастическое желание переспать с этой гигантской молодухой. Я и не подозревал, что невероятность такого акта только кажущаяся и что не более чем через пятнадцать минут я стану обладателем всех ее сокровищ.
Убедившись, что ребенок заснул и никого поблизости с домом нет девушка прошмыгнула в спальню, улеглась на постель и задрав юбки положила меня себе на промежность. Все дальнейшее было сделано быстро и аккуратно, и так как надо и доказывало старую истину – что для сердец рвущихся друг к другу нет преград. Остался лишь след в виде помятой и слегка запачканной постели, но служанка сменила простыни и объяснила хозяйке такую замену выдумав историю на какую было способно ее пылкое воображение. Этот вымысел стал в дальнейшем одной из множества героико-комических легенд окружавших мою персону в Бробдингреге. Якобы, две крысы посчитав меня лакомым экзотическим кусочком взобрались на постель рассчитывая пообедать, и я ловко орудуя шпагой моментально уложил обеих злодеек наповал, прежде чем служанка, на глазах которой все это происходило, успела что-либо предпринять. В доказательство хитрая девушка указывала на двух погибших крыс, валявшихся неподалеку от дома. Хотя к убийству этих животных я не имел ни малейшего отношения.
Вечером собравшийся семейный совет утвердил предложение хозяйки поселить меня в ящике комода, в ее спальне, для безопасности от грызунов, и обустройством убежища незамедлительно занялась ее дочка. Благодаря стараниям Глюмдальклич я провел ночь в мягкой собственной постели слушая как сопит во сне ее мать. А утром стал еще и невольным свидетелем бурной семейной сцены – хозяйка сославшись на головную боль отказала мужу и тот раздосадованный воздержанием ушел. Оказалось, что поступив так хозяйка имела виды на меня. И как только хозяин отправился покрикивать на нерадивых работников она вынула меня из комода и положила на влагалище, и мне пришлось идти дальше по пути проторенному бойкой служанкой. Правда первый опыт со мной едва не закончился для нее конфузом. В то время когда она уже была готова спустить, в комнату неожиданно вошла Глюмдальклич и женщина чудом успела прикрыть меня своей ночной рубашкой.
Так я и жил у них. Иногда хозяйка, если позволяли обстоятельства, брала меня к себе в постель. Но чаще, чтобы не вызвать подозрений и выполняя супружеский долг, подпускала к себе мужа. И тогда мне оставалось только слушать в ящике шум создаваемый их любовной возней. Но и я не оставался в долгу не забывая свою первую любовь, совершая на ней длительные поездки, когда мы оставались в доме одни.
Глава двадцать первая. Воровской притон.
Я не знаю кому первому пришла в голову мысль показывать меня за деньги – хозяину, хозяйке или им посоветовал это кто-либо из знакомых. Виноват в большой степени и я сам, так как с самого начала старался показать все на что был способен. А после того как нянюшка подучила меня бробдингрегской грамоте, я при всяком удобном случае упражнялся еще и в красноречии на туземном языке. В общем, исход был предрешен положением в котором я находился и когда закончилась жатва и на ферме стало посвободнее хозяин взяв с собой меня и Глюмдальклич отправился в поездку по городам и селам. В соответствии с принципом который хозяин выразил фразой – хватит бездельничать, пора отрабатывать свой хлеб – и, я весь день, с утра до вечера, как только мы останавливались в каком-нибудь местечке, давал представления обогащая своего патрона. Казалось бы, что он должен ценить и беречь меня, но его совершенно не заботило мое здоровье. Он считал, что я живуч и со мной итак ничего не может случиться. Я очень обязан вниманию Глюмдальклич, смягчавшему мое тяжелое положение. Хорошо, что она упросила отца, при помощи потока слез, взять ее с собой.
Мне до смерти надоели выступления перед глупыми зеваками, многие из которых принимали меня за дрессированного сплекнока. Только один раз за время гастролей я испытал настоящие приключения, расставшись ненадолго с хозяином и нянюшкой.
По случаю какого-то праздника, представления в этот день закончились до полудня и хозяин с дочкой отправились в церковь оставив меня на постоялом дворе, где они устроились, одного. Я сидел на подоконнике и смотрел в окно, когда услышав как открылась дверь обернулся и увидев неизвестного мужчину, воровато озиравшего комнату, спрыгнул на стол и притаился за небольшой шкатулкой для бумаг. А затем, улучив подходящий момент, юркнул в нее и прикрыл крышку оставив небольшую щель, чтобы наблюдать. Вор долго рылся в вещах, но ничего ценного не мог найти, так как предусмотрительный хозяин сразу же отправлял всю выручку домой, жене, оставляя себе лишь крайнюю малость на необходимые нужды. Да и то, носил эти деньги в мешочке при себе, не снимая его даже ночью. Поэтому грабитель забрал лишь кое-что из старого запасного белья и столовой посуды, побросав все это в мешок. Заодно. В этот же мешок полетел и я, вместе со шкатулкой. Непонятно почему вор на нее польстился, по-видимому из-за веса.
Совершив через неопределенное время тряского пути обратный полет – из мешка на пол – придя в себя и снова приоткрыв крышку я увидел, что попал в воровской притон. Сквозь запыленные оконца в длинное и грязное помещение проникал свет с улицы, освещая закопченные и покрытые паутиной стены и балки потолка. Комната имела две двери с противоположных сторон. В дальнем от меня углу, за столом сколоченным из неоструганных досок, на лавке сидели громко разговаривая пьяные воры и три помятые размалеванные красотки, смеявшиеся и повизгивавшие когда их грубо тискали мужчины. На столе стояло два больших кувшина с вином и лежала крайне бедная закуска – корки черствого хлеба, соль и несколько луковиц от которых воры, по мере надобности, огромными, остро наточенными ножами отрезали дольки. Видно было, что воровская гопа переживает период упадка.
Вскоре от этой компании отделилось несколько воров, вместе с моим «другом», которые взяв один кувшин подошли к валявшимся украденным вещам и сев на заплеванный пол стали метать кости. Моему похитителю явно везло в игре. Он торжествующе похлопывал себя по ляжкам и крякая ловко подкладывал выигрыш в кучку рядом.
Все были сильно пьяны, но несмотря на это, вор сидевший напротив окна, заметив на улице нечто подозрительное, крикнув, подал сигнал тревоги и всю гопу как ветром выдуло через черный ход. А через минуту, в парадную дверь начали громко колотить требуя немедленно открыть именем закона. Не выдержав напора дверь вылетела из петель и в притон ворвались братья стражники с кинжалами в руках и с арбалетами за спиной. Лица у них были такими свирепыми, что я испугался их больше чем воров и у меня не
