Герой

жизни во времени. Известно, что мгновение и есть явление вечности во времени. В нашей жизни ты уже находишься в вечности. Только не замечаешь ее, ибо вечность смывается раз за разом временем, становится прошлой из будущего. Время делает человека живым, вечность же делает человека мертвым.
        - Нет, - горячо возразил Адам. – Так только кажется во времени. Мы не успеваем за ним. Успеем только в вечности. Ты же предлагаешь не спешить, успокоиться, слиться со временем, с его текучестью. Стать текучим, сочиться временем. Тут я вижу живое противоречие, которым и является человек. Он меняется, но остается тем же, таким же. От этой раздвоенности человек страдает, мучается. И во всем виновато его сознание, желание быть самим собой. Именно оно из страха исчезнуть угнетает человека, заставляет его стремиться к парадоксу, к тому, чтобы преодолеть себя, выйти из потока времени. Но не является ли такое стремление к усовершенствованию заблуждением, ошибкой, если быть самим собой – это изменять самому себе? Не это ли фундаментальный проект человека -  быть, вернее, становиться дитем времени, а не вечности? Может быть, желание человека быть богом, то есть, самим собой, абсолютом, - это одна иллюзия?
        - Не пришло ли время спасать не человека, а самого бога, спасать в нем то, что появилось в мире как духовном, метафизическом, так и материальном, физическом, вместе с человеком? Не угрожает ли нам  и самому богу то, что грядет на смену человеку?
        - Ты имеешь в виду сверхчеловека?
        - Я имею в виду идею сверхчеловека, точнее, его представление в сознании человека.
        - Мне интересно, для тебя метафизический уровень реальности – это то же самое, что духовный уровень? Не отождествляешь ли ты таким образом философское отношение к жизни с теологическим отношением к Богу?
        - Странный ты задаешь вопрос.
        - Почему странный?
        - Странный вопрос не по причине, а по целевому назначению - для тебя. Из нашей беседы я вынес предположение, что имею дело с таким же философским человеком, каким считаю самого себя. Для философского, то есть, медитативного, мыслящего человека важно не теологическое или фобическое отношение к богу, а осмысление такого обычного для человека отношения к высшей, духовной силе.
        Поэтому я ни в коем случае не отождествляю метафизику с теологией, к чему дал повод, к сожалению, Аристотель. Также я не идентифицирую и философское отношение к жизни с собственно человеческим отношением, исходя из посылки, что человек и разумное существо не одно и то же по своему смыслу. Ведь человек есть существо, прежде всего, душевное существо. И уже во вторую очередь как существо душевное он разумен по душе, а не по своему структурному положению в качестве общественного существа. По этому общественному, деятельному и общительному, речевому параметру он разумен уже в последнюю очередь.
        Вообще, для человека, то есть, абстрактного (идиллического) человека, каким он представляет себя в собственной голове, или человека с научной или со-мнительной, обывательской точки зрения, характерно преувеличенное отношение к жизни. Для него важнее жизнь, чем ее смысл. В ней, в жизни заключается и ее смысл. Для человека философского, конкретно мыслящего, то есть, умеющего увязать одну мысль с другой, настоящая жизнь в ее смысле, в осмысленном отношении к ней. То есть, для него важнее отношение жизни, чем то, к чему он относится.
        Другими словами, философское отношение к жизни есть отношение к самому отношению человека к жизни. Здесь жизнь есть средство познания, та перспектива жизни, которая задается смыслом как воплощенным в идее духом. Смысл становится понятен мыслящему субъекту в мысли на словах. Изменяя положение жизни с цели на средство мыслящий человек «снимает тревогу» потери жизни в смерти. Таким образом смерть имеет для него живой смысл. Страх смерти в мысли мыслящего человека осваивается и приобретает смысл для признания самой жизни не как сверхценности, сильной ценности (силы ценности от ценности силы), а как рабочей ценности.
        - Если я правильно понял тебя, то всякий момент нашей жизни во времени стоит другого. Поэтому можно быть счастливым. Но тогда не является ли счастье потому счастьем, что оно частично, моментально, есть часть времени? В своей моментальности оно причастно целой вечности. Другими словами, каждый момент нашей жизни можно быть причастным вечности. Возможность этого зависит от того, как мы живем. Как следует жить, чтобы быть счастливым? Нужно жить по-настоящему, настоящим, сегодняшним днем. Что днем, - часом, минутой, моментом времени. 
        - Вот так, совершенно верно.
        - Но момент времени в этом мире не равен ли моменту в нашем мире? Разве они не параллельны, не синхронны?
        - Знаешь, ты, Адам, можешь быть прав.
        - Но раз это так, то не так ли, через синхронизацию импульсов, квантов или моментов времени мы попали в параллельное измерение? Если это так, то опять же через нее мы можем вернуться обратно уже в наше измерение, в наш мир.
        - Вряд ли.
        - Это почему?
        - Время необратимо для сущих, развивающихся во времени. Иначе они не росли бы и не становились самими собой. Станешь самим собой и добьешься желаемого - исполнишь свое предназначение. Дальше нет смысла жить. В противном случае тебя ждет повторение того же самого. Эта повторяемость есть регресс в бесконечность, что бессмысленно. Конец – делу венец как искомая и достижимая цель.  Напротив, постоянное повторение есть движение по кругу вечности. Имеет ли оно смысл? Имеет, но только тогда, когда имеет целью выйти из круга, замкнув его на себе как точке стяжения, концентрации понимания себя как Я. Следует не выходить из себя, как в смерти, а, напротив, войти в себя, в круг Я. Но для этого необходимо слить отождествить самого себя с тем, что мы зовем личным местоимением, тем местом, где мы сознательно обитаем, - «Я».
        Выход из него подобен смерти. Но мы неизбежно выходим из себя как из Я, когда разрушаемся, когда нарушается гармоническая связь души с телом, которой мы и являемся в живом виде. Дело в том, что все со временем нарушается, просто рушится, ломается. Так устроена жизнь в мире. Но мы привыкли к своему постоянству, что мы такие, какие есть, ибо если мгновения осознания продолжаются и повторяются, мы начинаем думать, что при всех изменениях так будет всегда. Однако и этому постоянству Я, отождествлению с самим собой приходит конец. С кем можно отождествить себя если самого в телесном представлении уже нет. С чем может ассоциировать себя душа, если тело уже не работает, не функционирует, не просто не слушается, не управляется, сопротивляется, а никак не реагирует, если оно мертвое?
        И вот тут те, кто слился с миром, полностью отождествил себя с телом и посчитал, что душа есть просто энергичное отражение материального тела, чувствительный эффект его работы, тонкая настройка его жизненной энергии, говорят, что вместе с телом как причиной замирает и умирает и душа как следствие. Последствием разрушения и того, и другого является то, что люди зовут смертью. Но тогда в чем же заключается смысл жизни? Зачем он, если все равно впереди тебя ждет смерть. Для чего человеку все его развитие, для чего ему сознание, если оно есть сознание умирания и смерти? Человек сознает с каждым днем приближение смерти, чтобы примириться с ней, с неизбежным концом той части жизни, которой себя чувствует и сознает? Именно поэтому, - потому что он только часть, человек и смертен. Жизнь продолжается, восстанавливая свою частичность до целого, заменяя эту часть другой, новой, в лучшем случае, извлеченной в качестве потомка из той, которой он был. 
        Прочие, среди них и я, утверждают другое, - после смерти тела душа продолжает жить вне тела. Но до какого момента? До нового воплощения. Этим новым воплощением, потомком меня как родителя, предка, являюсь я сам. Значит, я не есть тело, которое есть лишь место моего пребывания. Но могу ли я быть без тела как места пребывания постоянно? И где я существую до воплощения? Место есть в мире тел, вещей. Значит, на время до нового воплощения, я как душа пребываю не в мире. Без тела мне нет места в мире. Где же я существую? В мире, но в мире не тел, а духов. Душа без тела попадает в тот мир и становится духом. Что же это за мир? Это мир постоянства, гармонии. Он идеален, он есть мир идей, одной из которых являюсь я. Где же существуют идеи? Разумеется, в уме. В нем они есть идеальные вещи, идеальные субъекты.
        Таким объяснением люди хотят сказать себе, что они есть и не в мире тоже, понять для чего и куда именно они исчезают. Так, под таким соусом они хотят, желают принять свою смерть в мире, среди людей. Это желание понимания, что происходит, им необходимо для принятия смерти, исчезновения. Им страшно умирать. Чтобы мужественно принять смерть, необходимо ее оправдать, великодушно понять. В противном случае своим навязчивым страхом, собственным малодушием мы поддадимся смерти, разрушим себя, свою душу, свое Я еще до полного разрушения тела, ускорим ее приближение собственным вниманием к ней, размышлением о ней. Мечтая о жизни после смерти, мы даем себе отсрочку от гибельного конца, замедляем ее приход.
        Может быть, так мы готовим себя про себя к новой жизни для себя. Вот пожили мы для людей, а теперь поживем для себя. Но это соблазн, опять подмена. Правильно жить – это жить для всего в одном, в Боге как Творце Я. Кто может сотворить Я, если не Само Я?! Для Него мы другие. Вместе с Ним мы составим единство. В этом единении с Богом как Духом, вечным и вездесущим, мы являемся универсальными, своими, духами, не просто другими, но другими я, проницающими друг друга. Для понимания сказанного, следует иметь соответствующим образом сознание, развитое до границ Я, то есть, до полного самосознания. В том то и дело, как это сделать, как сделать так, чтобы бессознательное стало полностью сознанием, причем сознанием самого сознания, сознанием всего. Такое сознание уже есть от века. Это сознание Бога как точка излучения, света сознания, освещающего всю темноту мироздания. Важно своей темнотой принять этот свет и отразить его. Его отражение и будет просветлением темноты собственного невежества. Об этом можно подумать. Но есть сомнение в этом. Правда, оно уместно, ибо мышление сомнительно и в этом несомненно есть истина. Об этом может забыть ученый, но его познание мира и самого себя в нем ему напомним об этом.
        Многие люди, не ученые, не могут принять это и поэтому придерживаются не сомнения, а веры. С ней надежнее. Казалось бы, она не обманет, только если верить, быть ей, вере, верным. Хотя бы верить в то, что ты вечен с Вечным и Бесконечным. Для этого, для того, чтобы быть началом всего, Он Сам должен быть Безначальным, то есть, скрывать в тайне (мистически) начало в Себе и быть началом, точкой входа всегда и везде, где бы ты ни был, ждать твоего прихода, мотивируя, склоняя тебя к нему.
        Но тут есть одна трудность. Это то, что делается, не есть то, что замышляется, и во что верится. Даже, будучи верным, ты самой верой не обращаешь реальность в веру.  Она не верит тебе. Для этого она должна стать