Павлик Морозов, настучать на своих родителей, ибо на их стороне суд и закон, а ребёнок – это никто. Ни революций, ни войн. Прожить жизнь так, чтоб «не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы», можно было только путём упорного труда, строя БАМ, например.
Ой, не туда я однако завернула. У нас был справочник с перечнем всех учебных заведений Советского Союза. Чем старше становилась, тем чаще туда заглядывала, ибо надо было писать сочинение на заданную тему. Иногда методом тыка находила то или иное учебное заведение, примеряла на себе ту или иную специальность, главное, сочинение на «отлично» написать. Это у меня лучше получалось, чем решать задачи, чертить схемы, прыгать через ненавистного козла. В том справочнике не было специальностей, связанных с философией, космологией. Астрофизика или космофизика была напрямую связана с математикой, физикой. И везде надо было сдавать историю, это меня сильно смущало, ибо даты тоже не моё. Выбор сужался. Мне казалось, что специализация во многих вузах была связана с преподаванием. Это было точно не моё. Странно, все учителя были помешаны на профориентации, а толком ничего так и не объяснили. Что стоит за всеми опытами, решениями задач, схемами, таблицами, так никто и не сказал. Мало знать, надо ведь ещё уметь пользоваться этими знаниями. Потому все неиспользованные, не востребованные за всю жизнь файлы были с лёгкостью утилизированы.
Из такого месива в те далёкие годы всё же сформировался мой «внутренний человек». Без синусов и косинусов, состоящий больше из вопросов без ответов, с зародышем вечного протеста. Я себя сто раз меняла, но того, кто внутри, особо не теребила. В любой непонятной ситуации, в любые смутные времена мог выручить только он. Нам, рождённым в СССР, никакой психоаналитик не нужен. Выговориться можно и собаке: она тебя выслушает, молча подскажет, как вырулить. Ещё говорят: « В любой непонятной ситуации читайте русскую классику. Там у всех всё гораздо хуже».
Фу, всё! Выговорилась. Бесплатно.
Бесполое детство
Пришло время, и мы влюбились. Как истинные сиамские близнецы одновременно в одного и того же. С этого момента что-то пошло не так. Я не скрывала свои чувства, а она… Типа, за компанию, по дружбе автоматом тоже.
До того момента я раз сто влюблялась. Это было моим естественным состоянием и не смертельным занятием. Вот для неё, наверное, это было в первый раз. А для меня любовь на двоих было в новинку.
Это нас нисколько не напрягало. Какая разница, он всё равно не наш. Да у баб вообще нет такого, чтобы делать что-то из серии «Так не доставайся ты никому». Или по жизни так везло – мне легко уступали партнёров, да и я сама «дарила» их или по доброте душевной, или в обмен на что-то. Намного позже выпросили любовника (в прямом смысле), обещав за него должность. В итоге, и им были недовольны (оказалось, он не соответствует её ожиданиям), и мне должность не досталась.
Итак, у нас случилась любовь – любовь на двоих, на расстоянии. Платоническая, ничем не обременённая. Эх, сейчас бы так… Нам было достаточно видеть его. И никаких эротических фантазий, словно мы были бесполые, бестелесные. Всухую же больно – а мы вовсе не страдали. Был некоторый дискомфорт, что мы пирожками заедали.
Наступил момент, когда всё-таки решили заявить о себе. Не век же ходить за ним хвостиком. Нас это немного утомило. В то время о своих чувствах принято было говорить в записках. Обычно мальчики писали, а не наоборот. Так Татьяна же Онегину писала. И, когда вас двое, не так стыдно, не так страшно. А ещё можно было звонить и дышать в трубку. В то время не только телевизор был в каждом доме, ещё и домашние телефоны появились. Не у всех, но были. У кого его нет, звонили от соседей. Обратная связь происходила так же.
И мы решились. Сочинили какое-то почти поэтическое послание, подписались губами. К тому времени могли и губы накрасить. Одна ушлая даже глаза подводила, да так незаметно, что никто ей за это «неуд» не ставил. А Молекула, наша классная, которая вовсе не классная, надо мной год смеялась, что я с завитой чёлкой на урок явилась. Она не стала ругать, а просто поинтересовалась, чем я её завила. Я честно призналась, что горячей вилкой. Можно было с мамиными бигудями спать, так и сказать.
Да, сука, я врать не умела, так краснела, что сразу вычисляли. Это теперь у меня ни стыда, ни совести. Может, мой «внутренний человек» за меня краснеет, да кто его увидит. Вы даже представить себе не можете, как кайфово жить вот налегке – без оглядки, без тормозов. Совесть – такая же ересь, как модное слово «эмпатия», а правда вовсе вещь крамольная. Спасибо тебе, жизнь, что научила обходиться без этой опасной вещи, заставила вовремя избавиться от пережитков совкового прошлого, как стыд, позор и совесть.
Хоть я и мчусь без тормозов, иногда хочется сорвать стоп-кран в вагоне, останавливая тем самым весь состав, увидев по пути баннер: «Из маленьких убийств совести рождается большое зло жизни» (Юрий Нагибин). И почему-то хочется сюда ещё и Цветаеву:
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И всё — равно, и всё — едино.
Но если по дороге — куст
Встает, особенно — рябина…
Предотвращение катастрофы – это исключительная ситуация или штрафанут?
Подписались губами, а имена свои приписать воздержались. Как теперь доставить письмо? Хотели какого-нибудь глупого малыша попросить, но потом передумали. Или мальчик всё же был? Мы решились на креатив. Поймали его пса, на ошейнике прикрепили записку, дали пинка под зад для ускорения и стали ждать. Чего мы ждали? Что он сам догадается и всё само разрулится? Он, наконец, обратит на нас внимание, ответное чувство вдруг обнаружит? Он раздвоится или будет по очереди нас любить, или одновременно?
Мы придумали другой креатив. Учились уже в другой, новой школе. Из старых школ только одна уцелела, стояла, где стояла. Мы написали другую записку, спрятали под обломком кирпича в оконном проёме бывшей школы. Стали ждать. В упор не помню, как он должен был догадаться, что его записка в таком интересном месте ожидает? Мне кажется, он забрал её. И вообще он догадался. Но это было уже не важно, мы переключились на интересные важные дела. Зачем бесполым любовь, ещё и на двоих.
С высоты своего возраста и по сравнению с нашими реалиями это всё смешно, дико и убого. Какое-то бесполое детство. Но, погодите, не всё так однозначно. Мы прошли такое половое самообразование, что стыдно в этом признаться. Если следующая глава будет об этом, бывшая подруга дней моих убогих, ей-богу, убьёт. Она ещё в теме, у неё, видите ли, репутация пострадает. Да ладно, когда это меня останавливало, поехали дальше. Всё самое интересное ещё впереди…
По второму кругу
В стране, где секса нет, половое воспитание подрастающего поколения ограничивалось намёками на что-то и полным запретом на это что-то.
Когда пазлы все сложились, маме оставалось только стращать. Если случится ЭТО, то всё, мир рухнет, я окончательно упаду в её глазах. Все мои «неуды», промахи и провалы по сравнению с ЭТИМ ничто.
Мир не только не рухнул, он заиграл всеми цветами радуги, только не в том смысле, о чём вы подумали. Полжизни ходила на цыпочках, говорила шёпотом, стараясь не будить, не задеть, не обидеть ненароком. А теперь, когда от дел можно было переходить к слову, жить без оглядки, без шаблонов, в своё удовольствие, без маски и даже без макияжа, приходится искать спасение в себе самой, искать свой давно усохший кокон. Со своими демонами легче договориться. Или стоит покататься с другими по тонкому льду?
Когда в комсомол принимали, нам весь мозг вынесли, повторяя одну только фразу: «Вы должны запомнить этот день на всю оставшуюся жизнь». Фразу помню, день – нет. Помню, что нужно было заявление писать, потом это заявление обсуждалось в райкомоле, и только после этого могли принять в ряды ВЛКСМ. Будто у нас выбор был – всё равно всех принимали. Оптом. Хочешь ли ты, иль нет. Таким же макаром, женщиной становишься, хочешь этого или нет. День выпал из памяти, но факт, что я стала комсомолкой. Раз и я уже женщина.
Не только мир не рухнул, никто этого и не заметил, включая меня саму. Получается, у меня не было первой любви, а все остальные любови были. Не было первой ночи, а все остальные были. Негоже говорить о сексе, когда его быть не должно.
Чудно называть вещи своими именами, ведь нас учили деликатно умалчивать эту тему, если очень приспичит – говорить об этом иными словами. О чём ещё говорить, когда, прежде чем, на ушко шепнуть, надо сто раз подумать и рассчитать все риски? Если интеллект есть, он у меня не искусственный. А секс, если он натуральный, тем более, словесный, пока не преследуется законом. В стране, где секса нет, когда кровь играла, когда глаза горели, об этом не говорили. Дайте выговориться хоть сейчас, хотя бы об этом.
Да вот только говорить особо не о чём. Ведь секса не было, и быть не могло. Если он был, то законный, в качестве супружеских обязанностей. За мужчин не скажу, но я долгое время в своём кругу ни разу не встречала женщин в этом отношении шибко довольных. Не в своём кругу тоже. Женщина с аппетитными формами, с которой в больничке лежала в детстве, признавалась, что занималась этим неблагодарным делом постольку, поскольку надо было от кого-то детей рожать. В то время других способов ещё не было. Даже моя дальняя родственница, про которую говорили, что слаба на передок, признавалась, что это делала без особой охоты.
Об этом открыто начали говорить как раз в то время, когда я из-за того, чтобы обойти закон, вышла замуж. В стране, как оказалось, секс был и есть. «СПИД-инфо» мне в помощь и флаг в руки, да муж пресёк в зародыше все мои робкие попытки как-то разнообразить это дело. И всё продолжалось по-прежнему. Как тяжкая дополнительная обязанность для юной хозяйки. От тоски по дому, по чему-то другому, чего меня лишили, готова была на стенку лезть. От того и стихи начала писать. Говорят же, женщины становятся поэтессами из-за неудовлетворённости. Вся неиспользованная сексуальная энергия трансформируется в творческую. И вообще я мне кажется, счастливые стихов не пишут: не о чём и незачем.
Все, кто со мной были откровенны, говорили, что занимаются этим, чтобы только угодить, что так надо. Кроме одной. Той, которая меня за глаза доской обзывала. Из касты тех, кто слаб на передок. Она-то была очень даже сильна этим самым передком. Цепляла этим, держала этим – жим-жим, короче, вы поняли.
В стране, где все равны, в эпоху одинаковости и правильности, иногда картинка не соответствовала мифу. Во второй половине дома, где был телевизор, жила-была счастливая, образцово-показательная семья. Но не всё так однозначно. Я за их жизнью подглядывала не только через щель в стене. Однажды через окно увидела, как муж целуется с соседкой. И уж очень по-взрослому, почти, как в кино. Я поведала об этом маме, та, конечно же, не поверила, начала говорить, что это его брат целовался с той бабой. Бой-баба-то замужняя, всё равно картинка не соответствовала трафарету.
Я сделала вывод, что из любой ловушки есть выход. Главное, чтоб фасад был норм, а что за ним, неважно. Ещё раз убедилась, что правда не только неудобна, она никому и не нужна. Вот увидела в детстве настоящую змею, мелковатую, правда. Но
