душе ты ждёшь этой помощи. Может быть, ты считаешь, что ещё не все твои работы поняты? И я бы не поняла, собственно говоря, если бы ты не растолковал мне смысл стиха. Только после этого можно до конца понять глубину твоей мысли. Вот я сейчас поняла и убедилась в этом.
- Спасибо! – поблагодарил Эдгар хозяйку дома.
- Эдгар, ты устал?
- А что?
- Сделай, пожалуйста, то, о чём я тебя сейчас попрошу. И ни о чём не спрашивай.
- Я весь внимание, солнышко моё. Свети.
- Поедем в цветочный магазин на «Слава труду», купим там два букета и поедем на кладбище. Ты говорил, что твой брат Юра установил памятник на могиле отца. Я хочу посмотреть, мне интересно, как он сделан, какое лицо у твоего отца, какие черты. Словом, навестим могилу Николая Терентьевича.
- Это благородно с твоей стороны, Камилла, - целуя ей руки, сказал Эдгар. – Едем.
Камилла остановила машину у цветочного магазина, вошла в него, поздоровалась с продавцами и стала выбирать букет по такому случаю. Эдгар остался в машине слушать музыку.
- Здравствуйте! – обратилась она к продавцу-мужчине.
- Здравствуйте! – ответил с продавец. – Выбирайте любой букет, упакуем, как надо.
- Вот эти два сколько стоят?
- По 800 рублей каждый. Всего 1600 рублей.
- Упакуйте, пожалуйста, их и оберните чёрной ленточкой оба.
- Минуточку....
Продавец всё исполнил, Камилла рассчиталась, поблагодарила продавца и вышла на улицу. Села в машину, и они поехали в сторону городского кладбища.
* * *
- СМОТРИ, МАМ, - ОБРАТИЛСЯ к Лидии Александровне Юра, младший её сын, – видишь машину? Точно такая у Камиллы, с которой Эдгар встречается.
- А, помню, такая милая, воспитанная девочка. Но она же молодая для Эдгара. Я заметила это ещё тогда, когда они приезжали к нам.
- Мам, да кто на это сейчас смотрит? Тебе нравится памятник? Отец, как живой, хорошая фотография. Присядь, отдохни. Смотри, по-моему, это машина Камиллы. Точно.
Машина подъехала, остановилась на пустыре, и из неё вышли Камилла и Эдгар.
- Здравствуйте, Лидия Александровна! Здравствуйте, Юрий Николаевич! Как поживаете? – поинтересовалась Камилла.
- Да вот смотрим, как изготовили памятник, как установили. Коля на памятнике такой красивый, прямо, как живой, - ответила Камилле Лидия Александровна.
- Да, очень красивый. И памятник, и лицо, и надпись – всё выполнено профессионально. Молодец, Юрий Николаевич! Хорошую фирму выбрал.
Она поставила букет цветов в мраморную чёрную вазу, в которую Эдгар налил воды.
- Красивый букет, Камилла. Дорогой, наверное?
Камилла сделала вид, что не слышала, и стала помогать Лидии Александровне мыть памятник. Эдгар и Юра стояли под деревьями и разговаривали.
- Вот я не пойму, Эдгар, хоть убей, как такая молодая, красивая, талантливая, дочь богатых родителей могла влюбиться, да ещё по-настоящему, в такого, как ты? Хоть убей. Ты ведь…
- Вы меня недооцениваете и всегда недооценивали, - не без доли шутки ответил Эдгар. – Вы всегда говорили: хватит деньги тратить на поэзию. Кому она нужна? И далее всё в том же духе.
- Мы шутили, но если и говорили, то не со зла. Вспомни, каким ты богатеньким был в Андижане, когда мы ещё жили до перестройки в Узбекистане. Машины всегда новые, из магазина, последней марки. Даже помню, перед массовыми беспорядками, которые произошли в 1990 году, у тебя была «восьмёрка» вишнёвого цвета. В городе всего две таких машины было – у сына секретаря обкома области и у тебя! Вот. 10 магазинов продавали твою продукцию. Оптовики из Киргизии приезжали за товаром прямо домой, в четыре часа ночи. Ты круто развернулся с 1985 года, когда разрешили кооперативное движение. Отдыхал на море по два месяца, а дома всё крутилось само собой. Джинсы, джинсовые куртки, пуховики… да, должен признать, что денег таких, какие имел ты в то советское время, истратить было невозможно. Да у тебя по сей день остались облигации 1988 года, когда правительство Павлова дало народу всего три дня на то, чтобы обменять их на деньги. Лежат дома. И ты не успел. До них, видимо, дело не дошло. А какие деньги вы с Серёгой, двоюродным братом, оставляли в ресторанах. Какие чаевые давали! Официанты вас на пороге встречали. А потом – раз, и тебя словно шибануло по темечку. Как вы это называете: «Свыше…»? И ты или скорее тебя увела поэзия. А теперь, можно сказать, и навсегда. Мы удивлялись такому повороту. И что теперь?
- Ой, да ладно! Хватит уже!
Но Юра говорил громко, чтобы Камилла всё услышала, пока мать отдыхает на скамейке. И, кажется, он достиг цели. Ему как брату, который преуспел за последние 10 лет, создал фирму, да ещё строит около автоколонны пятиэтажный дом со своим другом из Уфы – Сергеем Кузнецовым, с которым они учились в Томском строительном институте, чтобы Камилла узнала, что Эдгар раньше был другим – успешным, богатым, как сейчас сказали бы, «золотая молодёжь». Не считал денег. Помогал всем деньгами, кто ни попросит, занимал всем, кто ни обратится (конечно, не записывая имён одалживателей, он часто забывал, вернули ему деньги или нет). Даже ему, Юре, он дал 3000 тысячи от «навара», который он заработал на продаже своей вишнёвой «восьмёрки», ибо «навар» весь составлял 8000 тысяч рублей. Да ещё латыши, приехавшие в Узбекистан за машинами, зная, что европейское население в спешном порядке, после погромов в Андижане, Коканде и других городах Узбекистана, начнёт уезжать, слетелись в эти города и давали любые деньги за «восьмёрки» и «девятки» (так в то время назывались машины, изготовленные в Тольятти, - «Жигули-2008» и «Жигули-2009») только вишнёвого цвета хозяевам таких машин. Вот и Эдгара три латыша уговаривали продать им машину. «Сожгут ведь, и останешься ни с чем», - говорили они. И уговорили. Юра хотел, чтобы это услышала Камилла. Что Эдгар был одет совсем по-другому и ездил на машинах модных, а не на такой кляче, на которой передвигается сейчас: гнилой и старой. Тридцатисемилетней «выдержки». И Камилла всё это услышала и про себя вспомнила стих Эдгара, в котором есть такие строки:
…А потом
Я
Написал стих,
За ним другой, третий…
"Так вот как надо понимать эти строки, - подумала она. – Боже! Я так ещё мало понимаю поэзию Эдгара. А какая глубина! А не услышала бы, и строк этих не поняла бы. Строк, которые говорят, кричат, что жизнь изменилась – навсегда! Боже правый! Сколько же тайн в поэтических словах. В поэзии. Правильно говорит Эдгар: «Слова имеют власть!» А мне не хвастался про свою прежнюю жизнь, хоть ребята, да и девчата любят, чего греха таить, поговорить о себе, как о самом-самом..." - продолжала думать про себя Камилла и анализировать случайно услышанное от Юрия Николаевича об Эдгаре.
- Хорошая девчонка, видишь? Помогает убирать. Тебя привезла, цветы купила, это уж точно она, - продолжал Юра. – Может, пора сделать ей предложение? Вы уже, по-моему, год, как встречаетесь?
- Да! Недавно отмечали у неё.
- За чем же дело встало?
- Ах, Юра, не так всё просто.
- У тебя всегда всё сложно. Тебе с неба ангел сошёл, прямо в руки. А ты...
Эдгар так рассмеялся, что все повернулись и уставились на него. Вроде не то место, где можно так смеяться.
- Что ты, Эдгар, с ума сошёл? – спросил Юра.
- Да нет! Ты точно - слово в слово - повторил слова подруги Камиллы Дильнары. Поразительное совпадение.
Камилла улыбнулась и продолжала помогать Лидии Александровне.
- Всё, Камилла, - сказала Лидия Александровна, - уже чисто, хорошо, всё убрано.
- А для кого второй букет, Камилла? – поинтересовался Юра.
- Эдгар говорит, что на старом кладбище у вас родственники похоронены - Мы заедем к ним, положим цветы. А потом поедем ко мне, поужинаем, и Эдгар останется у меня. Да, Эдгар? - смущаясь, присутствием Лидии Александровны, спросила она любимого.
- Да, конечно, любовь моя. Завтра приедут за картинами, - уточнил он.
- Кстати, Камилла, - сказал Юра, - туда, куда вы поедете сейчас, есть могила Каминского Владимира. Он тоже был художником, но только писал мало. Но художником был. Тебе Эдгар расскажет. Умер недавно.
- Правда? Значит, у вас в роду и художники были? Поэтов я знаю – Эдгар и Ольга Лебединская. Ещё ваша мать, Лидия Александровна, бабушка Эдгара хотела быть писательницей. Это Эдгар прочитал в письмах деда бабушке с фронта. Антонина Арсентьевна Лебединская – так звали бабушку Эдгара. Если я не ошибаюсь.
- Точно. Но Ольга Лебединская не только поэтесса, она и художница. Эдгар не говорил Вам? – спросил Юра.
- Нет, - удивлённо ответила Камилла.
- Она работала в Доме искусств в Ташкенте. Член Союза писателей, окончила искусствоведческий факультет театрального института. Работала в дирекции выставок и как редактор в издательстве. Да, ещё она медиум, - пояснил Юра. – Не знаю, что это такое, но называется это так. Родилась она в Ленинграде. И провела много выставок. Написала книгу о художнике, в то время знаменитом, Горации Чернухине. Эта книга у нас дома есть. В ней картины его и все выставки, где он выставлялся, перечислены. А его выставки проходили даже за границей. И Ольга Лебединская тоже делала в Ташкенте выставку своих картин и необычных рисунков шариковой авторучкой. И она рисует до сих пор, - добавил Юра.
- Сколько информации, Юрий Николаевич, Вы мне предоставили, а Эдгар не говорил мне об этом.
- Ну, Эдгар, он всегда в литературных делах. «Сам себе на уме», - как сказал бы отец. - Поверьте, из него много чего можно вытряхнуть! - добавил младший брат.
Камилла с Эдгаром попрощались с ними, сели в машину, и уехали. Заехали к Каминским, положили цветы, постояли у памятников и поехали к Камилле.
- Смотри, какая воспитанная девочка Камилла. Внимательная. Что она нашла в Эдгаре? Он такой неорганизованный, ничего в жизни не понимает. Только стихи, стихи, - удивлённо сказала Лидия Александровна младшему сыну.
- У них, мам, это называется «родством душ»! Понимаешь? Они живут не по законам общества, а по своим. Они все – творческие люди: поэты, художники, композиторы, скульпторы. Словом, те, кто создают, творят… Они живут, в своём мире, не оглядываясь. И, видимо, чихали на то, что о них говорят простые люди. Им всё равно. Главное в их жизни – творчество. Остальное - "шум со сцены", как говорит твой старший сын. Это другие создания.
* * *
- КАМИЛЛА, ТЫ ВСЮ ДОРОГУ молчала, - спросил Эдгар, усаживаясь в своё любимое кресло. – Что-то не так? Ты чем-то встревожена? Не понимаю причину твоего молчания. Вернее, и причины вовсе нет, да и повода к ней тоже. Объясни, пожалуйста.
Камилла подошла к Эдгару, опустилась на корточки, положила голову ему на колени. Он начал гладить её волосы. Так они просидели минут пять. Потом Камилла подняла голову и обратилась к любимому:
- Эдгар, я не знаю, с чего начать. Мне так неловко. Ты можешь подумать обо мне плохо или просто не понять моих слов...
- Я никогда о тебе не подумаю плохо. С чего ты взяла? Что же тебя тревожит? Что-то на кладбище произошло, что тебе не понравилось? Не вижу оснований. И мать, и Юра были рады и удивлены нашим визитом. Твоим вниманием, помощью, - перебил Эдгар Камиллу, не понимая того, что могло произойти на кладбище такого, чему Камилла придаёт такое важное значение.
- Ладно, Эдгар. Когда я протирала памятник Николая Терентьевича, то услышала, не подслушала, а услышала, вернее стала невольной свидетельницей вашего разговора.
