преждевременно ступили на проезжую часть, но и оказавшихся у края тротуаров.
Инсан толкнул меня в бок:
— Смотри внимательно. Это начало утраты разумности.
А затем я явственно услышал звук. Будто кто-то щелкнул выключателем. После чего началось полное безумие.
Машины, казалось, неожиданно и полностью утратили управление. Они врезались в толпы людей, калеча и убивая их десятками. Но еще более нереальным выглядела реакция челове-ческих существ на происходящее.
Люди не делали даже попыток уклониться от столкновения. Более того, они спокойно сами шли на машины, словно и не ви-дели их. И беззвучно умирали. В глазах этих добровольных смертников мне не удалось прочесть ни единой мысли.
Следующий эпизод ошеломил меня еще больше. Я увидел людей, которые пытались передвигаться прыжками, как обезьяны и даже на четвереньках, подобно тем животным, которым удалось уцелеть в ходе человеческой деятельности на Земле.
Впрочем, равенства в этом они явно не достигли. Ибо гели-анцы сравнялись с животными только по уровню восприятию ок-ружающего мира. И подражали им в поведении. Но у них не было ни клыков, ни рогов, ни даже копыт. Ни соответствующей реакции. Поэтому они не могли отбиться от своих врагов, в которых превратились другие животные.
Людей драли в клочья оголодавшие псы, от которых бывшие их хозяева пытались спастись на деревьях. Чаще всего безре-зультатно. Потому, что не владели даже навыками быстрого ла-зания по деревьям. И становились легкой добычей своих недавних домашних любимцев.
Не легче была участь и тех, кто оказался к моменту перемен в стенах своих квартир. Утратив понимание, как оттуда выбраться, люди умирали в своих домах от голода и жажды, рядом с на-битыми едой и напитками шкафами. Они просто больше не знали, как пользоваться ими.
Второй фрагмент запечатлел развалины мегаполиса, который сыграл важную роль, защитив своей громадой зданий живое от радиации. Она началась, когда оставленные без присмотра ядерные реакторы стали разрушаться.
Потом развалинами города овладели джунгли. Полчища свирепых хищников, поселились здесь, бродя среди каменных остатков жилищ в поисках человеческого мяса, ставшего самым доступным.
И заключительные «кадры». Кровожадность начала угасать. Запрет на убийство снова вступает в силу. Быстрая смена картин реконструкции планеты.
Вновь начинают расти уничтоженные человеком растения, а затем появляются и тысячи видов животных, вымерших из-за глупости и подлости. Размножаются виды, находящиеся на грани исчезновения.
И, наконец, та картинка идиллии дружбы человека неразум-ного и зверя, с которой я столкнулся, входя в этот необычный мир.
Демонстрация «фильма» завершилась. Мы с Инсаном обна-ружили, что вновь лежим на перине из трав рядом с «входом» в систему скрытую под холмом.
— Вот, собственно, и все, что мне удалось найти и выяснить, — завершил свой рассказ Инсан.
По лесной тропинке мы шли в молчании. Я переваривал то, что довелось увидеть. Инсан искоса иногда поглядывал на меня. Но не прерывал моих раздумий. Через пару километров перед нами заблестело зеркало красивейшего озера, окаймленного нечастым сосняком.
В нем с удовольствием и с радостными выкриками, плеска-лось три десятка абсолютно нагих людей. Женщины, мужчины, дети. Рядом с ними соседствовали почти земные волки, лошади. И даже пара гепардов.
— Многоликое местное сообщество отдыхает на природе! — лицо Инсана растянула улыбка. — Но мне надо показать тебе еще одну местную достопримечательность, без которой твои представления о Гелиане будут не полны.
Мы шли уже битых полчаса. Но «достопримечательность» столь достойная моего внимания, как считал Инсан, все не появ-лялась. Он начал хмуриться. Но тут улыбка вернулась на его лицо.
Он приложил палец к губам. И обняв за плечи, заставил присесть в высокую траву. А затем, раздвинув верхушки растений, указал пальцем, куда мне следовало смотреть.
Двуногое животное находилось метрах в ста от нас. Издали оно напоминало гигантскую птицу. Даже отсюда было видно, что его рост с приличное дерево. Когтистые лапы, выпуклая по-бойцовски грудь, длинная шея, которую увенчивала тяжелая клыкастая голова, уравновешенная длинным, тяжёлым и жёстким хвостом.
В сравнении с большими и мощными задними конечностями этого зверя его передние лапы с двумя когтистыми пальцами казались очень короткими. Но в них чувствовалась необыкновен-ная для своего размера сила.
Я беззвучно охнул: да это же тираннозавр! Самый крупный представитель своего семейства, один из самых больших теропо-дов и самых страшных зверей за всю историю Земли. Как он ока-зался тут, да еще в эпохе, в которой ему просто не пристало на-ходиться?
Я потянул Инсана прочь. Но он отстранил мою руку. И, вложив четыре пальца в рот, как это делал в годы нашей юности, громко свистнул.
Я замер от неожиданности, полагая, что тираннозавр набро-сится на нас. Но каково было мое удивление, когда многотонная туша бросилась со всех ног в противоположную сторону.
— Да, это Рекс, король динозавров. Ученые на Теллуре все спорят, был ли он хищником или нет? И все пытаются найти причину, почему вообще вымерли динозавры? А так ли ведут себя хищники? А все потому, что динозавры никогда ими не были.
На планете, где нет убийств и пожирания плоти, есть все-таки смерть. И она настигает и гелианцев, и слонов, и бегемотов. Ведь тела не вечны и изнашиваются. Представь, какие эпидемии могли бы возникнуть тут, где никто не ведет захоронения?
Но динозавры хорошо исполняют роль могильщиков. Они очень аккуратны и осторожны. Приближаясь к неподвижному те-лу, стараются учуять запах разложения. А если ничего не учуют, то тихонько толкают тело. Если это спящее существо, оно проснется, и тогда могильщик в ужасе устремляется прочь.
По мнению Инсана, на Земле динозавров убили не инфекции, принесенные кометой. Не туман, в котором они, якобы, не могли ориентироваться. И даже не огромный вес.
Их убил человек, когда начал питаться мертвой плотью дру-гих живых существ. Убивая себе подобных, он занял должность могильщика, с которой «уволил» Рекса и его сородичей. Конку-рентная борьба, своего рода!
Напоследок я поинтересовался, что же произошло с шестым уровнем Гелианы? На что Инсан ответил, что все его попытки обнаружить отключенную программу оказались безрезультатны. Такой программы нет. И куда она делась, спросить не у кого.
Мы, «скинув» взятые на прокат тела, вернулись на плане-тоид. Инсан с явной неохотой снял с меня обруч искусственного интеллекта. Мы постояли немного, глядя друг другу в глаза.
Я простился с Инсаном, радуясь тому, что он один из нас. И огорчаясь одновременно, что не знаю, когда свидимся снова.
А затем, казалось, сделал всего один шаг. И почти мгновенно оказался в своей квартире. Какое же это все-таки облегчение – ощутить свое тело. Ощутить, что оно опять стало твоим! Да, мы с ним, видимо, привыкли друг к другу!
СОЛИТОН 23 СЦЕНА ИЗ ПРОШЛОГО С БАЛКОНА МУССОЛИНИ
Ашока замедлил полет, когда увидел под собой расстилаю-щуюся Пьяцца Венециа у подножия Капитолия. Отсюда расхо-дятся лучами известнейшие улицы столицы. Здесь берет свое на-чало и величественная улица Императорских Форумов, ведущая прямо в Колизей.
Он мягко опустился на балкон песочно-оранжевого дома в три с половиной этажа, с угловой башней, и с ассиметричными окнами декорированными белым мрамором. От злых духов, ко-торым, это по замыслу должно помешать проникнуть сюда. И, может быть, злым духам это и стало препятствием. Но не людям, одержимым этими духами.
Некогда это был дворец кардинала Венеции Пьетро Барбо впоследствии папы Павла II. Для постройки здания Палаццо Ве-нециа были использованы обломки стен Колизея. Впрочем, бу-дущий папа избегал балкона. Он никогда не показывался на нем своей пастве. Зато эту архитектурную деталь очень полюбил Муссолини, который, придя к власти, сделал дворец своей рези-денцией.
В его дни Ашока часто бывал и во дворце, и на балконе, где сегодня полощутся флаги Италии и Европейского союза. Муссо-лини отсюда произнес свои первые речи к народу во время соб-раний фашистов в двадцатых годах.
Понимая, что тут нарождается еще одно политическое нов-шество, Ашока довольно часто навещал Дворец. Он не раз стоял рядом с дуче, в то время, когда тот сеял в толпу свои воззрения. Его удивляла мимика Бенито. Вот на нем только что красовалась маска не на шутку разозленного человека. Но она мгновенно сменялась широкой ехидной улыбкой. А вот он почтенный бур-жуа, открыто радующийся жизни
Театр, видимо, много потерял в лице Муссолини. Это был большой мастер. Рожи, в которые он сворачивал своё лицо, мгно-венно превращали его в другого человека. Это вызывало восторги толпы. И очень способствовало росту его популярности.
Нынче почти позабылось, что одним из множества титулов, которые Муссолини себе присвоил, было звание «основателя но-вой империи». Ашока помнил день, когда именно с этого балкона Муссолини торжественно объявил, обращаясь к многолюдной публике:
— Восстановить славу Древнего Рима – вот задача Италии! — Слова, которые он, как гвозди, вбивал в сознание многотысяч-ной массы, собравшейся под балконом, прочно застревали в го-ловах слушателей. Весь его облик источал величие императора Империи, слава которой давно отшумела. — На нашем пути к империи сегодня стоят две страны – Франция и Британия. Италь-янцы в единой связке объявляют им войну!
Его поклонники ответили ему взрывом аплодисментов и боевых выкриков, которые, отталкиваясь от стен Колизея, уси-ленные древними камнями, звучали оглушительно. И разносились далеко вокруг. Площадь Венеции стала центром фашистского Рима. Связка людей для войны и грабежа и есть фашизм. Здесь проходили многотысячные собрания. Речи Муссолини часто со-провождались парадами.
Дуче с первых же дней хотел, чтобы его слушало и слышало как можно больше народа. Когда он пришел к власти, собствен-никам старых домов перед Палаццо Венециа быстро и доходчиво разъяснили, что никакие они больше не владельцы. Выделили небольшую компенсацию, которую выплачивать никто не спешил.
А дома снесли, чтобы расширить площадь и подступы к ней. И прорубить сквозь античную часть города величественный про-спект от дворца на Палаццо Венециа – Виа Дель Империа.
По указу Муссолини снесли огромное число зданий, одно-временно уничтожив достаточно интересные архитектурные со-оружения.
Людей, живших здесь, выселили на окраины. А на длинной и широкой улице начали проводить парады, которые дуче принимал с этого же балкона. Это было то, что нужно.
Муссолини подчеркивал, что чувствует себя не просто итальянцем, а потомком древних римлян. И нынешний Рим он тоже хотел видеть подобным античному оригиналу.
Средневековый. Рим, Рим времен Возрождения и Рим ба-рокко с его узкими петляющими улицами были ему совершенно чужды. Его идеалом был Древний Рим, с его множеством четко проложенных улиц. Прямых и широких, как деятельность сги-нувшей империи!
Ашока, легко считывавший мысли и человеческие настрое-ния, ясно видел, что Бенито, несмотря на свою славу признанного вождя Италии, боится толпу. И именно потому старается довести ее до экстаза
