Обращать в православие булгар, черемисов, мерю, будучи в Ростове. Великое множество неокрещеных племен обитает округ матушки Руси, застлан тем народам свет истины, несомый евангелием, ибо нет у них даже еще и грамоты письменной. О великом подвиге алкал инок Захария!
Нет ничего искренней, но в тоже время наивней и бесполезней юношеских грез. Любой мало-мальски самолюбивый человек переболел в молодости воображаемым почетом и восторгом у соплеменников, мня себя кем-то великим. Да только жизнь расставляет все по своим местам. Где вы, непобедимые полководцы, где вы, властители народных дум, где вы, царственные небожители? Единицы становятся цезарями! Удел остальных мечтателей прозябать в неизвестности, влачить вериги бедности и зависти. А ведь немало из них Бог наделил талантами, многим прочили славную будущность, громкие дела ожидали их. Но не получилось. Чья в том вина? На исходе восьмого десятка, когда юлить и изворачиваться совсем не пристало, отвечу: «Каждый сам виноват в собственных неудачах. Но и себя не надо винить».
Захария не покладая рук стремился достичь поставленной цели. Но можно ли то вменить ему в заслугу? Прискорбно, но он менялся в худшую сторону. Афанасий, уже по самому роду занятий призванный иметь острый глаз, наблюдал перемены, происходящие в душе Захарии. Тот становился язвительней и жестче. Начальствующих порицал без особой на то причины, подчиненных презирал без всякого на то повода. С ним стало трудно общаться. Во всем и везде он считал себя правым. Мнение других, если оно не совпадало с собственным, высмеивал. Зачастую выставлял людей дураками, что ему вполне удавалось, ибо делался все более и более начитанным, а потом и сам стал библиотекарем.
И тут я заприметил, что богомаз Афанасий не столь добродушен и прост. Не стоило особого труда понять, что приятели соперничали между собой. Не желая уступить собрату, они впадали во вражду. Вот слова подтверждения тому:
— Я пытался повлиять на Захарию, исправить его нрав к лучшему, но безуспешно. Став по прихоти настоятеля библиотекарем, он возгордился даже со мной, — богомаз тяжко вздохнул. — Хотя, если честно сказать, его познания не столь универсальны, Захарии далеко до отцов Аполлинария, Феофила, Даниила (опять я слышу имена незнакомых мне старцев, произносимых с восхищением). Ему и простых компиляторов рано наставлять, а куда уж поучать заслуженных изыскателей, старцев, пришедших с Афона.
Удивительно мне наблюдать, как человек, недавно превозносивший приятеля, уже порицал его. Поэтому я, набравшись наглости, напрямую, без экивоков, спросил у богомаза:
— А тебя-то он в чем обошел или как? Какая собака меж вас пробежала?
— Считай, что обидел, — шмыгнул носом изограф. — Поклеп на меня стал возводить, — умолчав суть, добавил. — И все за мое доброе к нему отношение, я не хотел ему зла, просто намекнул, что не стоит заноситься. А он всерьез замышлял на своего покровителя, авву Кирилла. Какой чудовищный гонор! Захария возомнил себя превыше всех, считал, ему все дозволено, уверовал в собственную непогрешимость, думал, ему можно ломать судьбы людей. А сломал только собственную... — Афанасий удрученно замолчал, вдруг спохватился и назидательно заключил. — Фортуна наказывает неблагодарных, судьба не любит чужеедов!
Я посмотрел в глаза художнику, тот не отвел взора, но в нем сквозила горечь и безысходная тоска.
Примечание:
1. Салунь — город Фессалоники в современной Греции.
Глава 7
Где говорится о некоторых воззрениях боярина Андрея
Внезапно меня окликнул Андрей Ростиславич, он шел со стороны игуменских палат. Наскоро простившись с художником, я заспешил к боярину. По пути в странноприимный дом, я выложил ему откровения Акима и Афанасия богомаза, назвав насельников своими приятелями. Андрей Ростиславич внимательно выслушал, но собственного мнения не выказал.
И лишь затворив келью, отметив мою сметливость, он разоткровенничался:
— Отче, хочу поведать о вещах, давно искушавших меня. Еще будучи княжьим мечником, задумал я разобраться в природе людского лиха.
Пришлось повозиться — суммировать злодеяния по их основным свойствам. Раскласть как бы по полочкам. На одной — по мере нанесенного ущерба или причиненных увечий, то есть по тяжести содеянного. На других — по побудительной причине, по способу исполнения преступного умысла, затем — по обстоятельствам, смягчающим или отягчающим возмездие. Откроюсь лишь тебе, я изложил свою задумку на письме, получилось дельное руководство для судейских тиунов. Обязательно прочти мои цидулки...
Тут удар колокола смутил мысли боярина, и вместо того, чтобы вещать нравоучения, он рассказал одну занятную историю. Поведаю ее, как запомнил.
Дело было при Андрее Юрьевиче(1), которого прозывают теперь Боголюбивым. Наш боярин только приступил к своему нелегкому поприщу. Но князь уже отличал тезку, во многом доверял и даже покровительствовал.
В одном из селищ Кучковичей(2) творилось неладное. Княжья родня почему-то устранялась от сыска, жалобы же шли не прекращаясь.
Уже второй год в окрестных лесах орудовал вурдалак. Пропадали молодые девки, а то и бабы, их потом находили в чащобе обесчещенными, со вспоротыми от паха животами. Поначалу думали на своих, но кто из затюканных смердов горазд на такой ужас? Грешили на лихих ушкуйников(3), да князь Андрей давно перевел разбойников в своих уделах. Поначалу люди опасались ходить в лес, а потом и вовсе бросили это занятие.
Поползли слухи о всякой чертовщине. Самые темные людишки шептались о злобном лешем, дети и молодки присовокупляли к его проискам грязную сводницу нежитей — бабу ягу. Мол, они на пару с лесовиком или еще каким оборотнем заманивают в дебри молодок, а опосля надругаются с ними. Бывалые люди вспомнили давние происки заволжских волхвов. Противоборствуя христианской церкви, в голодные годины языческие жрецы вспарывали женщинам животы, набивали чрево зерном — якобы эти ведьмы виновницы неурожая. Ведуны с ними борются, а церковь бездействует.
Говорили всякое... Даже решили миром ублажать нечисть. Собравшись ватагой, самые смелые мужики не раз отправлялись в лес с жертвенным козленком, а то и с жирной свиньей. До толку мало, находили потом одни косточки, верно, волки постарались. Нашлись умники — предложили «подсадную утку», мол, снарядить в лес девку побойчее, ну и приставить ей охрану. Не получилось — не нашлось смельчаков.
А, что тиуны и староста, спросите? Верхушка та сама в штаны наложила, дщерей и женок держали за семью замками, запаршивели те совсем без воздуху. Боярам же, Кучковичам дела до холопьих страхов нет, говорят, ходатаям — врете, сами виноваты, нечего в лесах по ночам шастать, и весь ответ.
Народ потом стал грешить на местного дурачка, застали того за скотоложством, овцу пользовал, ну и прибили насмерть прилюдно. Только вздохнули, думали, точно — он. Да следом еще две девки пропали: одна с огорода, другая по воду ходила — дура.
Ужас сковал селище, да бежать-то некуда... Тут терпенье смердов лопнуло — послали самых разумных к князю. Могла опять получиться незадача. Ходоки притопали поначалу в становище Кучковичей, те их гнать взашей со двора, собак спустили... Да ехал мимо Андрей Ростиславич, поинтересовался, что за шум и гам. Селяне ему открылись.
Кучковичи еще тогда в не особой силе были. Доложил боярин князю. Тот Кучковичей вызвал, а те отнекиваются, якобы — брехня. Андрей Юрьевич разумел по-своему. Велел Ростиславичу вести сыск — сам, мол, подвернулся, да и не гоже страдать православному люду. Сродственники губы надули, но перечить княжьей воле не смогли. Обозлились на Андрея Ростиславича, обзывали доносчиком, но драться не стали, видели — ценил повелитель боярина очень.
С тех пор и повелась у Андрея Ростиславича лютая вражда с кучковичьим охвостьем, да и с князем ни с того ни с чего разошлись пути-дорожки. Замечу только, что боярин принимал участие в Михайловом розыске(4) по злодеянию Кучковичей над Андреем Боголюбским — вот тогда и повалялись изверги у него в ножках.
Прибыв на место, Андрей Ростиславич не стал проявлять показную ретивость. С сотоварищами, взяв толкового провожатого, он тихонечко объехал прилегающие долы и окрестности. Особо изучил урочища, по которым нашли тела девушек. Со стороны могло показаться, что молодой боярин не радеет порученному делу, так, шастает в свое удовольствие с копьем по лесам, охотится на зверье и птицу. Кучковичевы соглядатаи поначалу насторожились, а потом махнули рукой, — так балбес еще зеленый... А боярину того и надо.
Очухались они, когда Андрей Ростиславич стал вызывать смердов на допрос, да не по одному в день, а чредой — друг за дружкой. Говорил даже с девками — об ухожорах. Можно сказать, через неделю он знал все и вся в селище лучше любого местного тиуна или старосты.
И вот какую картину он составил для себя.
Замучено было семь девок: две молодайки мужнины, четыре девицы на выданье и одна девочка, еще совсем ребенок. От старух, обмывавших покойниц, он узнал, что насильник ко всему еще и содомировал их. Животы девушек были взрезаны от самого лобка, просто распороты и более ничего. Естественно, тела мучениц были в ссадинах и кровоподтеках, как и подобает при пошибании(5), у одной сломана рука, у девочки разорван рот. На титьках жертв имелись следы укусов, явно не звериных. По всему следовало — орудовал человек, а никакой не оборотень или чудище. Да и естество у него было не великое. Значит, человек — кто?
По времени — две убиты в прошлом году, остальные с девочкой в этом. Тела обнаружены, по сути, рядышком в пределах одной версты. Привозили на коне. Определенно местные — больше не кому.
Осталось вызнать про следы подков? Ведь кто-то приметил тот след, не мог не приметить, живя в лесах, нельзя не быть следопытом...
До поры боярин помалкивал о своей догадке, но пришел черед и ей. В одночасье он призвал самых опытных лесовиков. Поодиночке разговорил их. Они клюнули. Указали на бывшего господского конюха. Тот было взялся изворачиваться, пришлось припугнуть пыткой. Сознался, подлец, таил про себя — боялся, убьют, но дыба страшней.
Впрочем, и сам Андрей Ростиславович уже понял, кто тот страшный убийца:
— Кучонок(6)?!
— Он, сука! — выдохнул посеревший конюх.
— Поедешь со мной немедля, — приказал боярин. Он знал — такому свидетелю не быть живу. Бояре Кучковичи родня князю по второй жене Улите(6). Замешанный в смерти их отца Степана Ивановича, князь Андрей всячески привечает и угождает им. Связываться с этим зловредным племенем не с руки княжьему мечнику, а уж куда там какому-то смерду?
Выслушав доклад Ростиславича, князь Андрей не подал виду, что обескуражен. Обещал вскорости разобраться.
Боярин уже не верил князю. Пошел к епископу и рассказал все тому. Поведал владыке всю подноготную кучкова отпрыска: и бешеные загулы выродка, и замятые братьями пошибания молодаек, и иные извращения, хорошо известные горожанам.
Дело стало принимать нешуточный оборот. Улита-жена,
