дружно действо-вать вместе?
— Зачем же менять роль, которую ты уже играешь? И от-лично! — Сказал он тоном утомленного преподавателя, которому студент на экзамене, наконец, после долгих намеков дал пра-вильный ответ. — Сегодня я лишний раз убедился, ты отлично понимаешь значение пропаганды. Как самого мощного и сильного инструмента для влияния на мозги людей. Ты продолжишь свою работу, которую делаешь выше всяческих похвал. В коридорах власти слоняется столько отработанного материала. Мы отдадим его тебе. Вместе со всей «документацией»…
Он яркими мазками живописал дальнейшую картину моей жизни. Я слышал даже в нюансах интонаций совершенно благо-желательного к себе человека! И порой почти готов был усом-ниться, может, он и вправду никогда не питал ко мне зла? Не го-воря уже о его причастности к убийствам и насилию.
Я получу доступ к полным досье на высокопоставленных, но ненужных людей. Со всем их вонючим бельем и никчемностью для общества. С полным правом распоряжаться всем этим добром на свое усмотрение.
Эффективность моих выступлений как журналиста будет не просто высока. Она станет практически стопроцентной. А сколько новых идей ждет, чтобы их протолкнули? Им нужен специалист такого уровня, как я.
На мои счета в банках лягут миллионы. Потрепанный «Фиат» сменит целый парк новейших машин. У меня будут квартиры по всему миру, где только ткну пальцем! Яхты, водоизмещением больше крейсерских судов. Самолеты. Лучшие женщины, наконец!
Я слушал его и думал. Жаль, что добрыми намерениями вымощен ад, а хорошими советами оклеены его стены! Предло-жение стать высокооплачиваемой проституткой в самом высоко-классном борделе, кажется, обязан прельстить меня! И почему меня должно больше устраивать то, что я делаю сейчас? Во имя чего? Чтобы днем не мучил стыд, а по ночам – совесть?
Я решил сыграть по его правилам. И тут же категорически согласился с ним. Он такому повороту событий был явно удивлен. У него-то за плечами тоже многовековой опыт. Но и обрадован, если судить по его виду.
— Так значит, ты все-таки не против? — Спросил он, глядя на меня так, словно увидел впервые. — Любой нормальный чело-век поступил бы на твоем месте точно так же! — Вполне друже-ская улыбка сообщника заиграла на его красивом лице. — Фанта-стика! Сказать по правде. Я на это не рассчитывал!
В голове у меня мелькнуло: действительно фантастика! Когда из обыкновенного человеческого яйца, диаметром всего в одну пятую миллиметра и сперматозоида, длинной в несколько микрон, появляется на свет этакое чудовище, называющее себя человеком!
Эти дети фантастики уничтожают вокруг себя все, что не хочет им подчиниться. Чтобы получать все больше благ, с кото-рыми они не знают, что делать. Кроме как превратить их в золото или бумажки, с картинками, нанесенными ядовитыми красками. Положить их в банк. И усесться рядом, рассуждая о том, как они демократично управляют миром!
Мне представилась, в свете нашего еще не заключенного окончательно соглашения по-иному вся библейская сценка между Богом и Каином. Она должна бы выглядела так. Бог: где брат, твой, Авель? Каин: я отправил его на войну. Знаешь ли, очень выгодное занятие. Мне он добудет чужой баранинки. Возможно, его там и убьют! А у тебя теперь не будет никакого права упрекать меня в убийстве брата! И даже задавать свои ехидные вопросы! И я улыбнулся своим мыслям.
—Да, — Лицо Фареша светилось неподдельной радостью, — Кстати, я ведь хотел спросить тебя кое о чем.
Я напустил на себя простецкий вид. И еще непринужденнее развалился в плетеном кресле, прутьев которого не ощущал бла-годаря небольшому коврику, покрывавшему сидение и спинку.
Он был похож на садджаз, который мусульмане используют для намаза. Но время сдвинулось. И теперь он используется даже там, где ему быть совсем не положено. Словом весь мой облик должен был свидетельствовать о полном расположении к Фарешу, как к другу, приобретенному в ходе доверительных и удачно завершенных «переговоров».
— Скажи, как тебе или кому там из ваших удалось столь ловко убрать моих людей? Я имею в виду дело на проспекте Нефти. Объяснения вроде коллективного гипноза, меня не убеж-дают.
Так вот оно что! Всё это дружеское застолье и встречу Фареш затеял, чтобы получить сведения о событиях, которые его – и, видимо, не только его – очень озадачили. Убей он меня, как прежде неожиданно, кому бы он смог задать мучающий его во-прос, на который не нашел ответа? А теперь, когда мы союзники, почти друзья, между нами все должно быть начистоту?
Услужливый дурак опаснее врага. Особенно если этот дурак еще и готов служить врагу. А он ждал от меня именно службы. Вот он – консенсус, к которому он меня склонял! Главная причина его столь необычного желания встретиться со мной лицом к лицу и щедрости оплаченных им поминок.
— Газ, — сказал я, просвистев несколько тактов заезженной мелодии, и пояснил – начистоту, так начистоту.
Баллон находится в комнате. Раскрывается дистанционно. Совершенно бесшумно. Смесь вызывает умопомрачение, и люди начинают видеть друг в друге заклятых врагов. И позабыв, что сами вооружены, стремятся выхватить оружие из рук опасного противника, которое гораздо эффективнее, чем их собственное. И выхватывают. И стреляют, стреляют… Как он понимает, это го-раздо проще и сильнее гипноза. Специальная разработка. Особый состав.
— Я предполагал нечто подобное. Но спасибо за подробно-сти. В следующий раз надо будет предупредить, чтобы тщательнее осматривали место действия.
«Да уж! Особенно, если учесть, что следующего раза не бу-дет!» — отметил я про себя.
Все еще улыбаясь, он поднялся из-за стола и направился к двери, пробормотав нечто вроде того, что ему послышались, будто кто-то ходит рядом. Отворив дверцу, выглянул наружу, будто проверяя, действительно ли ему померещилось, хотя ни одного звука оттуда не доносилось. Потом он прикрыл ее. Когда он по-вернулся ко мне лицом, в руках его вороненой сталью тускло по-блескивал пистолет.
Фареш выстрелил в меня с порога. Прозвучало несколько быстрых негромких хлопков, поскольку на стволе был глушитель.
Сила действия всегда равна силе противодействия! Вспом-нился мне закон из школьной программы. И тут же на груди моего «вербовщика» в лучшую жизнь расплылись три кровавых пятна. У него подкосились ноги. И он всем телом рухнул на стол. Хлипкий столик на этот раз не выдержал его тяжести и разва-лился.
На землю полетели, превращаясь в осколки фужеры, рюмки, стаканы. Зазвенел металл приборов. А тело его дергалось, словно цепляясь за жизнь, которая улетучивалась из него, недоумевая, почему умер его хозяин вместо совсем другого человека?
Я поднялся. Фареш лежал, не двигаясь. Я подумал, что надо бы протереть уцелевшую бутылку с остатками шампанского, уцелевшую в своем падении. И треснувший, но не расколовшийся мой фужер из поющего стекла. А затем меня осенило: а зачем? Все эти предосторожности уже лишние. Тут уже никто ни в чем разбираться не станет. И вряд ли захочет!
Вид тела в луже крови вызывал у меня спазмы в горле, предваряющие появление тошноты. Но я пересилил себя. Пере-вернул его на спину и осмотрел карманы. В одном из них нашел служебное удостоверение. И переложил его в свой.
Зачем оно покойнику? А пугать бедняжку боя, что убитый в его кабинке – высокопоставленный работник Службы Безопасно-сти, мне совсем не хотелось. Забрал я и телефон. Единственную улику, что он звонил мне. Блаженны мертвые. Ибо для них все кончено. Блаженны живые, если есть у них завтра!
Прощай, Фареш! Неожиданная дружба, сменяющая старин-ную вражду, всегда полна неожиданных сюрпризов. Нынешняя встреча для тебя оказалась не столь удачной, как предыдущие. Хитрость еще раз продемонстрировала, что только ничтожный ум она и способна заменить!
Эх, Гвалд, сказал я про себя, перешагивая через его труп, Ты так и не понял, диктатор или узурпатор это тот, кто уничтожает свой народ, стараясь максимально набить личные сейфы в банках. А человека, который заботится, чтобы его народ имел всё нужное и жил все лучше, не делал денег на его крови, называют вождем! Впрочем, что тебе объяснять? Ты уже умер!
Осторожно выглянув наружу и убедившись, что поблизости никого нет, я вышел и спокойно направился к моей машине. Но бой все-таки, засёк меня. Он замахал рукой издалека, видимо по-считав, что мне что-то понадобилось.
Я повернулся к нему, помахал рукой в ответ и одновременно дал ему энергетический посыл забыть мое лицо. Полностью выбросить из головы, что он вообще меня когда-либо видел. И медленно пошел к Круглой площади.
Захлопнув дверцу машины, я повернул ключ зажигания. И медленно тронулся с места.
Жаль, что Фареш за все свои жизни ни разу не догадался поднять голову вверх! Может у него возник бы вопрос: почему же созвездия не ведут войн? А звезды не стреляют друг в друга? Если весь мир только и озабочен жаждой прихватить что-нибудь у кого-нибудь? Да и о какой борьбе за существование так долго распинаются некоторые философы? Или это неудачный эвфемизм насилия?
Да, Фареш и ему подобные тут достигли действительно не-бывалых результатов. Теллура не успевает впитывать кровь. Войны, войны до бесконечности. Войны неизвестно за что. А цель? Нет цели. Задача? Нет задачи. Можно бить лбом перед иконами и повторять, как заклинание мольбы о Рае. Но откуда быть Душе в человеке, в котором нет ни справедливости, ни сострадания? И какой «рай» можно обязать принять ее?
Не помнящие родства люди вокруг нас не знают, ни кто они, ни откуда появились, ни зачем. А главное, люди не догадываются, что уже почти пришли. К финишу. И совсем не туда, куда со-бирались!
Человечество продало свое первородство даже не за миску похлебки. А за фантики, именуемые деньгами. Впрочем, и этих бумажек у большинства тоже нет. Тогда в чем же смысл сделки, в которую включались все новые и новые поколения. И кому пред-назначены сомнительные успехи цивилизации, которую они по-строили? Впрочем, похоже, эти вопросы никого не волнуют.
В моем кармане разразился мажорной мелодией телефон, полученный от Фрезера. Я услышал его взволнованный и радост-ный голос.
— Леонард, несколько минут назад мне позвонил помощник президента по безопасности и сообщил, что мое ходатайство об отставке Фареша рассмотрено. Он, вероятно, предстанет перед судом. Против фактов, которые ты мне передал, оказались бес-сильными даже его родичи и высокие покровители!
— Это уже не важно, — устало выдохнул я. — Он только что сам уволился. Подчистую. И никакой суд ему не страшен. Труп его в «Венеции», в кабинке неподалеку от стоянки. Это самоубийство. Хотя твои специалисты и на этот раз вряд ли обнаружат следы пороха у входного отверстия. Вот каким он был умельцем прятать концы в воду! Но я все равно рад слышать тебя! И еще больше рад буду видеть. Мне нужно, чтобы ты освоил одну важную для тебя штуку. До встречи!
На том конце повисло молчание. Я попрощался. И дал отбой.
По ветровому стеклу ожесточенно застучали капли дождя, словно смывающего какую-то нечисть.
СОЛИТОН 27 ВВЕДИТЕ КЛЮЧ В ПОЛЕ «МА АНЬ»!…
— Ты полагаешь, я способен помочь тебе решить их?
— В какой-то мере, в какой-то мере. Хочу порасспросить тебя кое
