Отречение

– на лицах новых его соратников, и понимал, что всё это заслуженно.
–Благодарю всех за то, что дождались меня, – промолвил Абрахам и попытался улыбнуться. В тот же вечер эта фраза стала легендой. Она облетела не только здание штаба, но и достигла уже вышедших и формировавшихся отрядов, на ходу трансформируясь и обрастая слухами. Самый невероятный и от того самый популярный гласил: Абрахам всегда был с ними, просто выполнял поручение, конечно же, секретное и опасное, и вот теперь вернулся.
Были и те, кто отнёсся и к Абрахаму, и к слуху с недоверием. Но накануне битв таких было мало – всем требовалось чудо, и вера в самые безумные планы и свершения поддерживала смешанные отряды воителей лучше всего.
Понемногу устаканилось. Абрахам превратился в такую же родную деталь штаба, как и Минира, и Уэтт, и Базир, и Глэд…он стал выступать на совещаниях и был необычайно лаконичен и краток. С Базиром говорил мало, и только по делу – Базир отвечал тем же. Арман всё ещё был в напряжении при их беседах, но понемногу выдыхал и он.
Ронове, между тем, удивил Армана тем, что захотел присутствовать на совещании. Раньше такого за ним не наблюдалось – он много пил, и Армана это устраивало.
–Зачем? – прямо спросил Арман.
–Ну я же должен знать план битвы. Я тоже буду биться, – Ронове был уязвлён, но покорно сносил ставшее привычным оскорбление.
Арман смотрел на Ронове с подозрением. Ронове был храбр раньше, и когда речь шла о зачистке одиночных особей. Но сейчас? В битву? И как к его появлению отнесутся Базир и Абрахам?..
Арман поколебался и всё-таки решил, что надо дать такой шанс Ронове. Ронове больше молчал, и сидел в отдалении, стараясь не привлекать к себе внимания. К тому же – перестал пить.
Что-то в этом мире стало с ног на голову! Арман чувствовал как всё меняется вокруг него. Ронове из труса полез в битву, а Базир из сдержанности и холодности всё чаще предпочитал компанию Рене, который, как и было предсказано – предоставлял очень малую помощь. Из всех Церквей, над которыми властвовал теперь Рене, для битвы с Цитаделью прибыло всего три дюжины церковников и дюжина послушников.
–Времена тяжёлые! – вздыхал Рене с притворством столь искренним, что ему поверили бы и дознаватели. – Когда будет лучше, тогда я пришлю больше людей.
–Да, конечно…– с непередаваемой иронией отозвался на это Арман. Но его гнев в сторону Рене не был силён. Во-первых, от Рене и не следовало ждать ничего иного. Во-вторых, не прислав людей, Рене щедро прислал припасы. А вдобавок к ним и сам стал частым гостем в штабе. На совещания не лез, если не приглашали, а его в основном и не приглашали, не возмущался и не требовал почтения к себе. Если приглашали – почтительно благодарил. Но неизменно, при появлении в штабе, он приглашал Базира на прогулку и Базир соглашался.
–Интересно, Базир сдаёт Рене все наши планы или только те, которые касаются  Церквей? – вслух размышлял Арман, глядя в окно за очередной такой прогулкой.
Абрахам, сидевший в его покоях над картой будущего сражения, не поднимая головы, отозвался:
–Рене хитёр. Его интересует всё. Но больше всего – будущее. Да, я поддерживаю решение о битве на границах земель Цитадели. Иного пути нет. С моря не пробраться, а на нашу территорию их не выманишь…
За время пребывания Абрахама в рядах безумцев, что решили, наконец, положить конец всякой власти Цитадели, Арман оценил Абрахама как стратега. Тактиков хватало и без Абрахама, но Абрахам видел не только один-другой бой или сиюминутную организацию полевого подкрепления, но и также думал о том, что будет после.
–Здесь есть река – мы должны взять её под свою защиту. Если придётся перейти в осадное положение, у нас будет запас пресной воды. К тому же, нас не тронут водные твари.
–Осадное положение маловероятно, – Арман думал об этом. – Мы будем отступать.
–Они нам не дадут, – Абрахам покачал головою. – Да, осада маловероятна, но если придётся пережидать, лучше делать это возле источника воды. Так что нам придётся растянуть лагерь до сюда…
Абрахам обвёл кончиком пера границу предполагаемого размещения сил.
–Будет больше территория, да, но зато мы захватим реку.
Арман кивнул, соглашаясь, затем снова глянул в окно, снова увидел уже знакомую и такую надоевшую ему фигуру Рене, спросил:
–Что ты планируешь сделать со своими прошлыми соратниками? Те, кто знают, ждут бури.
–А кто знает? – Абрахам отложил перо, сложил руки прямо на карту, словно прилежный ученик в церковных или цитадельных стенах.
Он и был прилежным учеником, выучившим уроки и Цитадели, и Церкви, всецело и слепо подчинявшийся то одной силе, то другой, и в итоге предавший обе.
–Например, я, – Арман не взглянул на Абрахама, вместо того, чтобы смотреть на изуродованное лицо вечного фанатика, он смотрел в окно.
Абрахам усмехнулся. Арман вызывал в нём больше симпатии, чем Вильгельм. Арман не служил золоту, и достойно принимал советы от своих соратников, не полагая себя умнее и способнее всех – Абрахам так почти и не умел.
–Ронове меня боится, – заметил он. – Думает, я его за все предательства, за спекуляцию на имени Стефании и ложь, за трусость…
Голос Абрахама дрогнул, но вскоре снова стал насмешливым:
–Самая худшая кара – ожидание кары.
Это уже было интересно. Арман обернулся к своему новому союзнику  за пояснениями. Абрахам не замедлил их дать:
–Когда ты не знаешь день и час своей расплаты, но веришь в то, что она неотвратимо наступит. Ты изводишь сам себя томлением и ожиданием. А в случае Ронове ещё и страхом. Когда я почти умер и встретил…их, я понял, что должен изменить своё мировоззрение. Я больше не воплощаю кару для соратников. Только для врагов. Я не меч божий, каким хотел быть. Я воитель.
Арман помолчал. С тех пор, как Абрахам вывалился из пустоты в их залу и был вынужден объясниться с Арманом, Абрахам не вспоминал больше своего путешествия «туда» и не высказывался о своём мировоззрении.
–Ты прав, – Арман вздохнул. Он не хотел говорить о душе и пути Абрахама – пусть сам решает, он хотел говорить о Ронове. – Ты прав насчёт ожидания. Я был в плену. Один раз, но какой это был плен! Они говорили мне о кресте, говорили, я должен отречься от своего повелителя и принять крест. Я тогда был молод и отказался. И они посадили меня в яму…
Арман сделал паузу, взглянул в лицо Абрахаму:
–Ты знаешь, что такое восточная яма? Над тобой палящее солнце и решётка. Вас набивают кучей в яму, укреплённую тяжёлыми столбами, сковывают друг с другом по рукам и ногам. Сталь нагревается, тела, запахи… и воды нет. Совсем нет. Однажды в связке со мной умер старик и провисел под солнцем и цепями ещё два дня, прежде, чем его, наконец, убрали. При жизни это был хороший и тихий человек, он утешал нас и говорил, что наш повелитель освободит нас, ведь мы – его верные слуги. Тогда я его любил. А после, когда начали виться мухи и он начал смердеть – возненавидел. Мы кричали до хрипоты, чтобы нам дали воды или, хотя бы, убрали его тело…
Арман осёкся, махнул рукой. Спускаться в прошлое он не любил – там было мало хорошего, в основном кровь и битвы, стоны раненых и умирающих, и дым, что разъедал глаза.
–Как вы освободились? – спросил Абрахам тихо. Он сам не воевал в таких масштабных битвах, он выслеживал, уничтожал одиночек и мелкие племена да стаи.
–Они отступили. Бежали так, что их плащи с вышитыми крестами сливались в одно неразборчивое полотно, – отозвался Арман. – Я ожидал смерти, но она не наступала. Мы все её ждали.
Арман встряхнулся, спросил весело:
–А что ты будешь делать с Базиром? Вы с ним не ладите, но, спасибо, хотя бы без драк.
–На этот счёт у меня есть идея. Он страдает так, как я страдаю. Я как раз хотел сказать, что меня и его не будет вечером.
–Не одобряю, – промолвил Арман. – Вылазки накануне выступления из штаба, это, по меньшей мере…
–Прошу! – Абрахам сказал это тихо, но с такой мольбой, что у Армана дрогнуло сердце. Он был в битвах и участвовал в войнах, а потому знал, что приказы и осторожность – это, конечно, славно. Но в мирных условиях. Когда заходит речь о настоящих битвах, люди нуждаются в отступлениях и послаблениях, иначе ломаются.
А маги, как, если честно, и вампиры, ведьмы и прочие – едва ли отошли от людей повадками, привычками и страхами.
–Под твою ответственность, – решил Арман, – и так, чтобы никто не знал.  А Рене?
Вот здесь Абрахам замолчал. По-хорошему, на ум шло два решения: «убить» и «убить мучительно». Но оба эти варианта были бы проявлением неоправданной жестокости, к тому же, речь шла о союзнике! Пусть о плохом, пронырливом и ненадёжном, но сейчас он был союзником!
Арман подождал ответа, но убедившись, что у Абрахама нет решения, предложил:
–Я хочу кое-что сделать, но не знаю, стоит ли делиться планами, ведь Рене твой союзник до недавних пор  и нынешний соратник.
Это была игра, перенятая Арманом из тех дворов, в которых он обитал. При знатных кругах не принято было высказываться напрямую, всё делалось в обход, с перевёрнутым толкованием, и Арман не то ради шутки, не то ради осторожности, сказал именно так.
–Рене не заслуживает жизни вскоре он станет опасен. Если мы будем проигрывать, он найдёт способ через наши головы заключить союз с Цитаделью и ударит по нам же ради спасения своей шкуры, – Абрахам был категоричен. – К тому же, не стану скрывать, у меня есть и личные обиды. И не за себя одного.
Абрахам помолчал, подчёркивая этим молчанием память Стефании, которая когда-то нашла в Ронове влюблённость. Первую и единственную. Наивную и разочаровывающую.
–Тогда я хочу предложить тебе вот что… –Арман протянул Абрахаму листок пергамента, имевший заломы. Абрахам взял листок, пересчитал количество сгибов…сгибали обстоятельно, прятали.
–Это от Марека. Он вампир, и сейчас находится в Цитадели по моему приказу.
Абрахам развернул листок, прочёл написанные аккуратным лёгким почерком строки:
«Они сомневаются. Мне дали жизнь – это хороший знак. Но я должен быть убедителен. Привет блохастому.
М.»
–Блохастый? – Абрахам вернул записку.
–Оборотень Уэтт, – усмехнулся Арман, – говорят что ненавидят друг друга, но спасали жизни друг другу уже много раз. Вампиры – снобы, потому что сами находятся в презренном положении для магов.
–Вовсе это…
–Это так. Ты маг, и я маг. Мы оба знаем, что стоим выше, чем вампиры, и уж точно выше, чем оборотни. Но речь не об этом. Речь о том, что Марек должен быть убедителен. Я предложил ему выдать пару наших… соратников. Не особенно важных, но…
Абрахам мрачно молчал. Он понимал этот ход. Марек – шпион в Цитадели. Что ж, всегда приходится кем-то жертвовать в таком случае и для убедительности. Но это всегда не нравилось Абрахаму. Он не любил тех, кто умеет шпионить.
–Я полагаю, что Цитадели будет интересно получить местонахождение Рене, – лицо Армана стало холодным и непроницаемым. Он давно об этом думал. – Мы избавляемся от опасного союзника – раз. Марек получает дополнительное убеждение в стане врагов – два. Рене – скотина и заслуживает смерти – три.
–Церковники распадутся и разбегутся – четыре, – закончил Абрахам. – Я не спорю, затея хороша. Но когда Рене не станет, не будем уточнять причин, но если его не станет…кто займёт его место? И будет ли он настроен против нас или будет за