Пробы пера 2009-2012

приедут…- лепетала я, не узнавая своего голоса.
-Ничего, мы успеем,- улыбнулся он, и рука его скользнула мне между ног, слабо сжимая все, что встречалось ей на пути, и продолжая настойчивое движение, пока его пальцы вдруг не попали во влажную ложбинку, вынудив меня вскрикнуть, настолько острым оказалось ощущение, мгновенно ввергнувшее меня в состояние чувственного напряжения и жажды, сходной с младенческим слепым поиском материнского соска.
  Меня давно не посещало подобное возбуждение, желания мои долгое время беспробудно спали, но он одним прикосновением разбудил во мне женское, смутное, животное существо. Тело мое трепетало от его действий, и я вдруг поняла, что помогаю ему: бесстыдно двигаю бедрами и ритмично сжимаю его руку между ног. Дыхание мое сбилось, и по телу пробегали сладостные пульсации.
  Я вполне осознавала, что испытываю яркий оргазм, а когда открыла глаза, увидела во взгляде мужа такую обращенную ко мне нежность, что слезы брызнули у меня из глаз.
-Тебе было хорошо, малышка?- прошептал он. В ответ я покрывала поцелуями любимые глаза, лоб, щеки, но в палату уже входили медсестры, чтобы увезти его в операционную. Я никак не могла оторваться от мужа и бежала рядом с каталкой, лишь на секунду отвлеклась, застегиваясь. В этот момент его закатили в лифт, и я только успела крикнуть ему вслед:
-Я люблю только тебя одного!..
                8.
  Почти два месяца я разрывалась между работой и клиникой, где Кирилл проходил послеоперационную реабилитацию. А потом мы улетели в Москву, где Кирилл быстро пошел на поправку. Да и я вдыхала родной воздух с радостью, ибо все-таки скучала по дому, хотя в Сан-Франциско думать об этом мне было некогда. Впрочем, и там поиск решений – звено за звеном,– только и занимавший меня, бывало, вдруг стопорился на два-три дня, мозг отключался от логической цепи, и жизнь врывалась в сознание, точно свежий ветер. Но дома все оказалось намного сильнее.
  Простые житейские радости на фоне общения с друзьями и родителями первое время заполняли все мое время, но конечно, долго сидеть без дела, а тем более без информации, я не могла. Мы постоянно связывались с Додиком через Интернет, поставлявший мне помимо прочего все самое интересное в научном мире и не только необходимые сведения: я находила там виртуальных собеседников по нашей теме. Кроме того, не прекращалась моя переписка с Ягуаром, правда, с ним мы почти перестали обсуждать тему искусственного интеллекта. Но меня переполняли идеи, и для их развития как воздуха не хватало новых данных. Утолить этот голод я пыталась всеми возможными способами, поэтому с энтузиазмом восприняла предложение одного своего знакомца по хакерскому чату посетить парижский форум специалистов it-технологий, где ожидалось освещение последних разработок в интересующей меня области.
  Несмотря ни на что этот зуд во мне не утихал, и Кирилл сам настоял на моей поездке во Францию. Он вообще стал по-другому смотреть на мои занятия и даже просил теперь рассказывать о наших поисках и находках, о том, что особо нас волновало. Но, конечно, мой муж через службу безопасности одного банка скрупулезно навел справки о французе, настойчиво приглашавшем меня погостить на время симпозиума в загородном доме своей тети.
  Оказалось, Поль в свое время часто бывал в России по так называемому обмену. Его тетя, некая Жюстин Сомпре, являлась сотрудницей международного фонда по развитию франко-российских культурных связей. Разносторонне образованная и даже имевшая ученую степень психолога, она, помимо прочего, очень любила общаться с одаренными подростками и даже принимала некоторых из них у себя через известную фирму, организующую учебные туры для школьников для углубленного изучения французского языка.
  Этому процессу вполне способствовало то, что наравне с собственными дочерьми Жюстин пестовала еще и племянника, поскольку сестра ее, забросив сына, с юности кочевала по театрам в поисках актерской славы и мужчин. Не знавший отца мальчик оказался намного талантливее своих кузин, так что тетя не пожалела средств на его учебу в Сорбонне. И он оправдал ее надежды, так что уже на третьем курсе университета всю полученную за свои студенческие успехи премию вложил в организацию небольшой фирмы.
  Поль занимался компьютерными технологиями и при этом часто бывал в России по делам бизнеса, где поддерживал связь со своим русским учителем, другом Жюстин – профессором, открывшим у него в свое время математические способности. Профессора этого и я знала,– он преподавал у нас в универе, так что мне оставалось лишь перезвонить своему старому учителю, и тот дал о Поле самые лестные отзывы.
  Все складывалось замечательно, и поездка пугала меня лишь в смысле необходимости оторваться от Кирилла. Да и крайне странным было само ожидание встречи с Интернет-знакомым. Конечно, я видела его через веб-камеру, но подобное общение всегда воспринималось мной отвлеченно, как игра, а сейчас предстояло ощутить живое прикосновение к виртуальному образу. Мне сразу вспомнился Ягуар, и по членам моим пробежала дрожь.
  Однако мой новый знакомый с первого мгновенья развеял мои тревоги, ибо выглядел вполне обычным, земным и даже очень симпатичным человеком. Он встретил меня в аэропорту, мы обменялись приветствиями, Поль улыбнулся моему плохому английскому и галантно поцеловал мне руку. Чтобы преодолеть смущение, я гордо тряхнула своими, на сей день платиновыми, локонами и легко пошла вперед – к терминалу получения багажа. Поль джентельменски следовал за мной, но когда я обернулась, то вдруг поймала его вожделеющий взгляд, который с того момента не отпускал меня. "Господи, ну о чем ты опять думаешь,- ругала я себя,- кому нужна такая, как ты – засушенная своими научными изысканиями мымра?"
  Но внимание мое постоянно возвращалось к лицу француза, утонченность черт которого неожиданным образом вдруг завершалась округло-наивным подбородком, ничуть не умалявшим общего впечатления соразмерности и красоты всего облика моего нового знакомца. Однако что-то отвращало от него мое сознание: некое инородное включение. Вдобавок внимание его ко мне было каким-то слишком вкрадчивым – казалось, что он при желании мог бы подслушать мои мысли, хотя подобные детские фантазии-страхи частенько посещали меня, когда я встречала людей необычных. Особо меня всегда влекла к себе физическая сила, впрочем, по-настоящему я ценила лишь силу интеллекта, и все же одна из моих сущностей неизменно очаровывалась проявлениями истинной мужественности.
  Встретившая меня чрезвычайно радушно Жюстин оказалась дамой неопределенного возраста с изысканно-богемной внешностью. Дом также вполне отвечал облику своей хозяйки и выглядел многоярусным приютом свободных художников. По крайней мере, весь его первый этаж походил, скорее, на студию, и впечатление это подкреплялось тремя мольбертами, каждый из которых стоял у своего окна под определенным углом к свету. На всех трех я заметила незаконченные работы, находящиеся, вероятно, в стадии доработки.
  Меня представили домочадцам и некоей Софье Павловне, прибывшей сюда накануне по приглашению гостеприимной хозяйки. Обе дамы сразу прониклись ко мне симпатией и всячески старались меня развлечь. Оказалось, что Жюстин явилась удачливой интернет-посредницей в деле замужества Софьи Павловны, совсем недавно заимевшей супруга-француза, и не абы кого, а известного в медицинских кругах специалиста по нервным болезням. Союз этот тем более удивлял, что возраст Софьи Павловны приближался к шестидесяти, и, прожив всю жизнь в России, она никогда до этого замужем не была. Правда, ей нельзя было отказать в привлекательности, и вряд ли такая женщина не пользовалась успехом у мужчин.
  Софи, как называли ее в этом доме, много лет занималась фотографией, а сейчас Жюстин готовила ее персональную фотовыставку, оценивая талант Софьи Павловны как выдающийся. Живописные работы самой Жюстин отличались свежестью красок и необычностью манеры, а некоторые из них даже неплохо покупались, правда, большинство своих картин Жюстин просто дарила друзьям и знакомым, оставляя для своей коллекции лишь портреты своих воспитанниц.
  На днях она с нетерпением ждала двух новых учениц из России и даже показала нам комнаты для приема своих девочек, приготовленные с особым тщанием. Но Поль шепнул мне на ухо, что пора бы удрать от тети с ее неуемным материнским инстинктом, и полдня возил меня с экскурсией по Парижу.
  За обедом в одном ресторанчике мы обсуждали с ним темы предстоящего симпозиума, и оказалось, Поль не менее меня увлечен математической моделью разума. Мы даже поспорили по одному вопросу, его точка зрения удивила меня, и, в конце концов, я признала в ней рациональное зерно. Поль совершенно по-мужски обрадовался этой маленькой победе и в знак благодарности за уступку приложился к моей руке, несколько дольше необходимого задержавшись на ней губами. Я не знала, что и думать, но боялась быть бестактной, поэтому не пресекала его чрезмерной учтивости.
  Вечером на официальном фуршете он был очень корректен, и все же внутреннее беспокойство не покидало меня. Слишком уж рьяно он вился рядом со мной, когда знакомил с окружающими, до которых по большому счету мне не было никакого дела. Именно с его подачи я вдруг сделалась центром всеобщего внимания, и он с гордостью "потчевал" мною своих знакомых. Тем не менее, конечной его целью была именно я, поскольку взгляд Поля уже потерял завесу пристойности и стал откровенно призывным и томным. Но главное, я почувствовала, что он сломал какую-то преграду, защищавшую меня от него.
Паника овладела мной. Извинившись, я отошла в сторону и позвонила мужу.
-Аля?- послышался его родной голос, заставивший меня задрожать:
-Кирилл, я… я…
Он помолчал пару секунд и произнес:
-Можешь не продолжать, я зря тебя отпустил. Это было ошибкой, но я уже совершил ее, так что…
Почти в отчаянии я говорила:
-Я люблю только тебя одного, но мне страшно. Этот француз, он так смотрит… я чувствую себя рядом с ним раздетой и почти не могу сопротивляться. Но я не хочу!
Кирилл помолчал и сказал:
-Запретить тебе я не могу. Придется разрешить – в виде исключения.
Я услышала, как он иронично усмехнулся, и у меня по спине пробежали мурашки:
-Что ты говоришь?!
-В конце концов, это только физиология, хотя не могу представить тебя с другим.
Он послал мне на мобильник свое изображение, где чудесно улыбался, демонстрируя милую родинку над верхней губой. И она моментально привела меня в чувство, ведь у Поля такой родинки не имелось, а, значит, ничего не могло быть между нами.
  С этого момента я обрела непробиваемую защиту, но лишь затем, чтобы полностью принадлежать мужу. Он встречал меня в Шереметьево с роскошной розой в руках, однако я почти ничего не видела, кроме его черных глаз. Кирилл тревожно взглянул на меня, тут же обнял и стал целовать, проникая в мой рот жадным языком, как только мог глубоко. Я была не в силах стоять, так накрывала мое сознание первая волна. Поняв это, он легко подхватил меня на руки, все еще держа в одной из них розу, и понес к машине.
  Его объятия словно погружали