стоило тебе прикоснуться ко мне, а уж тем более – поцеловать, у меня тут же мозги отключились, мне хотелось соединиться с тобой и никуда тебя не отпускать. Хотя и сейчас, когда ты рядом, со мной происходит то же самое.
-Ты просто практически ни с кем до меня не целовалась по-настоящему.
-Целовалась… вернее, меня целовали. И первым был мой тренер. Но меня это всегда отвращало, мне ни разу не понравился вкус таких поцелуев. Если уж быть совсем честной, я понимаю теперь, что уже с момента, когда просто увидела тебя первый раз, почувствовала именно то, что называют сексуальным влечением. Причем, это влечение было настолько сильным, что мне в то время даже бесстыдные эротические сны стали сниться. Меня охватывала дрожь… но сознание запрещало мне связать это со школьником, я боялась даже думать о таком.
Я прекрасно помнил, что хотел тогда с ней не столько секса как такового, моим основным желанием было увидеть ее наслаждение. И я видел его в полной мере, когда она сама страстно приникала ко мне всем телом. И, хотя она пыталась стыдливо сдерживаться, ей было все мало, поэтому мы тогда сделали это три раза за ночь.
Но сомнения не покидали меня. Конечно, я очень злился на Артёма за его поступок, но сюда примешивалась еще и ревность. Ведь, не поступи он так тогда, Николь наверно продолжала бы с ним встречаться, и мне пришлось бы ее отбивать у него. По всему получалось, что он расчистил мне путь к ней.
Рано утром, когда я доделывал работу для фирмы, от Игоря пришла смс-ка: позвони, если уже не спишь. Я ушел на лоджию, чтобы не разбудить Мимозу, у которой всегда был очень чуткий сон.
-Слушай, Макс,– голос у Игоря звучал взволнованно,– Не перечисляй мне денег для Соколова. Я вчера сфотал Николь на прогулке и предъявил ему. В общем… он сказал, что сделает бизнес-план для нас бесплатно и в подарок найдет нам инвесторов и спонсоров, если ты… согласишься его выслушать и простить. Поклялся, что на него тогда умопомрачение какое-то нашло, он даже к психологу потом ходил. До сих пор себя казнит.
-Пусть скажет мне всё в лицо, хочу увидеть его глаза при этом.
-Хорошо, я передам ему.
-Молодец, что сказал про фото, а то охранник, приставленный моим отцом к Николь, наверняка уже кипеж поднял, если засек тебя.
-Ничего себе! Буду знать на будущее. Так ты встретишься с Артемом?
-Пусть в универ придет к обеду. Буду ждать его на кампусе. На нашем месте, помнишь?
Перед тем, как сесть в машину и ехать на лекции, я поговорил с охранником, который только-только припарковался. Николь уже немного привыкла к нему и даже стала давать кое-какие поручения на предмет покупки продуктов. Хотя в основном мы пользовались онлайн заказами и курьерской доставкой, но иногда у нее кончалось молоко, хлеб или детские пюре. Тогда на помощь приходил Иван Петрович. Это был довольно-таки крепкий, но скромный и совершенно безотказный исполнительный человек. Главное, очень надежный, как уверял меня отец.
-Испытан много раз,– говорил он мне об охраннике,– Он предан мне, и соответственно, тебе тоже. Ты наверно не помнишь, но он часто тебя сопровождал в поездках.
Я помнил. Однако мужчины, даже такие, как Иван Петрович, больше не вызвали у меня доверия. Да и Николь по-прежнему слишком опасалась, всегда забирала Берточку, когда охранник переносил коляску через ступени крыльца, и ни разу не позволила ему даже просто взять ребенка за ручку.
Иван Петрович доложил, что в целом все в порядке, но вчера какой-то молодой человек издалека фотографировал Николь, когда она играла с ребенком на детской площадке. Он показал мне фото, которое успел сделать.
-Юрию Викторовичу я уже сообщил об этом,– сказал охранник,– Теперь я все время буду рядом с вашей женой, ни на шаг не отойду.
-Не стоит. Это напугает ее,– сказал я,– Тот человек – мой знакомый.
В универе меня как обычно подстраховывал Платон. Хотя преподаватели наверняка давно уже привыкли к тому, что я почти откровенно сплю на лекциях. Да и крыть им было нечем, я почти все зачеты сдавал досрочно.
Обедать я не пошел, потому попросил Платона купить мне что-нибудь для перекуса. Он удивился, но промолчал. Хотя я поймал его ревнивый взгляд, когда ко мне подошел Игорь, который привел с собой Артема.
Мы сели в сквере, и Игорь оставил нас вдвоем.
-Я слушаю тебя,– сказал я Артему, внимательно глядя на него. Я старался не упустить ни одной детали в выражении его лица.
-Макс… Я прекрасно понимаю твои чувства. Но хочу кое-что все-таки прояснить. К тому злосчастному дню мы встречались с Николь уже около месяца. И я вел себя с ней очень деликатно. Но, согласись, любая девушка могла посчитать такого слишком уж куртуазного парня просто импотентом, коим я, конечно, ни в коей мере не являюсь.
В тот день я был уверен, что она по-женски просто провоцирует меня на более решительные действия. Женщины ведь часто так играют с нами, изображают недотрог, чтобы разбудить в мужчине страсть. Но в какой-то момент я вдруг понял и ясно увидел, что Николь реально не хочет близости со мной и страшно испугана. И конечно, я отступил. Успел только крикнуть ей, когда она убегала,– "прости меня". Я много думал об этом и понял, что она просто слишком наивна и простодушна, так что ждать от нее какой-то женской продуманной игры с моей стороны было просто глупо.
Потом она не отвечала на мои звонки и написала: давай расстанемся. Макс, позволь мне увидеться с ней и все объяснить. У меня на душе до сих пор этот камень лежит. И я очень рад, что теперь она счастлива.
Какое-то время я молчал, но потом сказал:
-Ладно… в итоге ты ведь действительно вовремя остановился. Но увидеться с ней… давай не сейчас. После рождения ребенка у нее развилась повышенная тревожность, и даже пустяк может ее сильно расстроить, а тем более, такое… Я сам передам ей наш разговор. У меня нет на тебя злости, хотя не передать, сколько раз я хотел тебя убить.
Расстались мы, пожав друг другу руки, чему больше всех был рад Игорь.
***5
Мне пришлось напрячься, чтобы заставить себя рассказать Николь о встрече с Артемом.
К моему удивлению, она спокойно выслушала меня, помолчала, а потом сказала:
-Он ведь не применял ко мне совсем уж грубую силу, просто схватил за плечи и начал целовать, но не как раньше, только губы, а с языком, слишком уж откровенно. Хотя не это оттолкнуло меня, а совершенно чужеродный для меня вкус. Сейчас я даже не помню своего тогдашнего испуга, ведь я не вырывалась, не боролась с ним, просто пыталась отвернуться. Он сам отпустил меня, даже оттолкнул, когда я сказала, что пока не готова с ним переспать, потому что еще ни с кем не была близка. Он крикнул, что не может поверить в это, и что я просто провоцирую его, раскручиваю на секс. Это было как пощечина, поэтому я убежала. И даже не плакала потом, меня ошеломило это его заявление. Так вот значит, как выглядело мое искреннее к нему отношение, думала я. Так глупо было оставаться такой наивной в моем тогдашнем возрасте.
-Ты и сейчас еще крайне наивна во многом,– заметил я ей,– Слишком доверчива и открыта. И возраст тут совершенно ни при чем. Мой дедушка и в 70 лет был очень наивным, словно ребенок. Только сейчас немного повзрослел.
-Дедушка? И сколько же ему?
-Восемьдесят. Отец скоро привезет его знакомиться с тобой и Берточкой. Он долгое время жил у своего брата в Германии, пока проходил реабилитацию после операции на сердце.
-Ты мне ничего о нем не рассказывал.
-Тебе мало забот? Еще и о моем дедушке переживать хочешь?
И все-таки еще несколько дней я продолжал думать обо всем этом. Теперь к Соколову добавился еще и бывший тренер Николь, ведь она упомянула о том, что он был первым, кто поцеловал ее насильно. Я вдруг осознал, что даже ни разу не спросил ее, влюблялась ли она в школе в ровесников. Ведь ее наверняка окружало много мальчишек, которые не могли не замечать ее привлекательности.
Николь явно смутилась, когда я спросил ее об этом:
-Понимаешь… забирать меня из школы всегда приходил папа. Даже в старших классах. Все смеялись надо мной по этому поводу, ведь многие девчонки уже в 9-10 классах вовсю встречались с парнями и спали с ними напропалую. А меня родители ограждали от такого всеми силами. К тому же, с 8-го класса я серьезно увлеклась спортом и даже достигла кое-каких успехов, выиграла несколько престижных соревнований. Мне было не до мальчиков. Хотя, признаюсь, я заглядывалась на некоторых, но все они учились в более старших классах и меня совершенно не замечали, считая малолеткой. А папа провожал и встречал меня с занятий вплоть до окончания универа. Дежурил рядом на скамейке, даже когда я с девчонками в кафешке вечером тусовалась.
Пару раз ему пришлось разбираться с парнями, которые пытались меня задевать. И, знаешь, я совсем не тяготилась его опекой. Папа всегда понимал меня лучше мамы, мы с ним и сейчас отличные друзья. Мне было с ним интересно, он ведь очень глубокий начитанный человек, к тому же отличный рассказчик.
-Как он все это успевал? Он что же, не работал?
-Хорошую постоянную работу в нашем родном городе было очень трудно найти. Это после переезда ко мне поближе он устроился технологом на производство по своей основной специальности, а раньше писал учебники и платно делал курсовики студентам-технарям. Между прочим, неплохо этим зарабатывал, получше многих. Поэтому имел достаточно времени, чтобы встречать и провожать меня повсюду.
-Ты вроде говорила – сейчас твои родители оба работают на авиационно-ремонтном заводе?
-Да. Только мама в конторе, а папа на производстве. Ему повышение предлагают, но он пока думает. Не привык звезды с неба хватать, да и душевный покой с возрастом больше ценить стал. Уже вовсю готовится быть хорошим дедушкой для Берточки.
-Может, им в Питер переехать? В Гатчине квартиру продать и жить в твоей ипотечной?
-А на что жить-то? Найти работу в Питере людям за пятьдесят очень непросто. К тому же, у них обоих сейчас предпенсионный возраст и уходить с завода не резон. Хотят нормальную пенсию оформить и тогда уже думать о переезде.
-И все-таки, я опять о твоем тренере. Как ты думаешь, почему он так поступил? Ведь, как ты говорила, он очень много сил вложил в тебя, продвигая в спорте. Так почему же сам все разрушил?
Николь отвернулась. Я обнял ее:
-Прости, что спрашиваю. Но это до сих пор не дает мне покоя.
-Тогда я никому ничего не рассказала. И только, когда родители переехали в Гатчину, я объяснила им, почему поступать решила в Питере. Но сказала, что мы просто поссорились с Вадимом из-за его претензий к тому, куда именно я хочу поступать. Однако папа бурчал, что Вадим всегда считал меня чуть ли не своей собственностью. Папа частенько замечал взгляды Вадима на меня и слишком уж мелочную опеку с его стороны и говорил мне об этом. Но я не обращала на это внимания и считала в порядке вещей то, что Вадим то свою ветровку мне на плечи накинет, чтобы не мерзла, то от ветра собой защитит после пробежки, то чай принесет и поить меня начнет, как маленькую. Хотя у папы всегда термос с собой для меня имелся. Вадим даже волосы мне сам закалывал, чтобы при беге не мешали и нос мне солнцезащитным кремом мазал тоже сам. Папа не вмешивался, хотя ему очень все это не нравилось. После нашего разрыва Вадим мне много раз звонил, но
