подлеца!»
Между тем, Мирон Прибавкин и Павел Крахоборов тщетно пытались уговорить своего младшенького отправиться домой в лоно семьи, и уже три раза безуспешно упомянули имя Марцеллины Кафтановой, чтобы наконец заняться тем, к чему он больше всего был расположен – его великолепнейшим, неподражаемым актёрством на фоне всемирного ужаса пандемии, с кармическими намёками на пир во время чумы, где он будет гарцевать на белом коне фортуны!
– И ты возвысишься! – елейно внушал ему в левой ухо Мирон Прибавкин.
– Пойми… – бубнил штробасом в правое ухо Павел Крахоборов да так, что жалобно звенели люстры, – тебя ждёт не дождётся сам Эраст Проказов! Он готов на всё!
– Не упоминайте мне этого гадского имени! – вспылил наконец Жорж Поленов, едва не порезав пальчик юной особе, похожей на диву Екатерину Волкову, и пошёл красными пятнами тонкой, психопатической натуры, готовый вспыхнуть яростным пламенем негодования.
– Кстати, а где он? – вопросил Павел Крахоборов как бы в отчаянии у Мирона Прибавкина.
На самом деле, ему было смешно глядеть на бабский передник младшего братца, и он готов был тут же удавить его в том же самом кресле.
– Понятия не имею! – возмущенно реагировал Мирон Прибавкин. – В самый нужный момент его, как всегда, нет! Где он? Ищите! – приказал он Сене Бабакару и Гоге Нозу. – Ищите!
– Ищем! – закричали они с искаженными лицами рабов, проникнувшись проблемой до самой печёнок, и забегали, как бельгийские овчарки.
– Я здесь!!! – Эраст Проказов, предприняв отчаянную попытку выпутаться из прекрасной ловушки, задрал подол Эльвиры Гагаркиной.
– Ой! – кричала она, однако не бросая микрофон, а орудуя им, аки дубинкой, сбила с Эраста Проказова его старинные очки в роговой оправе. – Нахал! Подонок! Полицию сюда! Полицию!
Но тотчас была приподнята сильными руками Павла Крахоборова, и пред миром без капли смущения предстал во всей своей красе сам мэтр кино и экрана Эраст Проказов в старомодных роговых, но в таких всеми узнаваемыми очках и в прическе а-ля Филипп Киркоров.
И все окончательно расступились, а Эраст Проказов прильнул к башмакам Жоржа Поленова, пропахших пергидролью, и молвил:
– Прости меня, гада! Прости идиота, Жоржик!!!
– А-а-а!.. – несказуемо обрадовался Жорж Поленов, брезгливо подбирая под себя ноги. – Приполз, скряга!
– Приполз, Жоржик, приполз, к твоим стопам припадаю! – двигаясь, как краб, заплакал Эраст Проказов.
Жорж Поленов залез с ногами на стул и, глядя на жирную спину Эраст Проказов, стал театрально фыркать, как домашний кот, увидевший мышь. Все вокруг зааплодировали, особенно юная особа похожая на бритую примадонну Екатерину Волкову, и рыжая-прерыжая тележурналистка Эльвира Гагаркина – тоже.
– Не спи! – ударила она локтём неповоротливого оператора. – Снимай! Снимай!
– Проси, чего хочешь! И сколько хочешь! – воодушевлённо закричал из-под стула Эраст Проказов, подкидывая Жоржа Поленова, как скаковая лошадь.
– Хочу миллио-о-он… за смену!.. – явно работая на толпу, гордо молвил Жорж Поленов, и его глазки некроманта вспыхнули недобрым светом чернокнижника. – Нет!.. Два!!! – На большее у него не хватило наглости.
В реальной жизни, вне сцены, он был страшно прозаическим человеком, не в состоянии связать и двух слов, стесняющийся собственных ногтей, но перед камерой, да ещё и на подмостках, крайне возбуждался и начинал резонерствовать. Но даже в этом эйфорическом состоянии абсолютной победы над своим извечным врагом, знал, что нельзя перегибать палку, что Эраст Проказов наобещает сейчас в три короба, воздушные замки и хрустальные чертоги, а потом – сдуется, как шарик, доказывай потом, что ты не верблюд.
– Будет тебе два… – слезливо пообещал из-под стула Эраст Проказов, подбрасывая Жоржа Поленова, как необъезженный жеребец, – и премия еженедельная! – заглянул он ему в глазки. – Только поедем со мной на съёмки, Жоржик! А?.. – подбросил он снова, представляя, как возрадуется страшный и ужасный Грек Вольф.
– А договор?.. – играя голосом, как дубинкой, не отступил Жорж Поленов, зная, что Эраста Проказова надо добить, пока он тёпленький.
– Конечно же! – не вылез из-под стула Эраст Проказов, а извлек жестом фокусника злополучный договор и протянул, как подать, Жоржу Поленову.
– Позвольте!.. А как же… производственные отношения с нашей суперзвездой экрана?.. – встрепенулся чрезвычайно странный господин с гладким лицом лощёного алкоголика, с мелированными волосами и серёжкой в правом ухе; от господина за версту несло гомофилией и парфюмерией. – Я понесу прямые и косвенные убытки! И моральный вред?! – вспомнил он казус белли.
– А вы кто такой?.. – спросил, не глядя на него, как бык, Эраст Проказов, ибо был сосредоточен исключительно на предмете своей страсти – Жорже Поленове, а уже за ним маячил жуткого типа Грек Вольф со своими страшными рабами в чёрных костюмах и арабским киллером с минами иностранных волшебных конструкций.
– Я владелец этого салона! – гордо молвил странный господин с серёжкой в правом ухе.
– На… – Эраст Проказов жестом фокусника извлёк из кармана рулон «бакинских» и, не глядя, сунул ему с таким пренебрежением, словно это была народная туалетная бумага с пошлыми розовыми цветочками.
– Но мы не можем!.. – возмутился владелец салона, похожий на лощёного алкоголика, поспешно пряча, однако, деньги в карман, – у нас же обязательства перед нашими клиентами!
– Да! – радостно закричали те из женщин, которым тайком удалось проникнуть в салон и которые стали свидетельницами позора Эраста Проказова. – Мы тоже хотим подточить коготки!
Тогда Мирон Прибавкин с прокурорской усмешкой сказал:
– Нет проблем, милые дамы!
И каждой дал денег в виде компенсации, а потом выскочил на крыльцо и швырнул над толпой пачку тысячерублёвок, а потом ещё одну и ещё. И толпа застонала от восторга и закричала благим матом, как все упоённые женщины мира, и кинулись ловить купюры, и началась давка, переходящая в потасовку.
– Бежим! – взволнованно шепнул Павел Крахоборов своим неподражаемым штробасом, да так, что всё вокруг завибрировало и задрожало, как самое хрустальное и самое ненадёжное в этом мире, хрустальные подвески лопнули, а зеркала пошли патиной времени и благородными трещинами.
А владелец салона услужливой поспешностью добавил, изящно, выставив ножку и ручку в золотых браслетах с ядовитыми рубинами:
– Господа, пожалуйте через тайный ход!
***
А через полчаса они стали свидетелями чрезвычайно бурной сцены между Марцеллиной Кафтановой и Жоржем Поленовым со слезами радости и сочными поцелуями, с клятвами вечной любви до гробовой доски и прочими атрибутами дружной и преданной советской семьи – как будто исключительно для публики и Эльвиры Гагаркиной с вечно сонным оператором, которого надо было будить ударом локтя. Самое главное, что Марцеллина Кафтанова вышла навстречу мужу на каблуках, уже не как коровоподобное существо, а суперженщиной с суперформами, в шикарном летнем платье, подчёркивающим все её скрытые доселе прелести, и была красива, легка и элегантна, то есть одухотворенная одним тем, что муж вернулся в лоно семьи с абсолютной, бесспорной, общепризнанной победой над сукиным сыном мэтром кино и экрана Эрастом Проказовым.
Мирон Прибавкин позавидовал белой завистью, и вдруг у него случился инсайт. Боже! Его даже качнуло, как на морской волне: он наконец-то прозрел в том, что монументальная Марцеллина Кафтанова всё это время искуснейшим образом водила их за нос, что она была в курсе дел, где прячется её верный и преданный Жорж Поленов и вообще в курсе всех его гениальных, вымогательских планов и просто трепала всем и вся нервы, а главное – Эрасту Проказову! Екибастуз обломанный! – восхищённо выругался Мирон Прибавкин, однако не так, чтобы особенно громко. Женщины есть тайна мира! – залюбовался он бесподобной Марцеллиной Кафтановой и вопросил сам себя: «Где ж мне найти такую?..» И понял, что правильно сделал, что развёлся с женой Зинкой, приземленной, как утюг, а с Галиной Сорокопудской пока не замутил окончательно. Как бы не вляпаться из полымя да в омут, не на шутку расхрабрился он. И снова стал искать в каждой юбке женщину своей мечты, хотя знал, что мир жесток и бескомпромиссен особенно в вопросах секса, в котором никто ничего до конца не разбирался и ничегошеньки не понимал. Екибастуз обломанный!
***
А Тамара Каблукова пропала, как луна в сиянии дня. Сколько Мирон Прибавкин ни звонил, трубку никто не брал. Утром на службе едва дождался перерыва, смотался в ЗАГС и обнаружил на двери объявление: «В связи проведение прок. проверки, ОПЕЧАТАНО прок. Центрального района до особого распоряжения. Вчк-грчка».
Тогда он помчался к ней домой. Долго ломился в дверь, бил ногами и пинал животом, кричал: «Открой дверь, ненаглядная!», пока соседи не сжалились и не сообщили каверзным голосом сексота в замочную скважину, что: «Тамарка… здесь больше не живёт… потому как под следствием…»
– Где-где, товарищ?.. – не понял Мирон Прибавкин.
– Тамбовский волк ей товарищ! – Услышал он в ответ.
Мать моя женщина! – схватился Мирон Прибавкин за голову. Волосы у него встали дыбом. Что же делать?! И думать не хотелось, что из-за того, что тянул, как обычно, резину, всё пошло кувырком. Надо было гнать и гнать лошадей, с ужасом подумал он, а не плыть по течению. Видите ли у него любовь! – попрекал себя в третьем лице, и, конечно же, тут же вспомнил Галину Сорокопудскую и то, что она с ним сделает, когда вернётся. Мир жесток, сказал он сам себе в назидание, и едва не бросился в лестничный пролёт туда, где была входная дверь в подъезд, но вовремя опомнился.
В подвешенном состоянии, словно у чёрта на крючке, поплёлся к «люське», прикидывая к кому и как поднести, чтобы вернуть Тамару Каблукову на законное рабочее место с тем, чтобы она исполнила договор, потому как ночевать под забором не было никакой мочи.
Однако у «люськи» его уже ждали. Человек, похожий на ноздреватый брусок пемзы, сделал тайный знак, и Мирон Прибавкин, растеряв все инстинкты самосохранения и даже забыв, что у него под мышкой почти настоящий «макаров», поплёлся за человеком-пемза с таким видом, будто ищет место, где бы отлить. За гаражами человек-пемза повернулся и, не вынимая рук из карманов куртки, таинственно произнёс:
– Я Василий Башмаков… – и посмотрел тяжело и мутно, – муж Тамары Каблуковой… – добавил он так, словно это был пароль.
– Что с ней?.. – спросил Мирон Прибавкин, импульсивно оглядываясь по сторонам и оценивая ситуацию не в свою пользу: в карманах у Василия Башмакова могло быть всё что угодно, от огнестрельного оружия, до диктофона или того хуже, микрофона, с которого обычно велась запись на компьютер прокуратуры.
– Она сказала… – вынул руки из карманов Василий Башмаков, – что ты можешь помочь…
Мирон Прибавкин с облегчением вздохнул: в руках у Василия Башмакова оказалась пачка «Лаки Страйк» и зажигалка.
– Я бы с удовольствием, – нейтрально на всякий пожарный ответил Мирон Прибавкин. – А что случилось?.. – спросил он, теряясь в догадках
– Ваши наехали… – кисло выдохнул ароматный дым Василий Башмаков.
– На предмет чего?.. – удивился Мирон Прибавкин, потому как, что можно украсть в ЗАГСе, кроме заявлений?
– На
