Приоткрыв один глаз, я увидела перекинувшегося через бортик хохочущего мальчишку лет десяти. Просто невероятно... Но еще невероятнее было увидеть знакомое лицо.
– Тихон! – ахнула я, разлепив и второй глаз.
Я была уверена на все сто процентов, что это был именно он. Вот только что прошел мимо... «Ведь у меня феноменальная память на лица», – припомнила я.
Поднявшись на ноги, я поспешно пересекла палубу. Наш паром качало из стороны в сторону, но, как ни странно, мне удавалось сохранять некое равновесие, а про свою боязнь к воде я позабыла вовсе. Главной целью было найти Тихона, и будь я не я, если у меня это не получится.
Какой-то прыщавый парень, не перестающий ни на секунду улыбаться, заметив, что я кого-то ищу, предложил свою помощь. Я деликатно отказалась, но парень явно этого не понял и попытался приобнять меня за талию. Проворно увернулась, я поспешно завернула за угол, где лицом к лицу столкнулась с Германом. Парень был удивлен не меньше моего!
– А ну стоять! – велела я и, догнав его лишь на середине лестницы, схватила за руку. – Вы что, оба за мной следите?
– Нужна ты нам... – ответил Герман достаточно грубо, и усмехнулся. – Разве я виноват, что нам по пути?
– По пути? – вскипела я. – Да нам никогда не было и не будет по пути. Вы просто психи...
– Слышали уже, – устало произнес Герман. – Крошка, просто, когда я перестану быть для тебя психом, дай знать, хорошо?
Я открыла было рот, чтобы сказать какую-нибудь резкость, но тут произошли две вещи, помещавшие мне это сделать: паром издал протяжный гудок, сообщая, что мы подплыли к месту назначения, а потом посудина резко начала тормозить. Я не успела схватиться за перила, рука Германа выскользнула из моего захвата, и меня по инерции отбросило назад. К счастью, сзади очень удачно оказался Тихон. Он смягчил мое падение, поэтому я отделалась лишь легким испугом, а парень – несколькими ушибами и синяками.
– Пожалуйста, поосторожнее, – взмолился Тихон, когда я, пытаясь подняться на ноги, локтем ударила его под дых, поставив дополнительный синяк.
– Ты жив? – еле сдерживая смех, обратился Герман к другу, и одним рывком поднял того на ноги.
– Словно меня превратили в хлебную лепешку, – ответил он и с укоризной глянул на меня. – А ведь с виду маленькая и худенькая! – я как раз поднялась на ноги, глазами метая в обоих молнии.
– Еще раз вас увижу, пеняйте на себя, и не смейте больше за мной следить, – ответила я вместо извинения. Им нужно было извиняться, так как это они гнались за мной по всему поезду, потом чем-то укололи и снова попались на пути.
Я хотела пройти мимо ребят с гордо поднятой головой, но споткнулась и рухнула в объятия того самого прыщавого парня, который пять минут назад пытался ухватить меня за талию. Ему все-таки это удалось и он, не переставая улыбаться, произнес:
– Дашь телефончик, красотка?
– Размечтался, – фыркнула я и, громко топая, направилась к трапу.
И снова чуть не упала, причем в воду. Тихон захихикал, и я обернулась, чтобы грозно на него глянуть, но в этот самый момент на меня наехала тележка какой-то женщины с чемоданом в половину ее роста и маленькой лохматой болонкой. Собачка, которую она держала на руках, отчаянно затявкала.
Ничего не скажешь, эффектно уйти у меня не получилось.
В автобусе я просто кипела от гнева. Мало того, что у меня не получилось открыть окно, а рядом села та самая женщина со злобной собачкой, так еще в салоне оказались Герман с Тихоном. Я даже не заметила, как они вошли. Они сели на свободные места сзади. Затылком я чувствовала, что они смотрят на меня. Меньше всего на свете хотелось показывать своей адрес, поэтому, когда я в самый последний момент выбегала из автобуса, меня чудом не прищемили двери, а водитель обругал крепким словцом.
– Вот так-то съели! – крикнула я вслед уезжающему автобусу.
Пока ждала следующий, подошедший только через полтора часа, истоптала вдоль и поперек остановку и прилегающую к ней территорию, съела пару мороженых, прикончила пакет чипсов, выпила бутылку воды и позвонила отцу, сообщив, что благополучно добралась до места.
Утешала меня одна единственная мысль, что Германа с Тихоном я больше не увижу. «Теперь они точно не узнают мой адрес», – радовалась я тому, как мудро поступила. Ведь они наверняка бы увязались следом, а потом еще сказали бы, что нам по пути.
– А может и нет, – вздохнула я, заметив вдалеке новый автобус.
Меня вдруг посетила мысль, что парни за мной не следили, а просто ехали своей дорогой. Конечно, в поезде они показались чокнутыми психами, но на пароме и в автобусе... Просто, по закону подлости, который никогда не дремлет, так получилось, что нам и вправду было по пути. Ведь такое случается... Впрочем, раздумывать над этим мне не хотелось. Настроение и так испортилось.
Глава третья. ЛЕГЕНДА
[justify]Летом, на протяжении последних десяти лет, я проводила каникулы у дедушки и бабушки в деревне. Раньше к ним приезжал и Филипп, но став женатым человеком, перспектива, что он поедет к старикам вместе со мной и на этот раз, была призрачной. Впрочем, как и то, что в этом году я проведу лето в деревне, а не Австралии.
Через два часа тряски старенький автобус, чудом не развалившийся по пути, оказался на месте. Спрыгивая на каменистую сухую почву, я от души радовалась, что эта сумасшедшая поездочка закончилась. Дороги, ведущие к поселку, были еще ничего, но дальше начинался настоящий дорожный ад. Наш автобус нервно подпрыгивал на колдобинах и не пропустил ни одной ямы, чтобы в ней не застрять. При этом все время глох двигатель, а пассажиры заваливались в сторону накренившегося автобуса и панически глядели в окна. Водитель несколько раз выбегал из кабины, озабоченно кивал головой и просил мужчин подтолкнуть несчастную железку. Когда же автобус застрял в пятый раз, пассажиры (и мужчины, и женщины) без лишних слов вываливались на улицу и начали его толкать.
Оставив меня на остановке, автобус выпустил пару клубов черного едкого дыма и покатил дальше (до следующей колдобины, где снова бы заглох двигатель). В салоне оставались еще несколько человек, тоскливо выглядывающих из окон. На их лицах было написано: «Ну и куда нас занесло?».
Да уж, Австралией это место не назовешь. «О, Австралия! О, кенгуру!» – снова заныла я.
С прошлого лета в деревне ничего не изменилось. Справа от дороги были старые покосившиеся заборчики, густые кустарники, выгоревшее пшеничное поле, ставшее сейчас пустырем, а слева – деревянные ветхие дома с прогнившими крышами, тянущиеся до самого леса.
Про лес существовало множество легенд, и я знаю абсолютно все. А все благодаря деду, который каждый вечер рассказывал мне их вместо сказки на ночь. Начинал он словами: «Говорят, что...», а заканчивал: «…и их больше никто никогда не видел!». Бабушка ругала деда, утверждая, что маленьким детям («хрупким впечатлительным созданиям» – выражалась она) нельзя рассказывать подобные истории. Впрочем, нас с дедом это не останавливало. Он неумолимо продолжал завораживать меня легендами леса, а я – с радостью слушать.
Я не верила в леших и чертей, которые, по словам дедушки, жили в лесу и убивали заплутавших путников, поэтому лес представлялся мне не как мистическое место, а как большой лабиринт, из которого невозможно найти дорогу домой. Поэтому-то из всех историй я вынесла одну истину: «Держись от леса подальше». Так я и поступала все эти годы.
Всякий раз, глядя на лес, я испытывала непередаваемый словами трепет. Деревья казались мне живыми. Они покачивали мохнатыми темными кронами, словно упрашивая ступить на их территорию. Лес не пугал, а вызывал во мне почтительное уважение. Засыпая, я смотрела на темные кроны, вдыхала терпкий аромат хвои и слушала, как завывает ветер, а деревья, сгибаясь, издают скрипучий стон. Мне отчетливо слышался каждый шорох, каждый треск сучка, каждый тяжелый вздох, словно лес был живым, а я находилась не за несколько километров от опушки, а в самой чаще под звездным небом.
В отличие от меня, дедушка с бабушкой не трепетали, а боялись его. Я часто слышала, как они тревожно перешептывались между собой. Однажды дед даже признался, что видел на опушке человека. Он только решил его окликнуть, мол, «опасно находиться на опушке», как тот растворился в воздухе. В прямом смысле слова. «Вот так – был человек и уже его нету», – шептал дедушка всякий раз, рассказывая эту историю. А делал он это частенько.
Впервые он рассказал ее несколько лет назад, когда мы всей большой семьей собрались за праздничным столом (на юбилей бабушки), и поверил ему только папа. Да и не то, чтобы поверил; просто спросил, как выглядел этот человек, а когда дедушка подробно описал незнакомку (это была женщина), папа до конца вечера не произнес ни слова.
– С этим лесом определенно что-то нет так, – жаловался дедушка чуть ли не каждый день. А потом красноречиво описывал, что именно его насторожило. Женщина, испарившаяся в воздухе, была цветочками по сравнению с другими рассказами деда.
Бабушка сама не раз видела странное, но в отличие от дедушки не пыталась это анализировать. Ей и так других забот хватало, особенно с норовистыми гусями и суетливыми курицами. О мистике бабушка слышать не желала. Однако, каждое утро, бегая с мужем за водой, не могла не признать дедушкино утверждение, что «с лесом что-то не так». Возле опушки всегда чувствовалось чужое присутствие, словно кто-то внимательно наблюдает из-за стволов деревьев.
Впрочем, по собственном опыту сказать ничего не могу, так как бегать к опушке мне не разрешалось с детства. Сейчас я была уже взрослой, но привычкам изменять не решалась. Любоваться лесом издали, представлять, что нахожусь там – это одно, а быть там на самом деле – совершенно другое.
Я неспешно брела по тропинке к дому бабушки и дедушки, и заворожено смотрела на покачивающиеся вдалеке кроны елей. Дом стариков находился в самом конце улицы, ближе к лесу. Идти до него было далековато, но, с другой стороны, их домик был самым уединенным.
Моему деду, Николаю Николаевичу Петрову, было шестьдесят шесть лет. Каждое утро и каждый вечер он устраивал часовые пробежки и обливался холодной водой, причем этого графика придерживался во все месяцы года. Его жена – Людмила Андреевна Петрова – шестидесятичетырехлетняя женщина, делала все то же, что и ее супруг.
Питались они исключительно продуктами со своего огорода, в хозяйстве держали корову, козу, хряка со свиньей, десяток кур, петуха и стадо гусей. Как они управлялись с этой живностью, до сих пор ума приложить не могу. Мы с Филиппом за аквариумными рыбками усмотреть не смогли, а здесь – целый колхоз. И это еще не считая десятка кошек (приходящих и уходящих когда им вздумается) и большой собаки.
Старики очень отличались от остальных бабушек и дедушек и
