воспоминание как еще третьеклашкой был вызван к доске, чтобы спеть песенку перед классом. Я вышел, но петь не смог, это было несправедливо и неестественно. Стих бы рассказал, если выучил, но чтобы спеть и перед всеми облажаться... На меня с первой парты смотрели отличницы: Наташенька Панкратова и Ирочка Шматько, безжалостно красивые и строгие, а я стоя в полном ступоре целую вечность полной тишины.
- Наверное, Саша реконструирует сюжет, - предположил Гена тихо, но отчетливо.
- Нет, он что-то вдруг вспомнил, - возразил Вера. Как же он был прав.
Я мысленно дал пинка себе третьеклассному рохле и полностью оправился от наваждения.
- Все в порядке, поехали.
- Куда поехали? - спросила девчонка.
- Это выражение такое этническое, - пояснил я, - Начинаю с описания жестокой силы природы.
Длинная сиреневая молния прорезала небо и грохотом заглушила на мгновение яростный вой ветра. Около черной в полумраке палатки, пригнувшись, стояла девушка. Ее тонкие пальцы сжимали воротник штормовки, волосы трепали резкие порывы. Широко раскрытые глаза пытались что-то разглядеть в небе. Из рвущейся на ветру во все стороны палатки вылезли два парня.
- Как внезапно погода испортилась! - прокричала девушка. Парни помолчали. Один из них, более высокий, наклонился к ее уху:
- Гора уже совсем рядом! Если мы сегодня не залезем, то когда еще повезет здесь оказаться.
И вот руки вновь сжимают холодную сталь ледорубов, а ветер слепит глаза и захватывает дыхание. Камни с ревом срываются с крутых склонов, унося за собой щебень и снег.
Путь шел по широкой осыпи из крупных обломков. Иногда они точно живые уходили из-под ног, ветер налетал со всех сторон и приходилось вставать на четвереньки.
- Мы только вымотаемся, - тяжело прокричала девушка, когда они на минуту остановились, чтобы унять сердца, но парни молча повернулись и опять полезли вверх. Ветер понемногу утихал. Густой холодный туман поднимался снизу. Стали влажными камни, а в воздухе запорхали редкие маленькие снежинки.
Когда далеко внизу остался облизанный ветром горб ледника, повалил густой крупный снег. Впереди на несколько шагов ничего не стало видно.
- Вот же не везет! - остановился высокий парень, - А до вершины совсем рядом!
- Дальше даже идиоты не пошли бы! - хмуро проговорила девушка.
- Идиоты пойдут, а ты подождешь здесь! - повернулся к ней другой парень, - в двойке мы быстро выскочим.
- С ума сошел?! - воскликнула девушка и со страхом посмотрела на высокого.
- Мы тебе поставим палатку. Залезешь в спальник и спи.
- Снег хоть переждите!
Под нависающей мощной скалой с трудом сумели поставить срываемую ветром палатку. Внутри, казалось, было еще холоднее.
- Скоро вернемся! - улыбнулся высокий, - а не вернемся, - больше будет черных альпинистов!
- А мне тогда в кого превращаться?
- В горную деву!
Девушка фыркнула и полезла дрожать в ледяной спальник. Парни выбрались из палатки и скрылись в тумане.
Но девушка не смогла вот так остаться и ждать, вершина-то совсем рядом! Как только ветер утих, стало так спокойно, что ей показалось, что она тоже сможет дойти. Она вылезла из спальника, торопливо собралась, схватила ледоруб и полезла наверх.
Ей везло. Все было легко и просто. Ей слишком везло пока она не вышла к огромной скале, загородившей путь на гребне. На ней было много надежных зацепок. Неужели девушке так хотелось попасть на эту вершину? Вообще-то не очень, но ее же парень полез...
Ветер выбрал момент и засвистел с неожиданной силой. Пальцы и лицо начали быстро стынуть. Девушка закрепилась, перекинув репшнур через выступ и сунула онемевшие ладони в штаны между ног. Пальцы начали медленно отходить, сообщая об этом болью. Под ней уходила вниз и скрывалась в тумане скала.
И тут сверху на ее каску по скалистому желобу обрушилась небольшая снежная лавина вперемешку со щебнем. Девушка оглушенно повисла на веревке.
Довольные успехом парни возвращались к палатке.
- Я думал, что она нас будет встречать! - нарочно громко крикнул высокий.
- А она все проспала! - в тон ему добавил другой, просовывая голову в палатку.
- Ее там нет... - растерянно сказал высокий, - неужели полезла за нами?...
Парни опять молча полезли вверх, оступаясь от усталости. Но стемнело, а нигде, где могла бы остановиться или застрять девушка они ничего не нашли и вернулись.
Небо разъяснилось, и огромная луна залила все вокруг волшебным светом. Парни вернулись к палатке. Какое странное совпадение: Луну заслонила та самая вершина. Снежная макушка озарилась короной фиолетового свечения и ничего не было фантастичнее в этот момент. Леденящий ужас заставил замереть сердца.
В палатке стоял пустой примус, еды не осталось. Нужно было продолжать поиски, но где взять силы? Ночь ей не пережить. Они сложили палатку. Высокий опять пошел вверх, но через десяток шагов остановился и в изнеможении сел на снег.
Побежденные, они начали спуск. Молча, шатаясь как в дурном сне.
Девушка долго искала парней. Ей совсем не было холодно и есть не хотелось. Она даже об этом не думала. Она ни о чем не думала, только искала.
Научилась съезжать верхом на лавинах, когда видела людей, идущих с рюкзаками, а потом долго раскапывала снег и всматривалась в побелевшие лица, но не находила.
Она осторожно пробиралась к палаткам ночью, и ее дыхание легким морозным ветром покрывало инеем закрытые ресницы спящих. Некоторые спали ногами к выходу. Тогда она вытаскивала их спальники, чтобы посмотреть кто же здесь спит, но не находила.
О горной деве начали рассказывать легенды...
Вот поэтому, - наставительно заключил я, - нужно спать головой к выходу, а не ногами. Она может быть и сейчас ходит, ищет...
- Как печально!.. - выдохнула девчонка и плотнее прижалась скафандром ко мне.
- А на меня что-то дует... Как будто чье-то дыхание! - деловито сообщил Вера. И тут же раздался резкий, неожиданно сильный хлопок. Мы вздрогнули, а девчонка взвизгнула. Почти сразу я понял, что это Вера хлопнул рукой по натянутой материи.
- Ну, Александр, - как-то официозно вымолвил Гена, - я русский знаю не очень глубоко, но ты так рассказывал, что может и приснится.
- Саша, ты понимаешь, что теперь тебя ждет? - строго вопросил Вера, привстал и гипнотически уставился на меня. Я замер, оказалось, что у них в темноте светятся глаза как у кошек. Это было очень круто и я не сразу ответил.
- Рассказывать на ночь - это теперь твоя судьба!
Я довольно заржал:
- Ну и хорошо. Спокойной ночи, приятных снов, цветных и радужных.
Все поняли назначение фразы и больше никаких звуков не последовало, создавая общий настрой на погружение в сон. Была и альтернативная формула из детства: "Кошка сдохла, хвост облез, кто промолвит, тот и съест!" - вполне-таки законная этническая поделка, но я пока еще не посмел. Да и не мотивировало такое на сон, скорее - на желание красиво преодолеть логику запрета.
Я встал поздно, когда солнце выглянуло из-за гребня, чтобы дать им выспаться. На стенках палатки длинными иголками вырос иней, было холодно. Я разжег примус, безжалостно превратив эту красоту в унылые капли. Через минуту палатка просохла и стало комфортно. Девчонка открыла глаза и изумленно уставилась на меня. Я улыбнулся ей, потом взял кастрюлю и, высунувшись наружу, наскреб снега.
Когда вскипела вода, заварил чай. Девчонка выбралась из своего скафандра и помогла мне разложить еду. Меня порадовал этот признак хорошей горной этики. Я налил ей и себе чаю, булькнув туда кусочки прессованного сахара. И тут биолог Гена заворочался, принюхался и, следуя носом, привстал на локтях.
- Стой, Саша! - он суетливо принялся выбираться из скафандра.
Моя рука застыла с куском вяленой рыбы у рта.
- Я ведь собирался вас исследовать натощак!
Я сдулся и с сожалением оставил еду. Надо так надо.
Девчонка неожиданно показала мне длинный язык, и я не придумал, чем ответить.
- Не больно резать будете? - натужно пошутил я и ответная тишина повеяла предчувствиями.
Вера тоже выбрался из скафандра и попросил чай у девчонки.
Гена вылез следом за мной из палатки, сразу пожалев, что снял скафандр. Было очень холодно.
Мы пробежались по твердому снегу с другой стороны корабля и влетели уже в другой тамбур. Из-за полупрозрачных, да еще в разной степени, стен длиннющего коридора трудно было понять, где куда что ответвляется, и во все стороны, кажется даже сзади тамбура, что-то простиралось с неузнаваемо-неуловимыми деталями. И я подумал, что, возможно, входной левитатор сразу переносил куда-то вглубь корабля.
Как-то отец в первый раз привел меня к себе на работу в институтское здание, мы поднялись на второй этаж, там по коридору повернули куда-то, и я тут же потерял ориентацию. Говорят, крыса тем умнее, чем более сложный лабиринт она способна осилить, запоминая дорогу. Так вот, тогда я был не способнее крысы, но потом научился ориентироваться даже в сложных зданиях, но сейчас было понятно, что тут нет никакой системы, за которую я мог бы зацепиться. Возникла мысль, как важно мне не потерять Гену из вида, чтобы не пришлось выковыривать меня из каких-то устройств. А Гена шел быстро впереди, все время поворачивая и не оглядывался на меня. Может это уже был тест?
Но все вдруг завершилось какой-то явно психиатрической палатой. Стены и полы здесь были из бархатно-мягкого, упругого материала, хоть головой бейся. На потолке сквозь тот же материал матово просвечивала сложная трубчатая структура, отливающая перламутровыми бликами. Освещение отличалось необычайной однородностью, а воздух вообще не ощущался. У нас бы воняло пластиком.
Посредине царил явно операционный стол сложнейшей конструкции с нависающими сверху жуткими инструментами и трудно было бы придумать что-то более подавляюще-неизбежное для пациента. Когда Гена прошел мимо этого ужаса, у меня сильно отлегло. Он пнул в тускло подсвеченный узор стены и оттуда возникло что-то вроде массажной лежанки. Он наконец-то приветливо улыбнулся мне.
- Саша, разденься, пожалуйста, полностью!
А как же! Я подчинился.
В руках у нетерпеливо предвкушающего ино-биолога откуда-то появились черные диски, я опять позорно не заметил как это произошло. Они походили на хоккейные шайбы, только маленькие и тонкие.
Возникла память от прохождения комиссии военкомата. Гена усадил меня как маленького ребенка или дебила на лежанку, потому как она оказалась не такой уж простой и я мог бы промахнуться в чем-то.
Я уже не был уверен, что меня не станут резать, но доверчиво замер, цепенея от предчувствий. Когда я иду к стоматологу и он берется за шнурок бор-сверлильного истязатора, я втыкаю ноготь большого пальца в ноготь другого и при сверлении начинаю давить. Это больно, но зато это - мною управляемая боль, и она отвлекает от внезапной боли в зубе.
Гена взглянул на меня и покачал головой.
- Больно не будет, расслабься.
Сколько раз я это слышал от врачей.
Гена деловито разбросал несколько шайб по моей голове. Точнее, они сами выскальзывали из его рук, находили свое место, замирали и, несмотря на волосы, держались там цепко. Он прищелкнул тонкий прозрачный шнур к своей голове и тут же в воздухе надо мной возникла моя объемная, но полностью прозрачная копия и я уставился сам на себя. Рядом змеились непонятные значки и графики.
Чуть вздрогнул, почувствовав макушкой некий
Помогли сайту Праздники |