Моя земля не Lebensraum. Книга 2. Драп или отступление?

тряпицу, вытащил кусок кремня, обрубок напильника и фитиль. Выбил напильником из камня сноп искр, фитиль задымил, завонял. Корнеев раздул тлеющий огонёк, дал прикурить командирам, прикурил сам. Затушил фитиль о каблук, с достоинством завернул причиндалы в тряпицу, сложил в карман, показал самокрутку Говоркову:
— Пойду, ребят угощу.
Потрусил неторопливо к своим, привычно согнувшись, негромко напевая: «Ах, Нина, Ниночка, ты моя блондиночка, родная девушка, ты вспомни обо мне». 
— Старшина, понаблюдай за немцами, а я вздремну с полчаса, — попросил Говорков, докурив самокрутку. Положил голову на землю и тут же уснул.
Проснулся через мгновение, спросил у старшины:
— Сколько я спал?
— Час.
— Ого! Что немцы?
— Загородились танком, побитых таскают
— А чего не стреляешь?
— Сколько можно. Стволы у пулемётов пожжём — из чего стрелять?
Послышалось далёкое гудение. Говорков окинул взглядом небо, увидел три самолёта.
— Ну вот, по наши души летят.
— Может мимо, — понадеялся старшина.
— К нам, больше не к кому. Низко летят.
— Низко… Видать, к дождю.
Говорков усмехнулся шутке старшины в опасную минуту, вздохнул, взял бинокль у старшины, посмотрел на немцев, суетившихся под прикрытием танков. Скомандовал:
— Всем пулемётам дать по две короткие очереди и грузиться на плоты! Войти в воду, спрятаться под кустами и замереть!
Погрузили пулемёты и боезапас на плоты, отошли от берега.
— Всем спрятаться под кусты! И не шевелиться! — повторно предупредил Говорков.
Говоркову со стороны хорошо было видно дорогу, бугор и немецкие танки.
Самолёты шли звеном над дорогой. Вот уже видны словно выдвинутые вперёд ноги в лаптях: за что штурмовики Ю-87 и называли «лапотниками».
На подлёте звено перестроилось змейкой. Головной пикировщик перевернулся через крыло, нацелившись в землю неубирающимся шасси, словно коршун лапами, взревел сиреной и почти отвесно сорвался в пике. За ним остальные.
— Завёл шарманку, сволочь! — недовольно проворчал старшина.
 
Небольшие, десяти-двадцатикилограммовые бомбы сыпались густо, рвались пачками. Взрывы взметали землю фонтанами там, где только что стояли пулемёты. Земля гудела и дрожала, страшно выли сирены. Пыльное облако нависло над бугром.
Отбомбившись, «лапотники» перестроились для повторного захода на цель, отработили пушками, набрали высоту и ушли восвояси. Наверняка немцы доложат командованию, что после такой бомбёжки от русских не осталось и мокрых подштанников.
Немецкие танки и пехота ждали, когда над бугром рассеется пыль, чтобы не напороться на случайность.
— Пулемётные расчёты за мной! Занять высоту! — крикнул Говорков. — Остальным ждать на берегу под прикрытием кустов!
Виляя бёдрами для ускорения движения под водой, Говорков и пулемётные расчёты заторопились к берегу.
Высота дымилась и воняла немецкой взрывчаткой, в горле першило.
— Пулемёты к бою! — скомандовал Говорков.
Пулемёты установили в разбитые пулемётные гнёзда, по возможности так же, как они стояли до бомбёжки.
Немецкие танкисты наблюдали за бомбёжкой и её результатами, открыв люки танков. Некоторые вылезли из танков. Пехота сгрудилась впереди танков, откуда бомбёжку было видно, как на сцене театра.
— Прицел постоянный! Огонь!
Говорков понимал, что сейчас нужна не точность огня, а быстрота и густота стрельбы. Нужно показать немцам, что адская бомбёжка результата не принесла, нужно прижать пехоту к танкам, не позволить ей двигаться вперёд.
Перепаханный бомбами бугор, на котором не осталось живого места, ударил пулемётными очередями с прежней силой. Немцы кинулись под прикрытие танков, оставив на дороге новых раненых и убитых.
— Первый и второй, короткими очередями! — скомандовал Говорков. — Остальным прекратить огонь!
«Наверняка немцы по рации снова вызывают авиацию», — подумал Говорков и прокричал:
— Я, старшина Семёнов и первый расчёт с пулемётом останутся здесь. Остальным скрытно уходить в сторону Мостов. Через час устроить привал и ждать нас.
Пулемёты разобрали, взяли на плечи. Через несколько минут бойцы скрылись в кустах.
Оставшийся пулемёт короткими очередями постреливал в немцев. Скоро Говорков уловил отдалённый гул самолётов.
— Самолёты на подходе, — крикнул он. — Дайте на прощанье по немцам беглым ...
Пулемёт выпустил длинную очередь.
— Снимаемся! — крикнул Говорков.
 
Разобрав пулемёт на части, кинулись в кусты. Скрываясь под кронами деревьев, запалённо дыша, побежали вдогонку отступившей роты.
Пробежали с полкилометра, Говорков скомандовал привал, чтобы отдышаться.
Выйдя на открытое место, он в бинокль наблюдал за только что покинутым местом обороны.
Завывая сиренами, «мессеры» пикировали, сбрасывали бомбы на бугор. Куски земли летели вверх, падали в воду, поднимая брызги.
Бомбёжка ещё не кончилась, а танки тронулись вперёд.
— Ну, вот и всё! — с сожалением проговорил Говорков. — Танки пошли.
Танки подползали к вершине бугра. Самолёты набрали высоту и улетели.
— Вперёд! — скомандовал Говорков.
Скоро группа Говоркова подошли к опушке леса, где их ждала остальная рота. Бойцы без сил повалились на землю.
— Через десять минут построение! — скомандовал Говорков. Свернул самокрутку, прикурил у бойца, задумался.
Что дальше? С одной стороны, день клонится к вечеру, приказ командира батальона задержать противника на сутки выполнен. А с другой стороны, в штабе могут сказать, что сутки — это с момента начала боя. То есть, с сегодняшнего полудня. И докажи им, почему рота оставила высоту без потерь. «Вы должны были стоять насмерть!» — скажут в штабе. И никому там не интересно, с пользой или без пользы ты стоял, смерти ждал. Можно, конечно, стоять насмерть и всем погибнуть. Тогда нам простят потерю рубежа и под суд не отдадут. Мёртвых не судят. Ладно, чему быть — того не миновать. А помирать по-глупому толку нет.
— Строиться! — скомандовал Говорков, затаптывая окурок.
Бойцы с кряхтением и оханьем поднялись, построились в подобие колонны, рота пошла вдоль опушки леса в сторону Мостов.
Примерно через километр увидели стоящую на взгорке сорокопятку и копающего в стороне от дороги окоп знакомого сержанта-артиллериста.
— Сиротинин! — удивлённо воскликнул Говорков.
Сержант сел на край выкопанной ямы, утёр пот со лба, положил лопатку на свежую землю. Плечи его в пропотевшей гимнастёрке сникли. От былой весёлости не осталось и следа.
Ни по размерам, ни по тому, как была выброшена земля, яма на окоп не походила.
Метрах в пяти за ямой лежали четыре трупа.
Бойцы молча обступили могилу. Двое с лопатками прыгнули вниз, молча принялись копать.
Говорков с Сиротининым отошли в сторонку, сели на землю.
— Как случилось-то? — спросил Говорков.
Артиллерист вздохнул.
— Да как… Глупо, как всегда на войне. Ехали мы на нашем передке… — он махнул вдоль дороги. — На обочине пушка брошенная. И полный передок снарядов. Смотрим, позиция удобная… Посовещались с ребятами… — сержант тяжело вздохнул, качнул головой, как бы удивляясь. — Думаем: не удержите вы с пулемётами танки. Вот и решили подстраховать вас, если что. А тут «лаптёжники»… Те, которые вас напоследок бомбили… Один из пулемёта моих ребят положил…
— Пошли с нами, — предложил Говорков. — Мы нужное время танки удержали, задачу выполнили.
— Не… — тихо, но убеждённо проговорил артиллерист. — Мы с ребятами решили здесь стоять. Они решение не отменили… Значит, будем стоять… Снарядов много, позиция удобная: дорога на полкилометра видна, как на ладони. Сбоку дороги заболоченная местность, бронетехника с дороги не сойдёт. Будем стоять.
— Тогда и мы с тобой, — решил Говорков.
— Нет, лейтенант. Один я их долго удержу. Снаряды у меня и бронебойные, и осколочные. А как все истрачу, уйду. Одному скрыться легко. А ежели ты с ротой останешься... Ребята погибнут. Да и уйти ротой тяжелее. Нет, я один… Со своими.
Со своими… Погибшими… Говорков понимал сержанта. Погибшие однополчане с тобой — это тоже сила. Великая сила.
     
— Разве что окоп для пушки помогите выкопать, в одного я не успею.
— Поможем, — кивнул Говорков, и огляделся. — Только, думаю, здесь они тебя в два счёта расколят, как орех.
Говорков подтянул нижнюю губу и поскрёб щетину на подбородке, встал, ещё раз огляделся.
— Окоп для пушки мы выкопаем. Позаметней. И жердину вместо ствола вставим. А пушку, думаю, надёжнее поставить вон там, — Говорков указал на волнующееся поле высокой ржи метрах в пятидесяти далее по пригорку…
Похоронили артиллеристов, выкопали ложный окоп для пушки, вставили жердину, будто ствол спрятанной пушки. Сорокопятку откатили на ржаное поле. Невысокая пушчонка утонула в волнах высокого жита.
— Ни один немец не додумается, что ты здесь, на пупу, а не в окопе, — усмехнулся Говорков.
Вырыли около пушки окопчики, как указал артиллерист, уложили в них боеприпасы: справа бронебойные, слева осколочные, сзади фугасные.
Оставили сержанту фляжку воды. Попрощались, понимая, какая адски тяжёлая работа предстоит ему.
— Удачи тебе… — обнял Говорков сержанта.
— Ничего… Выдюжим… — серьёзно пообещал артиллерист. — Вы свою задачу выполнили — пулемётами танки удержали. Нам, с пушкой-то, проще…
Нам…
Говорков встряхнул артиллериста за плечи, крякнул, быстро отвернулся, скрывая повлажневшие глаза. Жестом указал бойцам двигаться вперёд.
Один из проходивших бойцов протянул артиллеристу помятую пачку папирос, самую сокровенную свою заначку. Сержант, думая о своём, взял пачку, кивком поблагодарил, привычно вытащил папиросину, закурил.

***
 
Сиротинин увидел первый танк.
— А вот и шайтан-арба, — удовлетворённо проговорил он словами бойца Хайбулаева.
Но на Сиротинина вылезли не четыре танка, которые держал Говорков, а целая колонна бронетехники. Вероятно, колонна догнала передовую группу.
Сначала промчался  на мотоциклах передовой дозор. Следом пылил полугусеничный бронетранспортёр «Ганомаг» с десятком солдат в кузове. Потом появились танки. Один легкий Т-2, с башней, расположенной сбоку, и малокалиберной автоматической пушкой. Сиротинин знал — в таких обычно ездили командиры. За ним — два Т-3, следом рычали и лязгали железом громадины Т-4, обвешанные звеньями гусениц для дополнительной защиты. До танков оставалось метров четыреста.
Руки у Сиротинина дрожали. Не от страха — от азарта охотника, на которого вышла завидная дичь. Он смахнул пилотку с головы, утёр ей испарину со лба, и привычным движением засунул за ремень. Руки сержанта механически трогали  барабаны и рукоятки угломера, прицела и уровня, притрагивались к ручкам затвора и пуска.
— Ползите, сволочи… Сейчас мы вас угостим… — удовлетворённо ворчал Сиротинин.
Он чувствовал, что за спиной у него стоят и не подведут наводчик Тимохин, замковый Фокин, заряжающий Шматько, подносчик Хайбулаев.
— Прямой наводкой… — негромко скомандовал Сиротинин и поймал в перекрестие панорамы Т-3. — Огонь!
Первый выстрел получился удачным. Подбитый танк стоял с распахнутой боковой дверцей, из которой выплескивалось пламя и чёрный маслянистый дым. Подбитый танк практически загородил дорогу.
Командирский Т-2 лупил из скорострельной пушки короткими очередями по окрестностям со звуком, напоминающим