Моя земля не Lebensraum. Книга 2. Драп или отступление?

едва сдерживая слёзы, скривила губки и страдальчески посмотрела на старшину Катя.
— Что, «если»? — рассердился старшина. — Коли «если», уходи одна.
Говорков оглядел полуразрушенную деревню в бинокль, приказал:
— Приготовиться к атаке!
Бойцы не двигались. Даже оружие не взяли наизготовку.
«В атаку не пойдут, — понял Говорков. — Им без разницы, кто пристрелит: немцы в поле или генеральская охрана здесь. И трибунал им не страшен: до него ещё дойти надо».
— Кто пойдёт со мной? — негромко, как спрашивают друзей, спросил Говорков.
Бойцы переглянулись. «Командир спятил?» — было написано на их лицах.
— Есть добровольцы?
— Ну, давай я пойду, что-ли, — вздохнул старшина Семёнов.
— Дай-ка «папашу», — протянул руку к ближнему бойцу Говорков.
Боец охотно протянул лейтенанту ППШ, сообщил как-то жалеючи:
— Диск полный.
— Старшина, возьми у кого-нибудь автомат. Пойдём вдвоём, — решил Говорков.
— Вдвоём? — поразился старшина. И, подумав, спросил растерянно: — А куда ж мы вдвоём пойдём?
— Куда, куда… Деревню брать!
— Вдвоём? Деревню брать? — старшина в недоумении покрутил руками. — Дык… А как брать? Это ж… Подумать надо…
— А чего думать? Ты боец удалой? А удалой долго не думает: сел, да заплакал. В общем, делай всё, как я. Я лягу — ты падай. Я побегу — ты рядом. Стрелять только вместе со мной.
Один из красноармейцев протянул Говоркову лимонку.
— Спасибо за поддержку, боец, — усмехнулся Говорков.
— Командир, жить надоело? — тихо спросил младший лейтенант Темнов. — Ладно, в дельном бою, а тут — зазря…
— Объясняю для тех, кто в танке: наше дело солдатское. Сказал «енерал» «умри» — значит, умри. Но мы со старшиной не умирать пойдём. Мы попытаемся сложить слово «счастье» из четырёх букв общеизвестного слова, которое начиная на «ж», — съёрничал Говорков, закидывая автомат за спину по-охотничьи, дулом вниз. И продолжил серьёзно: —  Не зазря. С пользой. Чтобы остальных спасти. А жалеть меня, Темнов, не надо. Я бойцов не жалел, когда посылал в бой. Только я перед погибшими чист, как пред господом богом: я их не умирать посылал, а побеждать. Пошли, старшина.
Говорков потренировался на ходу одним движением выхватывать автомат для стрельбы. Снял с предохранителя и вновь кинул за спину.
— Ладно, братья-славяне… Если что, считайте не вернувшимися из атаки…
Говорков и старшина во весь рост, не скрываясь, уверенно двинулись к деревне.
 
— Эх, лебеда-лабуда, крапива, полынь горькая… Добрый ваш лейтенант, — вздохнул и укоризненно покачал головой «приблудившийся» к роте старшина Куракин. — Ему бы командирского зла набраться. У меня первый ротный был добрый, быстро погиб. Выскочил из траншеи: «За Родину!»... А за ним никто и не пошёл. Так и погиб в одного. А другой злой был. Пока всех бойцов не выгонит, сам из траншеи не вылезет. С ним надёжно было. Бежишь в атаку и знаешь, что все бегут — ротный никому отсидеться не даст.
К напряжённо наблюдавшим за движением Говоркова и Семёнова бойцам подошёл майор.
— Что за толпа? Устава не знаете? — недовольно воскликнул он. — Где командир роты?
Бойцы продолжили наблюдать за уходящими к деревне Говорковым и Семёновым.
— Деревню пошёл брать командир, — буркнул младший лейтенант Темнов, не оглядываясь.
Майор растерянно посмотрел на поле, увидел спокойно шагающих к деревне бойцов.
— Что-о? Сдаваться пошли? Сдать генерала немцам решили? Продать свои шкуры подороже?
По тому, как спокойно шли по полю два красноармейца, было понятно: идут сдаваться в плен.
Немцы наверняка видели шагающих в их сторону иванов.
Майор оглядывался, словно намереваясь схватить в руки что-либо потяжелее и кинуться вдогонку за уходящими.
— Где санинструктор?
Бойцы продолжали смотреть на поле, не обращая внимания на беснования майора.
Все ждали, когда полоснёт немецкий пулемёт, когда две фигуры переломятся, изрубленные свинцом, упадут на землю.
Говорков со старшиной шли на немецкий пулемёт, стоявший в промежутке между домами. Немецкий пулемётчик разговаривал с кем-то, невидимым за домом. Стоял он босиком, время от времени почёсывал одну ногу о другую. Сапоги, надетые на колышки подошвами кверху, сушились рядом с пулемётом.
Говорков не отрывал взгляда от немца, следил за его движениями. Вот немец повернул голову и посмотрел на Говоркова и старшину.
Внутри у Говоркова всё сжалось. Ноги стали ватными. В паху неприятно защекотало.
Говорков тряхнул головой.
     
Немец продолжал смотреть на приближающихся русских.
Если немец кинется к пулемёту, у них есть секунда, чтобы упасть на землю и открыть огонь из автоматов. Может и удастся снять пулемётчика с такого расстояния.
Немец стоял на месте, почёсывал одну белую ногу о другую. Он не раз видел, как иваны выходят с винтовками на плечах сдаваться. Вот ещё двое таких. Без винтовок. Автоматов за спинами красноармейцев немец не заметил.
Из-за угла дома высунулась голова второго немца. Немцы рассмеялись.
— Смейтесь, сволочи, смейтесь, — процедил сквозь зубы Говорков. — Просто обидно, что они принимают меня чуть ли не за правнука Иуды, готового ещё раз продать воскресшего Христа.
Говорков и старшина продолжали размеренное движение. Немец у пулемёта вяло махнул рукой, ухмыльнулся и вновь заговорил с тем, который стоял за углом.
Лицо у Говоркова взмокло, а между лопаток похолодело. Он стал смещаться вправо, чтобы угол избы скрыл их от глаз немца.
Прошли ещё метров пятьдесят.
Немца скрыл угол дома.
Пулемёт оставался на виду.
До пулемёта не более ста метров. Пятнадцать секунд бега для спортсмена. Они со старшиной не спортсмены. Особенно старшина.
— Атас, красавчики! Вперёд, старшина! — сдавленным голосом скомандовал Говорков. И добавил с угрожающим восторгом: — Гуляй рваньё, тряси лохмотьями!
Говорков побежал. Старшина следом.
Говорков выхватил автомат и стал смещаться влево…
Пятьдесят метров…
Стало видно немца, стоящего спиной к Говоркову.
Немец повернулся, увидел бегущих на него русских… Сильно удивился.
Не целясь, Говорков перечеркнул его очередью. Немец упал, взбрыкнув голыми ногами.
— А не топчи… нашу землю… грязными ногами! — задыхаясь, прорычал Говорков.
Старшина добавил очередь по второму немцу, выскочившему из-за дома.
— Ты справа! — крикнул Говорков и указал рукой, смещаясь влево, чтобы контролировать пулемёт.
Немцы, услышав «чириканье» советских автоматов, забегали между дальних домов.
Старшина короткими очередями бил вдоль улицы, заставляя немцев прятаться.
Говорков достиг пулемёта.
Металлическая лента заправлена.
Говорков упал на колено, развернул пулемет в сторону деревни, передернул ручку затвора. Пулемёт зарокотал, заплевал огнём из надульника. Пули крошили брёвна домов.
Немцы кинулись прочь.
Увидев, что немцы побежали из деревни, рота Говоркова помчалась на помощь командирам.
Визжа от восторга и что-то пронзительно вереща, перепуганным зайцем выскочила из кустов и помчалась догонять бойцов Катя.
— Ну, командир… Ну… — восторгался старшина Семёнов. — Ты у нас… Ты у нас не Говорков, ты у нас заговорённый! Неслыханное дело! Вдвоём взяли деревню! На пулемёт шли! Заговорённый ты у нас, лейтенант! Заговорённый!
Старшина обнимал Говоркова, мял его, хлопал ладонью по спине и снова обнимал что есть сил.
— Да ладно, старшина… Не все блохи тихи, бывают и кусачие, — смущённо ворчал Говорков.
— А я уже с жизнью попрощался… Чего там… «Отче наш» про себя читал.
Лицо старшины сморщилось в плаксивой гримасе.
   
— Ладно, старшина, — вырвавшись из мужских объятий, скрывая удовлетворение, утирая с лица пот, сквозь одышку довольно ворчал Говорков. — Я ж не баба, что ты меня тискаешь… Поле вразвалку перейти — не вспотеешь. Это не в атаке  надрываться, «ура» кричать. Дошли, не запыхались. Ты лучше организуй бойцов для осмотра деревни и выставь посты.
Прибежала, беспрестанно визжа и пугая бойцов, Катя. Повисла на шее у Говоркова, зацеловала его в щёки, в губы, измазала слезами.
«Какие… вкусные у девчонки губы», — смущённо думал Говорков, не зная, куда девать свои руки. Обнять Катю он стеснялся. Лейтенант ощущал, как пружинят девичьи груди у него на груди и таял, как масло на солнце.
Наконец, Катя «спрыгнула» с него и, засмущавшись, отошла в сторону. Махнув рукой, расплакалась, осев на землю.
Двух бойцов Говорков послал с донесением к генералу.
Скоро бойцы вернулись, привели незнакомых старшего лейтенанта и красноармейца.
— Нету генерала, товарищ лейтенант. И машины нашей с ранеными нету. Тю-тю… Умотали штабные без нас.
— Планируют свадьбу славы и смерти одни — и, отдав приказ, удирают. А исполнять приходится другим, которым тоже удрать хочется, да нельзя, — задумчиво пробормотал Говорков.
— А эти на нас в лесу вышли, — добавил боец, кивнув в сторону чужаков.
— Кто такие? — спросил Говорков.
— Старший лейтенант Панкратов. Мы с бойцом со стороны Волковыска отступали. На Слоним. По «дороге смерти»…

***
     
Дорогу Волковыск—Слоним, заваленную развороченными танками, сгоревшими автомашинами, разбитыми пушками, те, кто по ней отступал, называли «дорогой смерти». Побоище устроили немецкие штурмовики и пикирующие бомбардировщики. В некоторых местах завалы техники не позволяли проехать ни по дороге, ни по обочинам. На этой дороге полегло неимоверное количество красноармейцев, пытавшихся выйти из окружения.
Немецкий десант в Зельве не дал возможности отступающему шестому мехкорпусу пройти к Слониму напрямую по шоссе Зельва—Слоним. Пехотные, танковые и кавалерийские колонны мехкорпуса, штаб, медсанбат и другие тыловые подразделения свернули на юг, чтобы выйти к Слониму через Клепачи, Кошели и Озерницу.
Немцы знали, что со стороны Белостока движутся советские войска, поэтому подготовились серьёзно. У излучины реки Ивановка, откуда хорошо просматривалась дорога на Кошели, установили орудия, расчистили сектора обстрела, спалив дома на краю деревни. На возвышенности за рекой создали видимость штабного расположения, подняли красный флаг, хорошо видимый при подъезде к Клепачам от Зельвянки.
Дорога петляла между крутых склонов поросшей лесом возвышенности с одной стороны и заболоченной низиной с другой.
По этой дороге, идеальному месту для засады, растянулась колонна шестого мехкорпуса.
Взлетела сигнальная ракета, немцы ударили по колонне из орудий и минометов. Кинжальный огонь немецких пулемётов был ужасен. Мало кто ушёл из этого ада.
— Мы из тех немногих, — закончил рассказ старший лейтенант.
— Понятно, — негромко проговорил Говорков. — Планы какие? Своим ходом пойдёте, или с нами?
— С вами, — решил старший лейтенант. — Группой сподручнее.
— Ну, тогда… будешь у меня командиром отделения.
Говорков испытующе посмотрел на старшего лейтенанта.
— Согласен. Я сам артиллерист, в пехотном деле разбираюсь не очень, так что на руководящие должности не претендую.
— Ну и лады.

= 5 =
   

Светало.
«Надо двигаться к Слониму и по шоссе выходить на Минск. Старая граница укреплялась много лет, там враг будет остановлен», — думал Говорков, трогая повязку под мышкой. Если рукой не двигать, рана не болит. Повязку он не менял со второго дня ранения, повязка заскорузла от крови, испачкалась до черноты.
Катя, узнав о