Рассказы 1990-х

закончились крахом, а деньги, заработанные им, испарились без следа. И Юрий Николаевич махнул на все рукой и послал всех к известной матери. Он бомжевал, перебивался случайными заработками, пропивая большую часть заработанного. В ходе такого существования он потерял отчество и стал зваться просто Юркой, что, впрочем, его не волновало.
В таинство профессии собирателя бутылок Юрку посвятил Петрович – почтенный старый бомж с большим стажем. Юрка однажды спас Петровича от неминуемой смерти, когда последний, пьяный и избитый, заснул на морозе. С тех пор Петрович взял Юрку под свое покровительство и определил на жительство к татарину Бабаю, пускавшему к себе кого угодно за толику спиртного.
Весной Петрович пропал без вести, но Юрка уже занял прочное место в сложной системе бутылочного маркетинга. Под Юркиным контролем находились лучшие  места, и действовал Юрка в самые благоприятные часы. Досаждали, правда, конкуренты. Особенно опасна была злобная и опасная шизофреничка Сонька по прозвищу Пианистка. В молодости она училась в консерватории, потом двинулась на почве мании величия. Сонька вечно норовила первой обшарить мусорные ящики и урны на Юркиной территории. Но нет худа без добра, ведь конкуренция подстегивает инициативу и стимулирует применение новых методов в маркетинге. Юрка придумывал новые способы сбора бутылок, отрабатывал методику, и его бизнес приносил стабильный прирост прибыли.
***
Судьба обычно благосклонна к тем, кто может сам о себе позаботиться. В один прекрасный апрельский день небо послало Юрке его избранницу. Он шел домой, к Бабаю, в хорошем настроении, придерживая в рваном кармане куртки бутылку водки. Его путь пролегал мимо большой помойки, и здесь Юрку окликнул надтреснутый женский голос:
- Эй, мужчина! Извините за обращение. Не нальете двадцать капель? Худо мне, прямо помираю, а денег нет.
Юрка не привык к сантиментам. Жестокий мир диктовал жестокие законы. Он собирался ответить нахалке в известных выражениях, но когда взглянул на нее, его сердце дрогнуло. Перед ним, прислонившись к мусорному ящику, стояла женщина божественной красоты с чудными неземными глазами. И ничего, что губа у нее была разбита, под глазом синяк, и одежда состояла из жуткого тряпья. Плох тот мужчина, который не разглядит за внешней оболочкой женщины ее внутреннюю сущность.
- Налейте, мужчина. Ради бога! – продолжало просить это божественное существо.
- Пошли в дом, - предложил Юрка. – Чего тут стоять?
- Не, мужик. Я так просто не даю.
- Дура! – мягко произнес Юрка. – Я же без всяких. Пойдем, я у другана живу. С ним и выпьем.
- А, ладно! Пошли. Но гляди, мужик, если что – я отчаянная.
- Заладила! Сказано – ничего тебе не сделается. Безо всяких я. Меня, кстати, Юркой зовут.
- А я – Валька. Пошли, что ли, скорей. Как мне плохо, кто бы знал!
Заход к Бабаю получился очень удачным: он тоже где-то раздобыл бутылку «Русской», а сам отключился быстро, с полпузыря, так что Юрке с Валькой выпало прилично. Валька пришла в себя и разговорилась.
- Ты, Юрик, не думай, что я оторва какая…
- Я не думаю.
- И не думай. Если хочешь знать, я была честная девушка. Парень у меня был, но я ему ничего не позволяла. А перед тем, как ему в армию идти, позволила, пожалела. И залетела с первого раза, представляешь? Ему, конечно, написала. А он мне в ответ, что это его не касается, мало ли с кем я гуляла… Раскрылось мое положение. Мать меня избила, а отец пригрозил, что из дома выгонит. Ну, сделала аборт… А город у нас небольшой, все про всех знают. Стали обо мне судачить, ребята пристают, смеются гадко… Уехала я в Москву. Здесь у вас на пивоваренный завод поступила, комнату дали в общежитии. Пахала на заводе, как лошадь, тяжести поднимала и доигралась! Надорвалась. Кровь из меня пошла, еле откачали. Два месяца в больнице провалялась, а завод за это время реформировали. Начальство разбогатело от реформы, а рабочим – шиш с маслом! Как я из больницы вышла, мне даже не заплатили за последний месяц, что я отработала. Из общежития меня выгнали, его в аренду сдали фирмам разным. С тех пор и мыкаюсь, вот уже два года будет.
- А домой вернуться не пробовала?
- Домой? – протянула Валька. – Да у нас в городе зимой горячую воду с отоплением отключили за неуплату. Зарплату месяцами не выдают, жить не на что. Люди на газонах огороды разводят, чтобы хоть с того пропитаться. Родители мои вот так и перебиваются!
Валька заплакала тяжелыми пьяными слезами.
- Не раскисай! У меня, может, побольше твоего потеряно, и натерпелся я не меньше, а я и не вспоминаю. Прошло – отрезали!
Юрка задумался.
- А хочешь, могу тебя в дело взять? Помогать мне будешь, а жить станем здесь, у Бабая. Он за лишнюю стопку согласится. Хочешь?
Валька недоверчиво посмотрела на Юрку, и взгляд её был, как у брошенной собаки, отчаявшейся найти хозяина. Юрку передернуло.
- Согласна или нет? Чего молчишь? – грубовато спросил он.
- А чем ты занимаешься? – робко поинтересовалась Валька.
- У меня дело верное и доходное. Я бутылки собираю, – гордо сообщил Юрка.
Валька на секунду оторопела и вдруг начала дико хохотать. Она смеялась до слез, даже протрезвела.
- Ох, господи! Ну, насмешил! Вот так дело! Ну и коммерсант! Ох, в дело он меня возьмет!
- А ты не смейся! – обиделся Юрка. – Чтобы ты знала, я в этом деле – мастер. Голодный не хожу и на кое-что (он постучал пальцем по бутылке) денег хватает.
- Да я-то тебе зачем?
- Помогать станешь. Одному трудно: и собирать надо, и сдавать, и за территорией следить. Я уж и так думал помощника взять… Потом, скажу прямо, по душе ты мне. Красивая ты.
Валька смутилась и поправила волосы. Женщина всегда остается женщиной, будь она королевой или бродяжкой.
- Не знаю, не знаю. Как-то так неожиданно, вдруг… - она явно хотела, чтобы ее уговаривали.
- Соглашайся, Валюша! Ты мне нужна.
- Ну что же… Попробуем.
- Тогда давай по последней за успех. – Юрка разлил остатки водки по стаканам...
***
Валька осталась жить у Бабая. К Юркиному удивлению она быстро вошла в нюансы бутылочного бизнеса и приносила немалую пользу. Кроме того, она добровольно взяла на себя обязанности домохозяйки: готовила вкусную еду из немудреных продуктов, а в свободное время отдраила и отчистила квартиру Бабая от многолетней грязи.
Но чистая квартира почему-то наводила тоску на Бабая и вызывала у него чувство дискомфорта, он начал пить по-черному, подрался с Юркой и выгнал его с Валькой из своего жилища. Хорошо, что у Юрки был запасной вариант: они поселились в никем не посещаемом подземном тоннеле, который вел к каким-то обветшалым коммуникациям. Отгородив старым тряпьем боковой тупиковый ход с горевшей в нем днем и ночью старой-престарой лампой в стене, они превосходно устроились.
В конце мая Юрка сделал Вальке официальное предложение руки и сердца. Вернувшись домой с работы, он преподнес Вальке великолепный букет из трех купленных тюльпанов и двух почти свежих гвоздик, найденных в мусорном ящике. При виде цветов Валька просияла.
- Это мне? – спросила она с очаровательной улыбкой.
- Тебе. Кому же еще? – ласково сказал Юрка.
- По какому случаю?
- Вот что, Валюша. Выходи-ка ты за меня замуж. Люблю я тебя, вот что.
Валька покраснела и уткнулась в букет.
- Да или нет? Не молчи.
- Да, - ответила она. – Но как же мы жить будем? Нас не зарегистрируют, у меня прописки нет, а ты и сам третий год без паспорта живешь.
- А плевать нам на них. Как жили, так и будем жить, но теперь вместе навсегда. И если нас отсюда выгонят, из Москвы ушлют, где-нибудь устроимся, а все равно вместе будем. До самой смерти. Так?
- Так, - повторил Валька.
И Юрка протянул ей два позолоченных кольца, которые были очень похожи на настоящие обручальные...

Плешивая собака

Если шерсть у вас гладкая и шелковистая, имеет приятный цвет и хотя бы относительно чистая, вам будет гораздо легче добиться успеха в жизни, чем существам с неопрятной, свалявшейся или неухоженной шерстью. Судят-то по одежке.
Эту банальную истину хорошо понимала собака, живущая в подвале выселенного дома. Еще до того, как она здесь поселилась, с ней произошла большая неприятность: она подцепила где-то стригущий лишай. Одному Богу известно, сколько мучений перенесла собака, прежде чем смогла вылечиться, но шкура ее после болезни была безнадежно испорчена, шерсть вылезла со спины и с боков. Честно говоря, собака и прежде не отличалась красотой и стройностью, - и лапы у нее кривоватые, и спина провислая, и морда вкось, но хоть шерсть была пушистой - как никак, скрывала недостатки.
А теперь стало совсем плохо. Во время течки кобели, унюхав манящий запах, начинали было заигрывать с плешивой собакой, но рассмотрев ее внимательнее, недовольно фыркали и убегали. Попадались и такие подлецы, что кусали ее ни за что, ни про что! Даже родная стая не захотела признавать плешивую родственницу и изгнала ее со своей территории.
Вот и пришлось собаке жить в подвале выселенного дома. Другие жить здесь боялись, потому что рядом находились элитные дома, и с бродячими собаками тут беспощадно боролись. В подвале было холодно и неуютно, но пока спокойно.
Обычно собака просыпалась рано утром и окольными путями шла к ближайшей станции метро. Там можно было отогреться и раздобыть какой-никакой пищи, чтобы не подохнуть с голоду.
Как только рассветало, сюда подтягивались все собаки из окрестных кварталов. В самом лучшем положении находились те, которые числились в любимцах у уличных продавцов. Последние делились на несколько иерархий. К высшей относились продавцы мясных и колбасных изделий. Пристроиться к ним было мечтой каждой собаки. Ступенью ниже стояли торговцы молочными продуктами и выпечкой. Еще ниже стояли продавцы промышленных товаров, книг и газет. При определенной угодливости от этих продавцов можно было получить часть их завтраков или обедов. На низшей ступени находились торговцы парфюмерией и бытовой химией, от которых так пахло, что и подходить к ним было противно.
Среди всех собак больше всего повезло черной ушастой суке и ее рыжему другу с умильной мордой. Они были любимчиками толстой продавщицы из мясной палатки. Когда толстая продавщица приезжала на работу, черная и рыжий бежали к ней со всех ног, ласкались, а хвостами крутили так, что казалось, вот-вот они оторвутся! Толстая продавщица растроганно сюсюкала:
- Вот вы, мои хорошие, мои милые! Точно ко времени пришли! Ай, умницы, ай, молодцы!
Она поглаживала собак по густой волнистой шерсти, а они падали на спину и задирали лапы от восторга. На их мордах была написана безграничная любовь и готовность выполнять любой приказ хозяйки. Нечего и говорить, что подобная преданность хорошо вознаграждалась мясными отрезками, костями и прочими благами жизни.
Плешивая собака, чувствуя приступы голодной тошноты, издалека наблюдала за роскошной трапезой избранных. Не в силах сдержать бурлившее в ней негодование, она тявкнула пару раз, но в ответ раздался остервенелый лай всей своры, кормившейся у торговцев, и плешивой собаке пришлось ретироваться.
В тоске она побрела к мусорным ящикам, надеясь там поживиться чем-нибудь, но, к несчастью, около ящиков было чисто убрано, и даже крышки баков закрыты. Расстроенная собака понюхала землю, где еще вчера валялись объедки, а потом пошла к