абсолютным его антиподом: светловолосый, несколько женственный, с нагловатой улыбкой на порочных губах. Но Кирилл с удивительной для себя благосклонностью оценил его утонченность. "Он хорош собой, а она слишком доверчива",- оправдывал он Алину и никак не мог представить их вместе в постели. Именно женственность соперника останавливала в нем любые фантазии на эту тему, не позволяя им развиться, и ревность его гасла в зачатке.
С юности в общении с женщинами ему мешало нечто, не позволившее возникнуть ни единой романтической истории. Кирилл трезво оценивал внешность и ум каждой избранницы, но быстро убеждался в очередной ошибке и уже не повторял ее, а выяснения отношений – со слезами и упреками – хладнокровно пресекал. Приоритет для него имели друзья, спорт и горные восхождения. Встреча с Алиной изменила его жизнь как взрыв, хотя внешне он старался соответствовать прежнему своему образу.
Удивительно, но вовсе не женское, а нечто детско-животное в ней точно пресс, диктующий форму расплавленному металлу, безжалостно деформировало его волю. Любил ли он это существо или испытывал к нему чисто физиологическое притяжение – ему не хотелось разбираться, ведь он принял бы от нее все. Даже измена жены сама по себе почти не коснулась его сознания: он терзался невозможностью устранить страдания Алины, ибо знал, что она не может любить никого кроме него, поэтому и уехала, убежала в муках совести, чтобы избавиться от ненавистного красавчика и ситуации, в которую попала.
Ему помнилась каждая родинка на ее теле, он знал, что у нее есть маленький шрамчик на запястье, ибо сотни раз целовал его, боясь сдавить тонкую кисть руки посильнее, чтобы не дай бог не хрустнула. В памяти мелькали сонные глаза жены, ее уютные ладошки, сложенные лодочкой под щекой, и разметавшиеся по подушке волосы. Их цвет Алина меняла так часто, что он уже не помнил, какой она была последний раз – платиновой блондинкой, а может, коньячной шатенкой. Впрочем, он знал природный цвет ее волос: когда-то они были огненно-рыжими, о чем напоминали нежные веснушки на ее лице, которые ранили Кирилла в самое сердце.
В квартире поддерживался порядок: приходящая горничная знала свое дело. Не хватало только пьянящего, родного, живого запаха жены, ее голоса, смеха и визга, всех ее расчесок, заколок и косметики, а также раскиданных по креслам трогательных женских вещиц,– она всегда относилась к ним без особого почтения. Только подруги могли заставить ее купить какой-либо новый наряд, к которому она тут же охладевала. Джинсы и майка так и остались любимой ее одеждой.
Чтобы унять боль Кирилл принялся разбирать свой походный скарб, привычный по многочисленным альпинистским вылазкам и горным восхождениям: карабины – отдельно в пакет, "кошки" и ледоруб – в чехлы, тросики и шлем – в сумку. Раньше горы поглощали все свободное время, являлись его жизнью. Сейчас, без Алины, даже они казались ему каким-то миражом, точно не он сам только что вернулся после многотрудной работы, а его мужественный старший брат, который взирал на Кирилла со снисхождением и жалостью.
Более всего в дороге он оберегал большую коробку с подарками, и вот теперь любовно поставил ее на самое видное место. Какая-то тайная надежда на то, что Алина прямо сейчас войдет, открыв дверь своим ключом, все еще теплилась в нем, но никто не входил, сколько бы времени ни проходило.
Он заснул и неожиданно проснулся – с мыслью, что она придет, а он еще даже не принял душ. Как любил он залезать к Алине под струи воды, правда, так заниматься любовью было не очень удобно, но ему нравилось прижиматься к ее мокрому гладкому телу и пить его вместе с водой. Выражение ее лица при этом становилось каким-то бессознательно жадным, как мордочка у волчонка, ждущего, что матерый волк, наевшись, оставит кусок. Для нее секс и был лакомым куском, съедая который, она как звереныш урчала от наслаждения. А он, слыша эти звуки, готов был терпеть любую боль.
Выйдя из ванной, он решил позвонить теще, и как бы та ни упиралась, вытрясти из нее местоположение Алины.
-Кирочка, это ты? Как дела, хорошо ли добрался?- залепетала теща и вдруг сказала:
-А Ляля оставила для тебя телефон. Только… ведь она в Сан-Франциско. Они с Додей уехали туда еще три месяца назад, теперь у них все условия для работы. Он нашел одного американца,– у него своя лаборатория. Мы видели его: приличный человек…
Кирилл мучительно соображал, что скажет жене – на том конце провода. Алина с Додиком всегда были увлечены искусственным интеллектом, правда, он относился к занятиям жены как к чему-то, что сродни компьютерным играм. А на одной из хакерских тусовок, куда она притащила его однажды, его "коробило" и "плющило" от жаргона и внешнего вида ее друзей. Возможно, ей все еще хотелось ощущать себя студенткой, ведь в университете Алину превозносили до небес. Он знал о ее красном дипломе и блистательной защите, однако не находил жену слишком уж умной, сомневался даже в том, что она способна понимать некоторые достаточно простые вещи, касательные практической жизни,– она вечно витала в облаках. Да и в литературе вкусы их резко отличались: он ценил идею и содержание, Алина предпочитала изощренную-витиеватую форму. Конечно, Кирилл знал, что жена стремится самоутвердиться в том, чему училась и весьма успешно, но увлечения ее никак не связывались в его мозгу с чувственным нежным телом, которое он так любил обнимать и которое так желал.
Коньяк помог Кириллу унять противную внутреннюю дрожь, чтобы набрать заветный номер. В трубке долго слышались гудки, но вдруг совсем близко сонный голос Алины ответил:
-Да… господи, три часа ночи.
Все закружилось у него перед глазами, в горле пересохло, и он поперхнулся, когда сказал:
-Аля, это я.
-Кирилл?! Ты вернулся?
-Алечка, почему ты бросила меня?
Она сбивчиво заговорила:
-Кира, я не могу всего тебе объяснить по телефону. Мы с Додиком работаем, у нас уже есть результаты, применимые в цифровых технологиях. Джеф нашел несколько грантов, и теперь я могу осуществить все свои идеи и задумки. Понимаешь, как мы с тобой жили – мне так жить нельзя, я становлюсь… знаешь, у некоторых людей полушария мозга как бы не сообщаются, словно мозолистое тело рассечено. Так вот таким юродивым необходимы затворничество и аскеза, иначе у них отказывают тормоза.
Он не мог понять, о чем она говорит.
-Аля, я хочу тебя видеть, нам необходимо встретиться.
-Это невозможно, ты ведь знаешь, где я сейчас. Визу больше месяца выбивать.
-Все равно, скажи, как тебя найти!
-Не нужно, прошу тебя! Я хочу работать, а рядом с тобой не смогу…
-Ты разлюбила меня?- спросил он и ужаснулся этой мысли, но собрав все свои силы, властно сказал ей:
-Почему ты молчишь? Дай свой адрес!
В горах он подолгу смотрел на ее фотографии, даже засыпал с ними. Окончательно раскисать ему не давал Женька, да и среди французов у Кирилла появился приятель по имени Андрэ, с которым в свободное время он качался в тренажерном зале. Остальные мужики отрывались с пришлыми женщинами, атаковавшими их отряд вечерами. На пару с Женькой Кирилл иногда заходил к медикам – двум русским девчонкам, которые наливали им спирта. С ними можно было разговаривать по-человечески. Друг, однако, всегда удирал развлекаться в бар, куда наведывались дамы "облегченного" поведения – не проститутки, а просто любительницы. Он оставлял Кирилла, зная, что тот не пойдет.
Европейским женщинам очень нравились "русские медведи" с их диким нецивилизованным сексом, Кирилл же терпеть не мог развязности и со времен академии сохранил осанку и выправку, а, кроме того, был привычно галантен с дамами, даже с теми, которых не уважал.
Но его отталкивали их запахи: ни одна из них не могла даже приблизиться в его мозгу к любимому образу, не говоря уж о том, чтобы сравниться с ним.
Андрэ избегал женщин, поскольку оказался геем, но не из породы слащавых томных мальчиков. Кирилл не сразу понял, кем является его приятель, который тайно любил молодого красавчика Сонея из их команды. Андрэ безропотно выполнял капризы своего юного любовника, но мало кто догадывался об истинном положении вещей, поскольку Сонею потакали многие спасатели – то ли щадили его молодость и простодушие, то ли слишком ценили его внешнюю красоту, которая позволила мальчишке уже пару раз сняться у одного режиссера.
Более всего удивляло Кирилла то, что Соней, несмотря на связь с Андрэ, не пропускал ни одной юбки. Хотя и остальные спасатели не отказывали себе в маленьких радостях секса. Из них редко кто считал зазорным поразвлечься, у одного даже наметился серьезный роман, но парни отговорили друга от необдуманного шага, ведь с этой девицей переспали почти все в отряде. "Найдешь себе чистую девочку",- убеждали неопытного влюбленного, а Кирилл думал, что только его Аля и есть самая чистая, нежная, неземная, ему лишь необходимо было ее вернуть…
6.
С утра все не ладилось, но Алекс испытывал недовольство собой по другой причине. Одно назойливое и почти непристойное слово неотвязно вертелось у него на уме: впутался. И, конечно, только это не давало ему покоя, ведь несколько лет назад он, дрожа от волнения, переступал порог Гарвардского университета в абсолютной уверенности, что лишь храму науки призван служить до последнего вздоха.
Когда он был ребенком, все прочили ему блестящее будущее, и у родителей нашлись деньги отправить сына учиться, хотя это значило отказаться от многих жизненных благ: от коттеджа на взморье, от круизов, дорогостоящих развлечений, поездок на Ибицу. Он был там пару раз, но утехи золотой молодежи быстро наскучили ему.
Родители успешно вели свой небольшой, но емкий бизнес, принесший им достаточные доходы до дефолта, а, главное, смогли их приумножить, а не потерять, как многие. Тем не менее постепенно даже их процветающее дело стало приходить в упадок, и поэтому почти все оставшиеся средства решено было направить на оплату учебы Алекса в Гарварде. С тех пор семья отказалась от высоких расходов на жизнь, что поначалу достаточно болезненно било по самолюбию отца.
Однако мало помалу средний уровень жизни стал для них привычным, а трудности с лихвой окупались мечтой о дипломе выпускника Гарвардского университета. И Алекс прекрасно учился, чем оправдывал затраты родителей. А с третьего курса подал прошение и стал стипендиатом, но даже после этого не позволял себе расслабляться, поскольку был слишком увлечен и уже тогда занимался научной работой, а главное, стремился не обмануть надежд родителей, которые для него отказались от очень многого.
После окончания учебы у него имелось сразу два предложения от солидных финансовых компаний и одного банка: знания, внешность и прекрасные манеры, привитые элитной российской гимназией, выгодно отличали его. Но молодость и амбиции заставили Алекса отказаться от выгодного места в российско-американской корпорации и выбрать Cross – перспективную и динамично развивающуюся фирму по новациям в сфере программного обеспечения, имевшую долгосрочные контракты с Microsoft.
Практическая работа поначалу полностью поглощала Алекса, он не успевал радоваться продвижению
