Моя земля не Lebensraum. Книга 2. Драп или отступление?

на ночёвку.
Закусили хлебом, оставшимся со вчерашнего дня. Говорков назначил часовых, определил порядок смены. Костров решили не разводить, чтобы не привлекать случайного внимания.
Летняя ночь коротка, особенно у уставших людей. Закрыл глаза — было темно. Открыл глаза — вроде и не спал, а уже светло.
Над ручьём ватой навис утренний туман. Бойцы спали, укутавшись в шинели, скорчившись калачиками, прижавшись друг к другу спинами.
Говорков скомандовал подъём, разрешил развести костры, чтобы вскипятить воду «на завтрак».
— Дыма за туманом всё равно не видно.
Старшина Семёнов подвёл к Говоркову двух красноармейцев, привычно-мимолётным движением козырнул:
— Разрешите доложить, товарищ лейтенант… Ночью двух задержали. Говорят, из окружения идут.
   
Говорков взглянул на бойцов. Усталые, несколько дней небритые, мрачные, но с винтовками и прочей амуницией. Дезертиры так не ходят.
— Старшина Куракин, — козырнул тот, что постарше.
— Боец Агафонов.
— Далеко путь держите? — спросил Говорков.
— А кто его знает? Мыкола, куда мы с тобой путь держим? — с сарказмом спросил у бойца старшина. Похоже, он дошёл до такого состояния безнадёги, что ему было плевать на субординацию.
Боец отозвался неохотно:
— На хутор к дьяволу, бабочек ловить.
— Во, Дьяволов его фамилия! На хуторе живёт. Не слышал про такого, лейтенант?
— Ладно, не нарывайтесь. Мы в том же положении, что и вы. И натерпелись не меньше. Не знаю, как вы, а мы воюем. Вчера, например, целый день четырьмя пулемётами держали пять немецких танков и роту пехоты.
— Мы гранатами… — огрызнулся боец Агафонов.
— Пулемётами мы танки остановили, — перебил его Говорков. — И убедились, что немцы из мяса сделаны и смертны. После нас там осталось хорошее немецкое кладбище в полсотни берёзовых крестов. И мы уверены: придёт наше время! На обратном пути снесём эти кресты, фашистские могилы сравняем и рожью засеем. Нам память о Фрицах и Гансах не нужна. Мы их к себе не звали.
Говорков замолчал и некоторое время сидел, молча уставившись в землю. Потом вздохнул и разрешил:
— Садитесь, бойцы. Если есть, курите. У нас давно курить нечего.
Окруженцы сели на траву.
— От Песков мы. Из окружения, — словно в знак примирения начал рассказывать старшина. — Человек пятьдесят нас было из разных полков. И пехота, и танкисты без танков, и пушкари… Обложили нас немцы плотно. Куда ни кинемся — то броневики, то пулемёты. По всему видно: или плен нам, или смерть. Ну и решили: утром пойдём в прорыв. Погибать, так в бою.
— Командиров у нас не было, — перебил старшину Агафонов. — За старшего вот он, старшина Куракин.
Окруженцы замолчали.
Говорков понимал, что воспоминания не из лёгких, и не торопил бойцов.
— Вечером долго не спали… Знали, что полягут многие, — сникнув, и с трудом заставляя цепенеющие губы шевелиться, рассказывал Агафонов. — полста человек… Три девушки среди нас были, санинструкторы…
Стоном задавив в груди рыдание, Агафонов махнул рукой и закрыл лицо ладонью.
 
— Три девушки у нас были, — глухо продолжил старшина. — Ночью они приходили к каждому, кто их хотел. Да не каждый смог. К смерти, ведь, готовились.
— Ко мне Настя пришла… — утирая слёзы, выдавливал из себя горе Агафонов. — Боже мой… Я никогда раньше не трогал… Какое у неё нежное тело! Боже мой! Спасибо тебе, Настенька, что дозволила прикоснуться к тебе! — разрыдался Агафонов. — А по мужской части не смог я… Как такую нежность…
Он схватил голову руками и качаясь, как от зубной боли, застонал. 
— Человек семь вышли из окружения, — завершил рассказ старшина. — А было пятьдесят. Всех посекли немцы пулеметами... И девчонки там остались…
— Так собери в кулак свою злость, свою ненависть к фашистам, отомсти за своих девчонок! — с ненавистью прорычал Говорков сквозь зубы, тряхнув кулаком.
— Сил нет мстить, — прошептал Агафонов. — Выгорело всё внутри.
— Коли живой — не всё, значит, выгорело, — глухо проговорил старшина Семёнов. — А коли вышли на нас, значит есть ещё силы. Идти и убивать. Убивать и бороться за свою землю. А бороться надо до конца. И ещё немного после этого.
— Убивать буду… Убивать… — со злостью готовой ужалить змеи прошипел Агафонов. — Что они за нелюди такие? Почему чужое хотят отнять?
— Со времён Петра Великого у наших людей жило уважение к немцам, как к культурной нации, — словно размышлял вслух Говорков. — Так повелось, так нас воспитали. А теперь слово «немец» для нас самое ненавистное слово. Немцы пришли отнять у нас землю и уничтожить нас. Поэтому убивай немцев с чистой совестью.  Если ты не убьешь немца, немец убьет тебя. Он возьмет твоих близких и будет мучить в проклятой Германии. Если ты оставишь немца жить, немец повесит твоих отца и мать, опозорит твою жену и сестру. Поэтому убивай их. И нет для нас приятнее зрелища, чем видеть  немецкие трупы. Слезу пустить, поплакаться о бессилии, упасть на спину и лапки задрать перед фрицами, как дворовая собачонка, ни сил, ни духа не надо. А как потом в глаза друзьям-однополчанам смотреть? Суд товарищей — тяжкий суд. Проклянут ведь.
— Некому нас осуждать. Погибли все.
— Мёртвые проклянут. Проклятие мёртвых страшнее.
Проклятие мёртвых страшнее…
Проклятие мёртвых страшнее!

***
 
В лесу на малопроезжей дороге обнаружили два брошенных грузовика, доверху набитых ящиками с патронами и минами. Мины не понадобились, а патронов набрали с запасом. Машины подожгли, чтобы немцам не достались.
По дороге вышли на шоссе, а потом и к Шестилам.
Рассмотрев в бинокль раскинувшийся на противоположном берегу посёлок, Говорков не увидел на улицах бронетехники. И мост через реку не охранялся.
Разбившись на две группы, скрытно выдвинулись на исходные позиции. Два пулемёта оставили для прикрытия. По команде бросились к мосту, почти успели добежать… Почти.
Из крайних домов на том берегу по наступающим хлестнули огнем машиненгеверы, рота под прикрытием своих пулемётов отступила.
Слава богу, никого не потеряли.
Тяжёлой трусцой скрылись в лесу, пошли на юг, в сторону Деречина и Слонима.
Палило солнце. Шли плохими дорогами мимо останков разгромленных частей. На лесных полянах и на просеках расстрелянные танки, брошенные пушки, каски, противогазы, винтовки. Густой запах мертвечины.
Бойцы, работавшие до войны трактористами, доложили Говоркову, что из двух калек можно собрать одного инвалида.
— Вы насчёт чего? — не понял юмора Говорков.
— Там тягач «Ворошиловец» с прицепной будкой, и «Комсомольцы», брошенные. В кузов и будку «Ворошиловца» мы уместимся. С «Комсомольцев» горючку сольём… В общем, через полчаса-час техника будет готова, — пообещали трактористы.
Говорков объявил привал.
Ближе к вечеру тридцать человек набилось в кузов и будку «Ворошиловца». Лязгая гусеницами тягач «поскакал»  по колдобинам лесной дороги…
Километров через десять, смеркалось уже, тягач остановили советские командиры с автоматами. Один подошёл к кабине, где сидел Говорков, требовательно спросил:
— Кто старший?
Одеты щеголевато, форма с иголочки, рожи сытые. Штабные, понял Говорков.
— Лейтенант Говорков… Рота движется от посёлка Мосты в расположение наших частей, выполнив задачу по удержанию противника перед переправой.
— К генералу! — приказал автоматчик.
Говорков вылез из кабины, разрешил личному составу размяться, пошёл за командирами.
Из кустов вышли два бойца с автоматами, за ними майор и старик с палкой в военной форме без знаков различия. Бойцы стали по бокам старика, выставили автоматы и растопырили ноги.
«Окопники при встрече нахально не смотрят и в позу не встают», — подумал Говорков.
— Кто такие? — недовольно спросил хмурый старик.
       
Говорков молчал, не зная, с кем разговаривает.
— Тебя спрашиваю! — рыкнул старик.
— Командир пятой роты 743 стрелкового полка лейтенант Говорков. У населённого пункта Мосты держали оборону. Выполнили задачу, идём на соединение с основными частями, — без особого рвения доложил Говорков, не добавив положенного по уставу «товарищ генерал».
— Сколько вас? — спросил майор.
— Тридцать человек, — округлил количество бойцов Говорков.
— Вот что, — зло приказал старик, показывая палкой в сторону. — По ходу движения деревня, занятая немцами. Утром возьмёте деревню.
Говорков посмотрел в ту сторону, куда указывала палка старика. За кустами раскинулось широкое поле, за полем виднелись дома. Поле пересекала дорога. Если в деревне хотя бы взвод немцев, пройти поле ни цепью, ни в тягаче немцы не позволят. У них в каждом взводе «эмга» — роту в пыль посекут.
Говорков спокойно посмотрел на генерала, стоявшего в трех шагах от него. Маленькая лысая голова. Вид придавленный и усталый, как у деревенского мужичка. То и дело оглядывается, будто пытается вспомнить место, где что-то потерял.
Генерал… От генерала должно веять чем-то величественным. Генеральским! Посылает тысячи людей на смерть. Вот и сейчас посылает тридцать человек на глупую смерть. Серенький мужичок.
— Можно ночью, скрытно попробовать… — предложил Говорков.
— Одна попробовала…Двоих родила. Утром! Приказ ясен?  Не выполните приказ, отдам под суд!
— Приказ ясен. Да только приказы генералов выполняются, пока живы бойцы. А мёртвого бойца даже по приказу генерала трибунал к суду не примет.
— Говорливый ты, лейтенант.
— Все мы с недостатками. На Руси не все караси, есть и ерши, — негромко проговорил Говорков.
Три командира и два автоматчика-телохранителя стояли вокруг старика, с превосходством смотрели на Говоркова и его людей. Две группы людей стояли друг против друга и настороженно щупали друг друга глазами. Стояли, разделённые невидимой линией.
— Майор, проводите роту к месту дислокации на ночь, — закончил старик недовольно.
Майор свысока глянул на Говоркова, широко махнул рукой, приказывая следовать за ним, и пошёл вглубь леса.
Говорков шевельнул головой, подавая команду роте двигаться вслед за ним. бойцы взяли винтовки и пулемёты, тронулись за командирами.
Прошли метров пятьдесят, спустились в низину. Под раскидистой елью увидели две палатки.
— Тут генерал, тут мы, — пояснил майор. — Вы располагаетесь там, организуете охранение.
Вдруг в кустах на краю низины раздался девичий визг.
Бойцы сдёрнули с плеч винтовки, Говорков выхватил из кобуры пистолет.
Из кустов выскочила девчушка в военной форме. Радостно повизгивая наподобие собачонки, нашедшей хозяев, кинулась к красноармейцам:
— Родненькие, миленькие! Нашла я вас! А то мы уж думали, что потерялись!
     
Следом за девчонкой из кустов вышли два танкиста в чёрных комбинезонах. Один с забинтованной головой, с повязкой, скрывающей глаза. Другой с забинтованными руками. Второй вёл под руку первого. Тот, что с забинтованной головой, то и дело спотыкался о кочки и коряги.
Девчонка замахала руками и вернулась к раненым. Схватив под руку того, что с забинтованной головой, помогла довести его к стоявшим рядом майору и Говоркову.
— Товарищ майор! — восторженно доложила она, став по стойке смирно и лихо козыряя. — Санинструктор Голикова сопровождает двух раненых танкистов в расположение советских войск!
— И где же они, эти расположения? — насмешливо спросил майор.
Санинструктор моментально сникла и