взаимного роста. Баттерфляй, не будучи рядом, все же пребывала с ним в этом "амебообразном соитии", поскольку именно он оплодотворил ее фантазию, рацветшую буйным цветом и приносящую плоды, услаждавшие его ум. Он уже вполне осознавал, что это любовь, но не физическая, а иная: более важная ее составляющая – насущная потребность психологической связи с Баттерфляй.
Ты всегда считал себя Гармоничной Целостностью, не нуждавшейся более ни в ком, но открытый наугад какой-то том лишь подтверждает твои сомнения: "Истинная сущность любви состоит в том, чтобы отказаться от самого себя, забыть себя в другом я и, однако, в этом исчезновении и забвении впервые обрести самого себя, забыть и обладать самим собой".
Его обожгло, ведь эти его мысли были сказаны Гегелем. Но если это любовь, подумал он, тогда круг способен замкнуться лишь в определенном порядке, не иначе, ибо все подчинено объективной реальности…
***36
В конце июля у Алины прорезалась одна очень перспективная идея. Но они с Додиком и Алексом вплотную подошли к проблеме, разработанной немцами – к средствам передачи сигнала из живой клетки в электронные устройства. Как воздух требовалось взаимодействие, и было что предлагать. Но две попытки телефонных переговоров прошли неудачно, и решено было отправить к немцам Алекса и Алину.
Он очень надеялся заключить контракт с ними и думал только об этом, но всю дорогу в Гамбург чувствовал непонятное волнение, даже мысли об Эмми не помогали. В лифте отеля помимо воли он прижал Алину в угол. Ей стало тяжело дышать, он видел ее глаза пойманного в капкан зверька, но не мог справиться с охватившим тело желанием.
-Саша, не нужно, прошу тебя,- прошептала она, и даже болезненно побледнела, но в каждом изгибе ее тела он улавливал сумасшедшей силы животные импульсы, а сквозь ее зрачки на него смотрело непостижимое инопланетное существо. Лифт остановился, Алина вырвалась и выскочила из кабины. Не в силах смирить дыхание, Алекс не успел за ней – дверцы закрылись, а когда вышел, ее нигде не было. Лишь на мобильник пришло сообщение: "Встретимся завтра, подъеду к отелю в девять утра".
Доклад Алины немцев заинтересовал. Они захотели обсудить финансовые моменты, связанные с предполагаемым сотрудничеством, и Алина собралась уходить. Алекс пошел ее проводить, но, спустившись в холл, снова без собственной воли затянул за колонну. Она вновь выскользнула из его рук, а через час позвонила из аэропорта и сказала, что улетает в Москву. Алексу пришлось задержаться еще на два дня, но зато он был крайне доволен результатами переговоров и даже вез с собой одного шустрого, непомерно веселого немца, чтобы показать результаты работы лаборатории Юниона, как теперь назывался их альянс. В аэропорту его встречали Додик и Эмми. Он обнял и поцеловал свою юную жену, а та спросила:
-Ты не разлюбил меня?
Прислушавшись к себе, он совершенно искренне ответил:
-Я люблю тебя больше, чем когда-либо.
Особенность изобретения, которое они готовились показать немцу, заключалась в копировании свойств различных продуктов. Это был так называемый "пищевой модулятор", оборудованный высокочувствительным сенсором в мягкой гелевой оболочке. Взятый в рот в виде кусочка яблока при жевательных движениях он имитировал процесс поедания твердой пищи. Устройство приобретало жесткость продукта, который заказывался на мониторе, издавало характерные хрустящие звуки и выделяло вкусовые вещества. У человека создавалась полная иллюзия приема пищи.
Немец пришел от модулятора в восторг и даже назвал его изобретением века, способным применяться в лечении тучности, ведь жующий всякие компьютерные вкусности человек не получит при этом ни единой калории.
Оставив немца на Додика, Алекс повез Эмми домой. К нему лишь на секунду вернулись воспоминания о Гамбурге, но ощущения близкого присутствия Эмми и чувство, влекущее его к Алине, были как бы из разных пространственных измерений и практически не пересекались. Он не разлюбил свою маленькую жену, внимательно смотревшую ему в глаза. За три дня его отсутствия лицо ее несколько осунулось, он только сейчас разглядел это. При разговоре губы Эмми, казавшиеся ему раньше по-детски пухлыми, подрагивали, приковывая его взгляд.
-Ты любишь ее? Скажи мне правду, прошу тебя.
Он присел перед ней на корточки и взял за тонкие руки.
-Когда я первый раз встретил ее, то сразу понял, что мы из одного материала. Понимаешь, мое отношение к ней – сложная материя. Здесь сплелись наши мечты, поиски, стремления. Это некая матрица чувств. Но тебя я люблю и хочу, чтобы ты была счастлива, спокойна, сыта, удовлетворена. Я хочу прожить с тобой жизнь. Когда ты достигнешь полного расцвета, мне придется жутко ревновать тебя – ты станешь неотразимой, и я буду любить тебя с каждым днем все сильнее. Не бойся ничего – я только твой.
Он вспомнил недавнюю встречу в Даной. Его поразила несхожесть этой изысканной, прелестной, но чужой женщины с образом, все эти годы жившим в его душе. А Эмми возвращала чистое тепло его юности, и он знал, что любит только ее…
***37
До отъезда Сэм как обычно консультировал сложные случаи в отделении Фреда. Когда тот провожал Сэма возле выхода, послышался крик регистраторши, а к двери метнулся какой-то тип, которого Фред успел схватить. Парень, как оказалось, интересовался девушкой, поступившей без сознания полтора месяца назад, но, узнав, что ее нет, бросился бежать. Этой девушкой была Мэдхен, и Сэм набросился на подростка:
-Где ты нашел ее?!
Мальчишка, явно перепуганный таким напором, рассказал, что с приятелем они стали свидетелями, как девушку сбила машина. Водитель скрылся. Из самых добрых побуждений они подобрали пострадавшую, потерявшую сознание, и поехали в больницу, но испугались того, что обвинить в случившемся могут именно их, и поэтому увезли ее в Лос-Анджелес, где инкогнито подкинули в отделение скорой помощи. Парня все это время мучила совесть, и он решил узнать судьбу девочки. Но даже когда все выяснилось, и друзья отпустили мальчишку, Сэма все еще трясло:
-Слава богу, что они ничего с ней не сделали, ведь могли изнасиловать, убить, просто бросить где-нибудь, и она бы погибла, ведь у нее такое слабое здоровье.
-Что будем делать?- спросил Фред и внимательно посмотрел на друга.
Сэм нахмурился и тяжело вздохнул:
-Сообщи в полицию Сан-Франциско и дай ее фото.
Сказать это Сэму стоило большого труда, поэтому Фред тихо произнес:
-Это все равно пришлось бы сделать – рано или поздно.
Но Сэм горестно ответил:
-Я не перенесу разлуки с ней.
Всю ночь он не спал, как Дора ни успокаивала его, ходил и подолгу смотрел на спящую Мэдхен в свете ночника, не в силах смириться с тем, что потеряет ее. И уже рано утром позвонили из полиции Сан-Франциско с сообщением, что по фотографии Мэдхен опознал муж, который все это время разыскивал ее. Сэм почти ненавидел этого парня, потому что даже думать не желал, что его маленькая Мэдхен принадлежит кому-то как женщина, ведь она была его ребенком!
Дора пыталась его поддержать, но Сэм едва смог скрыть предательские слезы, навернувшиеся на глаза.
Мэдхен испуганно прижималась к нему и спрашивала:
-Сэм, ты никому не отдашь меня?
Он молча целовал ее ладони, а Дора, не в силах справиться с чувствами, ушла готовить завтрак.
Вечером зазвонили в дверь. Сэм угадывал какое-то движение в прихожей, открывала дверь Дора, а он не мог справиться с собой.
-Моника!- раздался голос: мужчина плакал и говорил по-русски,
-Моника, девочка моя! Ты узнаешь меня?
Мэдхен растерянно смотрела то на незнакомца, то на Сэма. А тот сделал над собой усилие и легонько подтолкнул ее:
-Мэдхен, это твой муж.
Макс думал, что сердце выскочит у него из груди, а когда обнял Монику, почувствовал, что она пребывает в недоумении, поскольку совершенно не помнит его. Но обнимать ее было так сладостно. Волны накатывали на него и лишали последнего разума, унося мысли в невероятный водоворот, где сплетались картинки из прошлого: поцелуи, ласки, болезни его девочки, красивое лицо Хелен, Терентий, мама.
Моника несколько отстранилась, внимательно разглядывая его губы и даже потрогала их рукой:
-Мне нравится... твой рот.
Макс засмеялся:
-Ты всегда любила целоваться со мной. Посмотри, Моника, ведь это я, твой муж.
Она кивнула:
-Сэм сказал мне это.
Макс беспомощно взглянул на Сэма и произнес на плохом английском:
-Она не помнит меня.
Сэм внутренне сжался, но внешне не показал это ни единым мускулом:
-У нее амнезия, так что потребуются терпение и такт. Вы не должны ее напугать и оттолкнуть.
-Оттолкнуть? Да я жить без нее не могу!- выкрикнул Макс по-русски и обратился к Монике. Сэм не понимал их русского разговора, но парень искренне страдал, тело его сотрясалось, а лицо было мокро от слез.
Дора, молчавшая все это время, решила вмешаться и предложила Максу:
-Вы можете пройти в ту комнату. Поговорите с Мэдхен спокойно, все будет хорошо.
Но Мэдхен растерянно спросила:
-Сэм, ты никуда не уйдешь?
-Конечно, я буду рядом,- ответил тот.
Когда они остались одни, Макс усадил Монику в кресло и уткнулся лицом в ее ладони:
-Моника, как долго я тебя искал, думал, сойду с ума.
-Меня зовут Мэдхен,- сказала она.
-По-немецки это – девочка.
-Я люблю Сэма,- предупредила Моника. Макс посмотрел на нее расширившимися от ужаса глазами, но она продолжила,- он мой папа.
Макс вздохнул облегченно и согласно закивал:
-Конечно, конечно. Слава богу, что он нашел тебя. Слава богу, что ты жива! Скажи, а меня ты вспоминаешь?
-Мне понравился твой вкус,- улыбнулась она, и Макс, приподнявшись, стал целовать ее, так что она даже прикрыла глаза.
-Тебе хорошо, когда я целую тебя? Тебе нравится?- спрашивал он, волнуясь. Моника кивнула и неожиданно обняла его:
-Да, нравится.
За обедом все молчали, и Дора первая завела разговор:
-Мэдхен очень полюбилась нам, вы должны это понимать.
-Кроме того,- начал Сэм напряженно,- она проходит повторный курс восстановительного лечения. Не увозите ее сразу.
Моника взглянула на Макса и, покусывая ножку цыпленка, сообщила весело:
-Сэм обещал нам с Дорой путешествие на яхте. Сэм, мы возьмем Макса с собой?
После того, как было выпито за знакомство, Сэм наконец-то немного расслабился, тем более что Мэдхен по привычке подошла и обняла его сзади за шею, и Сэм невольно отметил, что Макс при этом не проявил беспокойства или недовольства.
После обеда Сэм решил поговорить с ним наедине.
-Вы захотите ее увезти?- спросил он прямо. Макс ответил уклончиво:
-Я не буду спешить. Но наш дом в России, в Москве.
-У Мэдхен слабое здоровье, и насколько я понял, ей не совсем подходит климат России. Калифорния в этом отношении для нее спасение,- сказал Сэм осторожно,- вы могли бы жить у меня.
Макс удивленно взглянул на него, помолчал, но согласно кивнул:
-Если это пойдет на пользу ее здоровью, я на все согласен. Только как же университет?
-Она может учиться здесь. Я оплачу все расходы. Тем более что она прекрасно знает английский язык.
-Да, Терентий постарался,- сказал Макс по-русски.
-Прошу вас, не отнимайте ее у меня. Мой дом столько лет пустовал и пугал меня воспоминаниями. Мэдхен вдохнула в него новую жизнь,- продолжил Сэм, не поняв слов Макса.
