Отречение

до встречи с ним. Образ же настоящей Стефании безжалостно использован и извращён!
–Мёртвым всё равно не светит солнца, – заметил Арман. – Она мертва, но она шла к Вильгельму, а это значит, что она хотела служить нашим идеям. Пусть бы и в посмертии, но это ей…
Базир не помнил себя. Одним рывком он оказался подле Армана и схватил его за грудки. Маг не сопротивлялся. Базир же, не встретив сопротивления, но взглянувший в глаза Армана, где плескалось сочувствие и ещё что-то неуловимо-тихое, ослабел, и выпустил негодяя.
–Ублюдки! – бесцветным голосом промолвил Базир. – Ненавижу вас!
–Твоё право, – согласился Арман.
–Я пойду к людям и скажу, как вы им лгали! – это было блефом, но Базиру хотелось сказать хоть что-то, чтобы лишить Армана спокойствия.
–Не пойдёшь, – возразил маг, не испугавшись. – Ты не такой человек! Ты не сможешь отнять надежду и веру. А Стефания, в своём образе или в чужом – она им её принесла. Они готовы помнить своё живое знамя. Неужели у тебя хватит духу это отнять?
Базир опомнился. Слова Армана имели вес и, что хуже, смысл.
–Почему ты сказал… почему Вильгельм? – мысли ещё сбивались. Но Базир уже пытался размышлять.
–Абрахам её убил, – рубанул Арман. – В этом можешь верить. Он потому и явился на её похороны! Я бы тоже пришёл, если бы труп внезапно хоронили бы…
Базир затряс головою.
–Я рассказал тебе это, потому что ты хороший человек. А  хорошие люди должны знать, за что они умирают и за что бьются. Ты думал, что продолжаешь дело Стефании, и, пока Вильгельм был жив, так и было. Но его нет. Есть то. К чему она стремилась, но до чего не успела дойти.
–Из-за Абрахама! – Базир бешено расхохотался. Ему совсем не было смешно. – Абрахам убил Стефанию. Абрахам убил Вильгельма. Абрахам, наверное, убил и Авеля, оттолкнув Каина?
–Зря смеёшься, – Арман не смутился. – Мы маги. Мы знали. Абрахам фанатик. И для него Стефания была едва ли не личным проектом. Он мог называть её дурой и Болезной сколько угодно – это фактов не меняет. Не ты, мой друг. Она! Она как маг. Как попытка исправить его прошлое.
–Он бы её не убил! – возразил Базир, но это возражение было для него самого. Сердце отказывалось верить, но разум понимал: это могло быть. Просто из-за того, что Абрахам был из тех, кто пожертвует кем угодно, если будет считать это правильным.
А он не сомневался в том,  что Стефания совершает ошибку. И отдать её врагу… да, убить её было бы по-Абрахамовски!
Но Вильгельм?..
–Ты не знаешь, как действует мозг фанатика, – видимо, в лице Базира было что-то такое, что помогло Арману понять чувства, блуждавшие в этом несчастном. – Фанатик не признаёт себя виноватым. В его мире вина лежит на людях, врагах, злодеях, солнечном свете и матери-природе. На ком угодно, кроме него! Стефания превратилась для Абрахама во что-то родное. И для него её убийство стало тем, в чём можно обвинить Вильгельма. Ведь это он вынудил её убить. Ведь это он сбил её  с пути. Ведь это всё он!..
–Ничего не понимаю…– пожаловался Базир. Сейчас он чувствовал себя жалким и ничтожным.
–Это всегда так. Ты здоров рассудком. А фанатик нет, – Арман пожал плечами, – куда его понять? Но я знаю Абрахама. Я знаю и породу, из которой он идёт. Ещё я знаю о лже-Стефании, и о том, что не ощущаю Вильгельма и его линии силы. Это всё позволяет сделать выводы.
Базир промолчал. Услышанное не укладывалось в его голове. Всё по отдельности он мог бы ещё, пожалуй, принять, но вот таким жестоким потоком событий? Это было слишком, видят то и крест, и пламя!
–Теперь я разрешаю тебе выбирать, – Арман не отпускал Базира, ждал его решения, а может быть, хотел посмотреть: справится ли он? – Оставаться с нами, лжецами на благо, или идти прочь. Если получится, конечно, уйти.
Базир не отзывался.  Армана это пока устраивало:
–Но пока ты не решил, позволь сказать… люди и маги, что идут с нами против Цитадели, чтят Стефанию. Настоящую или нет – им неважно этого знать. Это знание для тебя. И для твоего решения. Я мог бы молчать тоже, но не люблю недомолвок, особенно, если вижу, что человек, которого втянули в историю, хороший. Ты не трус, не робкого десятка, имеешь идеи и принципы, проявляешь отвагу… это всё хорошие и нужные качества. И я ценю это. Да, мы поступили подло.  Но Ронове поступил куда подле, к примеру. Он не руководствовался ничем, кроме страха за свою жизнь. И это уже унизительно. Не находишь?
–Хватит! – Базир поднял голову. На него находило светлое отчаяние. Такое, какое бывает в минуту горечи, которая затапливает всё твоё существо, но не утаскивает во мрак, потому что ты ещё не закончил.
Базир знал, что его путь ещё не пройден. Ему не укрыться от войны, и не укрыться от своей совести. И  Арман рассчитал очень правильно, выдав неудобную, колкую правду. Дело в том, что Арман лучше разбирался в честных людях, а Вильгельм был властелином подлых и слабых душ. Именно по этой причине Вильгельм легко нашёл подход к Ронове, и именно по этой причине Арман легко открыл его к Базиру.
Базир – совесть. Базир – неполученное прощение. Он расстался со Стефанией дурным образом, и неважно уже, кто в этом виноват, а кто нет. Но суть Базиру теперь открыта – Стефания умерла. Убита. И ты, Базир, не успел увидеть её настоящей, а значит я, открывая тебе правду, обнажая истину, которая мне неудобна, даю тебе выбор: иди прочь, не прощая нам обман или ищи искупления.
Арман понимал, что есть вероятность того, что у Базира сдадут нервы, и он рванётся прочь, забыв и войну, и Цитадель, и не сумев простить предательского отношения к памяти Стефании. Но на войне все средства хороши. Особенно подлые. Они оправдывают цель.
А цель самая благая! Ничего, перетерпят святоши, ничего не случится.
–Хватит, – повторил Базир уже спокойнее, – хватит твоих слов!
–Как скажешь, – Арман в почтении склонил голову. – Любое твоё решение будет принято. Но решать надо сейчас.
–Я убью Ронове, – промолвил Базир. – Я не терпел его измены памяти Стефании, но теперь…
–Имеешь право, – Ронове Армана не интересовал. Страдалец-образ отжил своё, а неугодные образы надо убирать, пока они не начали рассыпаться. К тому же, Ронове много знал. Но при этом не проявил себя ни храбрецом, ни просто достойным доверия человеком.
–И ты меня не остановишь! – Базир с угрозой ткнул Арману в грудь пальцем. – Ни ты, ни кто-либо ещё!
–Разумеется!
–А Абрахам… – Базир понимал, что сладить с магом не удастся. Во всяком случае, одному Базиру точно, но как же хотелось что-то сказать и на его счёт!
–Абрахама осудим и покараем, – пришёл Арман на помощь.
Базир кивнул. Удовлетворение было слабым, но хоть какое-то! Базир опустился на стул, впился невидящим взглядом в ополовиненную кофейную чашечку. Кофе уже остыл.
–Ещё? – предложил Арман, по-своему истолковав взгляд Базира. – Кофе вышел на славу. Это редкий сорт, его выращивают на далёких югах, и сушат на банановых листьях! Ты видел банановые листья?
Базир не видел. И юга он себе не представлял. И вообще слова Армана казались ему бредом. Но они позволяли ему не отзываться, служили неким шумовым экраном, который разрешал мыслям Базира сосредоточиться на главном.
Хуже всего было то, что от Вильгельма Базир был готов принять какую-нибудь такую подлость. На то он и делец, чтобы творить невообразимое. Но чтобы Ронове, который не был храбрецом, так опозорил всё своё имя? И ради чего?!
Ничего нет в этом человеке! Никакой надежды! Ничего стоящего!
–Базир, если ты не желаешь кофе, то тогда, может быть, ты желаешь перейти к делу? – Арман стал воплощением мягкости и дружелюбия. Но это даже не настораживало.
–К делу? – больше всего на свете Базир хотел лечь куда-нибудь в тёмный угол, и ни к какому делу не переходить. Усталость наваливалась свинцом на его тело, наполняла все мысли тяжестью.
–Тебе нужно выбрать не более десяти доверенных лиц для формирования небольших отрядов, – напомнил Арман буднично и легко, словно не было у них этого тяжёлого и мерзкого разговора.
Точно! Как будто жизнь назад отзвучало совещание, но дела ещё висели над головою, ждали его вмешательства. Конечно, куда теперь Базиру было бы сосредоточиться на них? Но он знал, что должен. Во-первых, это его долг, раз он остался. Во-вторых, любое дело лучше глухого безумного размышления о том, куда его привела жизнь и куда они все свернули, когда так радостно и так лихо начинали, уверенные в ещё не павшей Церкви Животворящего Креста?..
Ведь года не прошло, а у Базира ничего не осталось. Ни службы, ни перспективы, ни веры, ни дружбы, ни креста, ни опоры. Он совершенно один в целом мире, и должен теперь идти воевать. Воевать, в надежде, что конец войны принесёт ему покой!
Впрочем, конечно, принесёт. Либо Базир обретёт победу, либо умрёт и упокоит свой истерзанный дух.
–Да…иду, – Базир заставил себя подняться из-за стола. Тело будто бы отказывалось ему служить. – Спасибо за кофе.
–Понравился? – обрадовался Арман, и радость его была совершенно детской.
–Мерзость, – признался Базир. – Но спасибо.
Арман помрачнел и ничего не сказал. Базир вышел из его покоев в холодный и неожиданно оживлённый коридор. Он шёл как в дурмане, натыкался на людей и магов, вампиров и оборотней, которые, между прочим, даже давали ему дорогу, точно зная, кто Базир есть.
Вернее, кем его сделали Вильгельм и Арман.
Вильгельм, которого нет, и Арман, который разрушил его устоявшийся образ мира.
–Что тут…– начал, было, Базир, сообразив краем угасающего сознания, что как-то уж слишком здесь оживлённо в этих коридорах. Рановато для отрядов, нет?
–Здесь церковники, – шёпотом, неуловимым, раздавшимся откуда-то слева…или справа (Базир почему-то не мог сосредоточиться), объяснили ему.
Церковники? Что значит «церковники»? Базир не успел возмутиться, как сам же и понял: Арман же говорил, что Рене желает переговоров. И встречать их выпала честь Ронове.
Предателю Ронове. Трусу Ронове. Ронове, которого Базир очень удобно обвинил во всём.
Церковники были. Всего около десяти, и во главе, конечно, знакомая фигура. Рене, чтоб его! Рене, преодолевший всё! Рене, которого ни взяло ничего и не остановило на пути к цели.
–Приветствуем наших гостей… – Ронове стоял в зале перед церковниками и выглядел даже торжественно-оживлённым. Да и чему тут было удивляться? Вильгельм, а вслед за ним и Арман не поручали Ронове ничего важного. Амбиции же требовали выхода, и Ронове, схватившись, наконец, хоть за какую-то задачу, неожиданно расстарался и выглядел сейчас как настоящий щеголь. Даже мантия его была наглажена до упора, и блестела. – От лица нашего славного Ордена, бросившего вызов настоящему злу…
Настоящее зло, по мнению Базира, было заключено сейчас больше в Ронове, чем в Цитадели. Базир, не соображая, что делает, протиснулся в залу, не сводя взгляда с Ронове. Счастливого  и  свободного.
Может быть, ему даже на руку было то, что лже-Стефанию уничтожили. Так его избавили от неудобного напоминания о собственной ничтожности.
Ненависть внезапно накрыла Базира с головою, он перестал и видеть, и слышать, и соображать. Тело, отдавая последние силы, позволило ему совершить удивительно большой рывок и оказаться безумно близко к сосредоточению зла, имя которому Базир избрал – Ронове.
Это его любила Стефания. Это её Ронове не защитил ни разу и даже после