полю-сах двух разных видов существования.
Он сделал длинную паузу, в надежде понять, как я воспринял его речи. Я же нахмурил лоб, так, чтобы было видно, как я самым тщательным образом пережевываю его мысли. Так что в моих мозгах даже скрип стоит.
— Во многом трудно возразить тебе. — Решил, наконец, я разрушить затянувшуюся тишину. — Лучшей среды, чем социум, для формирования среднестатистической глупости просто не су-ществует. Но мне очень трудно согласиться, что социум сам про-граммирует свое убожество.
Человечество на протяжении всего времени своего нынеш-него существования живет и действует под гипнозом пропаганды — гремучей смеси из информации, дезинформации и диффамации. Ее поток с незапамятных времен обрушивали предводители на свои племена, чтобы удержать свои жезлы.
Потом к ним присоединились жрецы, первые официальные специалисты по пропаганде. Сопротивление насаждаемым посту-латам всегда каралось. Огнем, мечом, веревкой, водой. Но убивали чаще всего не за инакомыслие. Но как бы за совсем другие грехи. Теперь этим занимаются уже не отдельные люди и касты. А огромные группы специалистов, которым приданы мощные технические средства.
Я говорил все это, ни на минуту не забывая, кто сидит на-против меня. Но я слушал и ловил себя на мысли, что этого чело-века, раньше существовавшего для меня чисто умозрительно, примитивным не назовешь. Он умеет заставить собеседника рас-крыться. Если даже меня вытащил на этот разговор. Что ж, пусть знает, есть и другое мнение. И при этом не совпадающее с его личным.
И теперь, – деловито раскладывал я пасьянс своих мыслей, – ежедневно эту пропаганду обрушивают экраны телевизоров и компьютеров, динамики радиоприемников и пресса всех разно-видностей.
Один американский генерал как-то сказал, что атомных бомб должно быть столько, чтобы, даже не разорвавшись, они могли своим весом раздавить всю страну врагов. До бомб дело не дошло. Но снаряды артобстрела пропаганды ложатся настолько часто, что пропалывают фактически всю человеческую аудиторию.
И достают даже тех, кто старается от этого обстрела дер-жаться подальше. Такими «жанрами» устного народного «твор-чества», например, как сплетни и анекдоты. И это тоже составная часть пропаганды. Такова повседневная пища. Во всем ее разно-образии.
Внушения такой частоты хочешь – не хочешь, а исподволь основательно давят на мозги. Хотя подчас мы и не замечаем этого. И вполне могут стать в один прекрасный день убеждениями серой массы. Нужно обладать очень большими познаниями, огромной силой воли и бесстрашием, наконец, чтобы противостоять этому напору
— Некогда утверждалось, будто тот, кто владеет информа-цией, тот владеет миром. — Я сделал паузу, сообщив о своих дальнейших гастрономических поползновениях горстью разных шоколадных конфет, сложенных на свою тарелку, ломтем ананаса и парой персиков. И наполнил бокал вновь. — Но это совсем не так. Сам данный афоризм представляет собой вероятнее всего диффамацию. Если мы договоримся считать информацией то, что соответствует действительности.
Информацией, старался я развить свою мысль, еще надо уметь распорядиться. Иначе никакой пользы от нее нет. Тогда как диффамация просто тряпка, которой можно помахать перед чьим-либо носом. И вызвать восторг или озлобление.
В условиях нашего общества, когда речь заходит об инфор-мации, это просто некие сведения, имеющие место быть. И обла-датель ее обязан сам себе отдавать отчет, что с ней делать и как. Кого привлечь в качестве немногих сторонников, знающих об ис-тинных целях и намерениях. Как заставить многочисленную толпу тянуть воз, ни сном, ни духом не ведающую, что они делают и к каким итогам для нее самой это приведет. Можно использовать и недоговорки. Это ещё лучше, чем ложь.
Пропаганда не что иное, как древнейшее, сильнейшее и сложнейшее оружие. А миром, таким образом, владеет тот, кто, в первую голову, владеет пропагандой. И способен использовать ее силу в полной мере.
Так что, переиначив слова видного политика, важнейшим из всех искусств является пропаганда. Или ложь, которую она со-держит. Учитывая, что Фареш ни разу не возразил, у него мои слова, видимо, не вызывали негативных эмоций.
Он с нескрываемым вниманием слушал меня. Лицо Фареша оставалось совершенно бесстрастным. Но я почти физически ощущал, как тщательно он обдумывает сказанное мной. И даже иногда кивает. Похоже в знак согласия с моими доводами. Он немного помолчал, собираясь с мыслями.
— Я всегда считал тебя профессионалом высокого уровня! — сообщил он мне, и голос его окрасился оттенком уважительности. — Да, именно пропаганда, и не простая. А очень долгая и упорная, имеющая объект и цель. Именно она определяет взаимоотношения между людьми. И тут есть много тонкостей, которые надо учитывать, чтобы успешно регулировать эти отношения. — Он налил себе еще коньяку. И положил на тарелку солидный ломоть копченого мяса.
— Если ты скажешь, что государство это пропаганда, — продолжил он развивать свою мысль, быстро покончив с куском мяса, это будет вполне точное определение. Ты вот утверждаешь, что социум творит человека. Однако социум всего лишь прояви-тель. И на пленке появляется только фото, которое «увидели» лу-чи рентгена. Но никак не изображение, которое хотел бы зафик-сировать на нем врач или пациент. Снимок не может отразить того, чего нет и в помине. А пропаганда может. И делает это!
Ну вот, подумал я, нам постоянно дышат в уши о таких якобы общественных приоритетах, как братство, равенство, свобода. Не вытекает ли из этого, что демократия не что иное, как просто пропаганда, она же блеф, или ничем не подтвержденная теория? Американцы, считающие себя самыми демократичными в мире, например, достаточно прямо об этом говорят. Но вслух я сказал:
— Следует ли считать побочным действием пропаганды, и тех, довольно глупых людей, кто обосновался на самой вершине власти?— Решил я покрепче подтянуть вожжи инициативы.
— Глупых? Кого ты имеешь в виду? — С недоумением воз-зрился на меня Фареш.
Я назвал несколько стран, возглавляемых людьми, которых, кроме, как серыми и посредственными не назовешь. Под их ру-ководством эти страны, прежде высокоразвитые или успешно развивающиеся, скатились до уровня отсталых.
— Ты и вправду думаешь, что там обосновались дураки?— Теперь, уже не скрывая сарказма, прервал меня Фареш.
«Нет, подумал я. Но мне надо еще потянуть время. Я жду обещанного сигнала. А пока он не поступил, я с удовольствием послушаю твое мнение по этому поводу. Ведь не каждый день на меня высыпают столько откровений! И с такого уровня!»
— Власть – это вершина человеческой пирамиды, в основа-нии которой покоится «демос». Почему бы и не допустить суще-ствования некого мирового правительства? Хотя бы чисто теоре-тически? — Фареш начал разглядывать на свет, струившийся сквозь щель, коньяк в своем бокале.
— Ведь решают же держатели капиталов разных стран свои финансовые проблемы сообща? Значит, не так сложно объединить усилия, чтобы решать и проблемы политические? Ведь политика всего-навсего искусство и способ делать деньги. Власть любого порядка это сила, всегда готовая приумножить себя за счет поглощения других сил, находящихся во всех нижних слоях. А также прихватить что-нибудь и сбоку.
— Если мощная держава разваливается, — он залпом опро-кинул содержимое бокала в рот, — это никак не означает, что во главе ее поставлен недоумок. Наоборот, это чаще всего очень ум-ный, хитрый и талантливый человек! По-своему, разумеется!
Его поставили рулить другие, не менее умные люди из пра-вительств, которые мы условились считать теоретически объеди-нившими свои интересы. Это слагаемое группы правительств по-могло ему получить эту власть. И просто обязано принять все не-обходимые меры, чтобы он удержался. Если он устраивает их.
Что же касается людской массы, то она неблагодарна, глупа и труслива. Чем меньше делает диктатор для своего народа, тем благосклоннее охлос или демос, как больше тебе нравится, отно-сится к нему. Это дает возможность главе такого государства ут-верждать, что дела идут очень хорошо. Или пока обстоят неважно, но скоро поправятся. Это зависит от того, как остро он чувствует настроения социума, которым управляет.
Пять или десять лет спустя, когда из страны вывезут многие ценности, а ему предъявят счет, он заявит, что в этом вина пред-шественников! Даже подберет кучу доказательств. И это как раз и есть та диффамация, которая, подчеркнул он, упоминалась мной. Назначенный «государь» будет утверждать, что изо всех сил тащит свой тяжелый воз. И будет стоять на этом ровно столько, сколько ему позволит ситуация.
Но не стоит впадать в заблуждение. Этот диктатор всего лишь марионетка. Ею управляют невидимые мастера мировой сцены. За свой труд он получает огромные гонорары и еще больше на пропаганду. Не считая того, что он сумеет прихватить сам.
Годовой бюджет многих таких государств куда меньше. И мы опять возвращаемся к пропаганде. Потому, что без добротной, умелой работы разложить страну и заставить целый народ думать и действовать себе во вред, невозможно.
Марионетку поддерживают разными методами. Сначала хвалят. Когда граждане начинают роптать, его начинают поносить, создают видимость угрозы войны со своей стороны. А разве это не основа для сплочения нации вокруг такого лидера для борьбы с видимым врагом и для отвлечения внимания от действительных проблем?
Словом, делается все, чтобы он продержался как можно дольше. Ну а если это все не помогает, его меняют. Путем пере-ворота или убийства. Или создания условий для восстания, когда ему приходится бежать из страны.
И когда развал завершен, мавр, как их называют, тоже больше не нужен. Чаще всего он погибает. В результате «народного взрыва». Или его показательно расстреливают, за грехи, в которых он не повинен. А то и тихо приканчивают, до или после бегства из разваленной страны. Какая-нибудь автокатастрофа или неожиданная болезнь с летальным исходом.
Но это правило распространяется только на диктаторов прежде достаточно крупных стран и богатых. Марионеткам из мелких и бедных стран дают возможность прижиться на новой почве.
Кукловодам ни к чему, чтобы уже списанный деятель из большой страны прижился на их территории. Он ведь и себе на-греб немало. Это вызовет реальную инфляцию. В отличие от той, которую устраивают сами правительства искусственно. Зайцев не должно быть больше, чем нужно волку на прокорм!
Я слушал его, аппетитно хрустя очередным пирожком с орехами и сахаром. Я их очень люблю. Ждал своей очереди кусок ананаса, аппетитно поглядывающий на меня. Ничего особенно нового Фареш мне, конечно, не открыл. Но я все еще не смог по-нять, чем вызвана его циничная откровенность.
А теперь главное, торжественно провозгласил он. И я бы не удивился, увидев воздетый к небу перст. До этого, заговорщически сообщил он, не смог бы додуматься даже Макиавелли. Хотя искушенный политик в совершенстве владел антифразой и сумел прекрасно пояснить, как нужно использовать человеческие сла-бости и добывать деньги.
— Власть, — торжественно и с чувством произнес Фареш, — это не просто та сила,
