дорога на другую сторону хребта.
К вечеру мы выплавили много железа и наделали огромное количество заготовок для стрел, ножей и копий. До поздней ночи мы делали оружие. Каменный вал становился все более надежным.
Из других пещер перетаскивали общие запасы, занося их в глубину, чтобы в случае вынужденного ухода они не пропали.
Такие необычные масштабные приготовления соплеменники воспринимали как большую интересную игру. Невиданная грандиозность совершаемого притупляла чувство опасности. В поединке каждый привык рассчитывать на собственные силы и умения, а сейчас всем руководила некая коллективная организованность.
Следующий день прошел в таких же суматошных приготовлениях. На очередном собрании вождей я сказал, что если бы был на месте кочевников, то не стал бы атаковать прямо, а перебрался бы через реку далеко отсюда, вышел бы по склону вверх, и мы бы оказались как на ладони. Вожди почесали гривы и решили, что ни у кого не хватит ума на такую глупую хитрость, и только дурак будет так потеть, карабкаясь по очень крутому склону, когда враг вот он перед тобой и его так мало.
На следующий день все еще не было никаких признаков врагов. Я подумал, что может пройти сколько угодно времени, пока нас обнаружат или не обнаружат вообще. Может быть, эти кочевники жили там уже несколько лет. Но нашлись те, кто заходил в ту сторону, и они утверждали, что в прошлом году там никого не было.
Основные приготовления были закончены. Мы даже наделали большие глиняные кувшины, чтобы держать запас воды на время осады хотя в глубине пещеры было много воды.
Для врагов была приготовлена ловушка. Мы накосили много травы и камыша и разложили сушиться по ту сторону реки перед пещерой, чтобы поджечь сразу по всей площади горящими стрелами.
Выходы на охоту возобновились, но теперь больше носили разведывательный характер. Народ настолько проникся неизбежностью войны, что ждать становилось невыносимым. Я чувствовал себя виновником такого положения, хотя разве можно было сказать точно, как нужно действовать. Это полностью зависело от обстоятельств. Несколько раз я ездил верхом на разведку. Лагерь кочевников оставался на прежнем месте.
Наконец Медил заявил, что ему пора идти говорить и все согласились с этим. Я с трудом убедил его взять меня с собой и поехать верхом. Сначала он просто ради смеха попробовал поездить на коне, и неожиданно ему это понравилось. Шида с большой неохотой одолжила своего коня.
Народ тщательно приготовил подарки, и утром мы отправились. После первого часа езды Медил так натер свою задницу, что рычал от боли и хотел уже идти пешком, но я уговорил его подложить под себя стожок травы.
Мы спустились с обрыва и, привязав лошадей в кустах, нагруженные пошли к становищу.
Нас обнаружили, как только мы вышли из рощи. Лохматые, вонючие и очень несимпатичные особи окружили нас, непрерывно почесываясь от блох и смешно крича что-то не очень разборчивое. Отдельные слова были искажены до неузнаваемости, но в целом смысл вполне воспринимался.
Наглые лапы тянулись к нам, расхватывая ношу. Потом нас сбили с ног и поволокли. Мы намерено не взяли с собой никакого оружия. Какой-то гад, тащивший меня за переднюю лапу, зачем-то все время выворачивал ее, и я мычал от боли. Медила вообще волокли за ноги, и он покорно стелился по траве гривой и ушами.
Около большой хижины нас бросили и, несколько раз пнув, расступились.
Я подобрал ноги к животу, повернулся и осторожно присел. Медил рядом выплюнул выбитый зуб с кровью и радостно оскалился суровому старикану, разодетому в шкурки сурков и с огромной шапкой из тех же шкурок, грозно нависающему над нами. Тот тоже оскалился.
- Кто вии? - спросил он скрежещущим голосом.
- Мы - народ! - сказал Медил, - Мы пришли с подарками, чтобы говорить!
Все вокруг залаяли от хохота.
- Оккудава вии пришлии? - спросил старикан, обводя взором горизонт.
- Мы скажем, если станем друзьями, - я тоже оскалился и тут же получил сильный пинок в бок. В раздавшемся хохоте не было веселья, а сквозило злое предвкушение расправы.
- Мы можем еще принести вам подарки! - заорал я.
Хохот стих, и старикан пожевал узкие губы.
- Вии смисные, - сказал он, - гаварите как дураки! Вии слабие. Мии сами возимим все.
Я показал лапой на Медила.
- Я слабее его, но я справлюсь с любым из ваших!
- О-ууу! - оскалился старикан, и вокруг все безудержно закашляли.
- Или самый сильный из вас боится???
Меня уже собирались запинать, но первая же размахнувшаяся лапа упорхнула в сторону и передо мной выросла настоящая горилла. Волна невыносимой вони перехватила мое дыхание.
- Я сам! - он схватил меня за шкирку и одной лапой поднял в воздух. Кочевники давно так не веселились.
- Мурак! - крикнул я, - Сваливай!
Кочевники явно не поняли, что я имел в виду. Хоть Мурак и ненавидел сленг, но тут уж признал его пользу и осторожно пополз, пока все внимание было на мне.
Лапа у гориллы начала уставать и медленно опускаться. Я извернулся, пружинисто ударив коленом снизу под оскаленную морду и, падая на траву, вскочил на все четыре лапы. Горилла прогнулся дугой и мешком повалился затылком вниз. Едва он коснулся земли, как я пяткой с хрустом перебил ему горло. Все удивленно охнули, а через мгновение, осознав случившееся, оцепенели. Только когда я, мечась в ярости как дикий зверь, свалил еще четверых, все очнулись и, после короткой паники, стоившей им еще троих поверженных, бросились врассыпную, несмотря на все свое превосходство.
Я кинулся вслед за теми, кто убегал в нужную сторону, и настигнутые оставались лежать на траве. Мурак резво прыгал через кусты далеко впереди.
Кочевники бегали гораздо хуже меня, и вскоре путь оказался свободен. Но за нами гналась вся опомнившаяся толпа уже с боевыми палками.
Мы лихорадочно отвязали лошадей и поскакали. Но не вверх по склону домой, а вниз. Неумелого Мурака болтало из стороны в сторону, но он каким-то чудом держался. Крики вскоре затихли позади. В лесу мы перешли на шаг.
Я повернулся к Мураку. Тот лихорадочно дышал, как будто это он скакал, а не лошадь. Но морда его была ужасно довольная.
- Мы круто свалили! - заорал он, полюбив сленг на всю жизнь.
- Ты молодец, Мурак!
- А тебя, Туюм, они теперь будут бояться! - загоготал Мурак.
- Хорошо мы поговорили с ними, Мурак!
Мы ехали и бахвалились как дети пока не показалась река.
- Мы должны еще сильнее запутать их! - решил я, - Давай поедем по воде как можно дальше!
- Какой ты хитрый, Туюм! - восхитился Мурак.
Но когда мы подъехали к нашим пещерам, то окончательно осознали, что война теперь неизбежна и это случится в ближайшее время.
Мурак показывал всем пустое место от выбитого зуба, что делало его морду устрашающе воинственной и заверял, что каждый из нас может положить кучу их народа, а Туюм вообще круто надрал им зады. Племя только качало головами и не узнавало обычно такого чопорного главаря. Потом он конфиденциально попросил меня смазать его дегтем от блох.
На следующий день мы увидели разведчиков по ту сторону реки. На крик сбежалось много народа. Выпустили несколько стрел и двое кочевников упали, но трое убежали. Я вскочил на коня и перебрался через реку. Один из подбитых был мертв, другой стонал со стрелой в боку. Я проскакал мимо и, вскоре нагнав бегущего, на ходу сбил его пращей, не выпуская камень. Чуть дальше прикончил еще одного. Третьего я так и не нашел, и вернулся, чтобы собрать стрелы.
Я чувствовал, что эта жизнь полностью завладевает мной, я не могу уже остановить или изменить несущий меня поток и делаю не то, к чему у меня лежит душа, а то, что следует по сценарию происходящего. Такое рано или поздно случалось во всех моих воплощениях, и несправедливость этого всегда угнетала меня.
Я ненавидел войну. Она меня всегда ужасала тупой бессмысленностью множества жертв. Но, оказываясь в ее власти, я принимал неизбежное, отбрасывал сомнения и делал свою работу.
Нужно было узнать, где сейчас враги. Ближе к вечеру я собрался на разведку. Шида заявила, что едет со мной. Я попытался отговорить ее, но аргументы вроде, что это опасно и это не женское дело только удивили ее. Она не понимала, почему если опасно, то это не женское дело. Я смирился и даже немного обрадовался. Все-таки Шида прекрасно ездила верхом и от нее могла быть только польза.
Мы проделали весь путь и увидели, что кочевники так и остались на своем прежнем месте. Не было заметно никаких приготовлений к войне.
Может быть, мы вообще не казались им достаточным поводом для серьезных действий? Но кто из дикарей мог бы простить перенесенный позор? Или это было обычной примитивной безалаберностью? Неужели они боялись нас?
Наверняка убежавший разведчик уже рассказал про наше дальнобойное оружие. Теперь только на пользу было бы усилить их страх.
Я повернулся к Шиде.
- Слушай! Мы сейчас подкрадемся и будем стрелять из луков. А потом ускачем от них!
Шида возбужденно сверкнула глазами.
- Да!
Под прикрытием высоких кустов мы подобрались достаточно близко. Сначала мы достали стрелы с намотанным сухим мхом, смазанным еловой смолой, на концах, подожгли их и выпустили по хижинам. Две хижины загорелись, и в становище началась паника. Мы выпустили еще пару горящих стрел и нас заметили. Когда орущая толпа побежала к нам, мы сосредоточенно принялись сбивать одного за другим.
- Шида! - крикнул я, закидывая лук за спину, - Хватит! Уезжаем!
Но она пустила еще две стрелы, и мы развернулись перед самыми мордами разъяренных кочевников. Один успел схватиться за хвост моего коня, но, получив копытами в голову, полетел кувырком. При этом я чуть было тоже не вылетел из ненадежного седла.
Мы вернулись уже после общих вечерних посиделок, съели, то немногое, что осталось и рассказали о нашей вылазке.
- Туюм, - мрачно вздохнул Ундук, - они нам еще не сделали никакого вреда, а мы им сделали уже много…
Я удивился, опечалился его правотой и обрадовался в душе такому справедливому замечанию.
- Мы пришли с подарками, - возразил я, - но они пообещали отнять у нас все, хотели нас не просто убить, а насладиться нашим страданием. И чтобы остаться в живых нам пришлось убить некоторых.
- А сегодня ты сам напал на них…
- Они сразу решили стать нашими врагами. А враги должны бояться. Может быть, тогда они не станут нападать.
- Да! - воскликнул Гизак, - Туюм все делал правильно!
Шида покормила и уложила нашу дочь. Мы легли, и она снова тихо заплакала. Мне тоже было не по себе. Мы заснули не скоро.
Перед утренней едой снаружи внезапно раздались крики, и мы, готовясь к худшему, выскочили из пещеры. На той стороне, вдалеке у опушки леса стоял кочевник, размахивая лапами, без оружия. Никто не стрелял в него из-за слишком большого расстояния. Все ждали, когда он подойдет поближе.
- Не стреляйте! - крикнул я, узнав старикана, - Это пришел их вождь. Он без оружия.
Я вышел вперед и помахал ему лапой. Тот помахал в ответ и подошел еще немного.
- Гизак! - крикнул я, - Он хочет говорить, но боится. Нужно чтобы народ ушел в пещеру!
Вскоре у реки остался только я, Гизак, Медил и Педул.
Кочевник подошел совсем близко, к берегу реки.
- Мии пришли больтать! - крикнул он заискивающим голосом, - Мии тащились дарилки!
- Мии очень рады! - проорал я в ответ.
Кочевник повернулся к лесу и громко свистнул. Оттуда вышли еще двое с
