Загадка Симфосия. День первый

Яким Кучка с родней за братца Кучонка горой: подумаешь, там какие-то следы копыт, конюх мог и напутать. Тут, как назло, и холоп пропал (может,и убили)!?
      Вызвал князь Андрея Ростиславича, в глаза не смотрит, говорит: «Кучонок не виновен, хлебом мне в том поклялся!»
      Да не таков был Андрей Ростиславич — не утерся рукавом! Раздобыл-таки новые свидетельства. Все до дня по часам рассчитал. Уйму народа опросил, не поленился людям очные ставки делать — вот у него все и сошлось.
      Кучковичи — бандитское отродье, подговаривали лихих людей зарезать боярина, да у того все было схвачено, в Боголюбово и Владимире сами наемники доносили, боялись сесть на кол.
      Два дня докладывал боярин Андрей князю о своем розыске — убедил все-таки князя! Андрею Боголюбимому деваться некуда — приказал казнить ката, дабы другим, какого роду, племени ни будь — неповадно было.
      Буквально запомнил я слова Андрея Ростиславича о необходимости смертной казни для насильников и изуверов: «Когда те мерзавцы изобличены — нет более покладистых и раскаяных, но то хитрая уловка. Иные, добренькие, из клириков, оправдывают их гнусность помутнением рассудка, мол, человек не ведал, что творил, пожалейте несчастного — в него вселился дьявол. Бред сивой кобылы! Сих негодяев щадить нельзя. Они неисправимы в своем ужасающем пороке, они не достойны жизни, они зачаты в аду, и их место заведомо там!»
      Строг и справедлив был боярин!
      О многом переговорил мы в этот вечер с Андреем Ростиславичем, в завершении нашей беседы он сказал:
      — Страсти людские неисповедимы и плодятся, будто тля, не исчерпать изобилия людских желаний, пороков и путей их удовлетворения, оттого и множатся поползновения на жизнь человеческую, на сокровенный дар Господень.
      Но ты, Василий, знай, отчаиваться никогда не следует, коль клубок преступных замыслов возник у человека, то человеку же и надлежит его распутать. Ибо мозги у людей устроены одинаково: одному нечто пришло в голову, отчего же другому не помыслить о том же.
      Поставь себя на место предполагаемого злоумышленника и несчастной жертвы. Раскручивать нужно с двух сторон. Уясни, чем они жили, в каких обстоятельствах, в каком окружении... Какие соблазны их окружали? В чем были ущемлены, в чем обижены, в чем сильны, в чем слабы? Что, наконец, связывало и разделяло их?.. Наш ум способен проникать во внутренний мир другой личности. То касаемо и палача, и казненного им.
      Нужно лишь четко уяснить причину содеянного. Наступит миг, когда разом сойдутся и кат, и его жертва. И придет просветление — явится истина! И вот тогда не робей, вяжи убийц тепленькими! Теперь уж злодею никуда не деться... — выдав на едином духу свою науку, Андрей Ростиславич в изнеможении плюхнулся на лежанку.
      Видно, долго вынашивались те думы, а теперь, выплеснув их наружу, опростался боярин духовно и телесно. Мне показалось, что он задремал. Я потихоньку поднялся, намеряясь уйти восвояси. Но хитрец боярин опередил меня:
      — Знаешь что, Василий... Не пойти ли нам по горячему следу? Не наведаться ли немедля к болящему рубрикатору?.. Как там его Антипию, что ли?
      Я согласно кивнул.
      — Ну, коли так, мешкать нечего! — Андрей Ростиславич резво соскочил с лавки.
     
      Примечания:
     
      1. Андрей Юрьевич — Андрей Боголюбский — Андрей Юрьевич Суздальский (1111-1174) — кн. Вышеградский, Турово-Пинский, Дорогобужский, вел. кн. Киевский, вел. кн. Владимирский (1157-1174).
      2. Кучковичи — семейство боярина Степана Ивановича Кучки — тестя А.Б по второй жене. Его сын боярин Яким Кучков, мстя за казнь брата, организовал со своим шурином Петром убийство А.Б. в ночь 29-30 июня 1174 г., казнены (1175).
      3. Михайловом розыске — Михаил Юрьевич (1145(53) — 1176) — кн. Киевский, Переяславский и Торческий, вел. Кн. Владимирский (1174-1176), расследовал убийство брата Андрея Боголюбского и казнил его убийц (1175).
      4. Ушкуйник (уст.) — разбойник.
      5. Пошибание (уст.) — изнасилование.
      6. Кучонок — один из младших сыновей С. Кучки, казнен А.Б. за злодеяние — формальный повод заговора Кучковичей.
      7. Улита-жена — Улита Степановна, дочь боярина Степана Кучки, вторая жена А.Б.(с 1148), участница заговора и убийства князя, казнена (29.06.1175).
     
     
      Глава 8
        В которой инок Антипий признается в краже, очерняет Захарию и доносит на богомилов
     
      Братский корпус был неподалеку. Нашли мы Антипия, закутанного в ветхое одеяльце, прикорнувшего на лавке. В тесной келье было зябко, да и каморку давно не проветривали. Как у всякого больного, стоял затхлый запах целебных трав и мочи. Огонек лампадки, коптя, мерцал в полутьме, отбрасывая мертвенные полутени на лицо страдальца. Приметив нас, рубрикатор слабо застонал, метнулся, пытаясь оторвать тело от ложа. Андрей Ростиславич упредил его попытку подняться. Справились о самочувствии. Монах крепился изо всех сил. Посетовав на божий промысел, боярин без обиняков прямо спросил о покойном библиотекаре.
      Чернец сообщил нам, что нашел Захарию лежащим на правом боку, с поджатыми к животу ногами и левой рукой, вытянутой к двери. Крови было совсем ничего. Антипий попытался привести инока в чувства, но было уже поздно. Орудия душегубства подле тела он не обнаружил. В келье стоял несусветный хаос. Ящики ларя и поставца выдвинуты настежь. Книги, обычно лежащие стопками на полке и столешнице, в беспорядке разбросаны по всему жилью, такая же участь постигла и многочисленные рукописи. Антипий, разумеется, не вникал — все ли на месте, понятно, не до того ему было. Уяснив тщетность усилий оживить убиенного, он во весь дух устремился к братии.
      На каверзный вопрос боярина: «А где Захария хранил деньги?» — монах резко встрепенулся, потом обессилено распростерся на постели, на его челе выступил пот. Чернец начал отнекиваться, якобы ничего не ведает. Андрей Ростиславич стал наседать. Выложил припадочному, что знает о приработке монахов чрез посредничество отца библиотекаря. Антипий зримо обеспокоился, заерзал по одру. Боярин намекнул тогда с угрозой, якобы от розыска негоже скрывать значимые обстоятельства, выйдет себе дороже! Монах продолжил упорствовать, но стало понятно — инок лукавит. Вот тут его и подцепили, как безмозглого малька. Боярин понарошку негодующе изрек:
      — Антипа, грех на душу берешь! Ведь ты умыкнул, нечестивец, казну отца Захарии? Сказывай немедля — где денежки!
      От столь резких слов что-то сломалось в душе Антипия. Монах слезливо залепетал, пытаясь разжалобить нас. Якобы нечистый попутал, позарился он на то серебро по дурости. Но, будучи христианином, все же не смог превозмочь «ужасть» греха. Вчера покаялся он исповеднику Парфению, тот вечером заходил проведать его. Рассказал со всеми подробностями о своем падении и отдал старцу умыкнутое добро. Парфений же деньги принял, но приказал Антипию молчать о содеянном. Ограничился лишь легкой епитимьей, должно, взяв в расчет болезненное состояние черноризца.
      — Много было сребреников? — спросил с ехидцей Андрей Ростиславич.
      Монах зарыдал в голос, перемежая речь сопливыми всхлипами, пояснил сердешный:
      — Ох, много! Должно, гривен пять-шесть? А может, и поболе? Я страшился к ним прикасаться. Жгли оне руки мои огнем адским! Не чаял я, как от них избавиться. Благо Господь милость проявил, дозволил покаяться, снял с сердца мерзкий груз. Но душа все равно скорбит. Одно лишь утешает, что попали деньги в благие руки, не достались отребью монастырскому, не пойдут на разгул в вертеп окаянный.
      — Погодь, дружок, малость! О каком таком вертепе ты сказываешь?
      — Да я так, к словцу, — Антипий стушевался, уяснив, что сбрехнул лишнего.
      — Ты уж, милок, договаривай, сказывай все как на духу! Какие тут у вас непотребства творятся? Повествуй обо всем!
      — Многие иноки зело Бахуса почитают. Каждый медяк норовят спровадить в корчму. Бывает, так упиваются, что притаскивают их волоком замертво. Но епитимьи строгие им в науку не идут, прежний игумен даже порол отчаянных выпивох, только все напрасно. Впавшие в порок пианства уже ни о чем не помышляют, токмо об опохмеле. Похмелье же подвигает их к очередному упивству, и так до скончания дней.
      — Ясно! Не зря Владимир-князь говаривал, что веселие русской души в пьянстве состоит. Из веку так у нас! Ну, а касательно плотских утех, наверняка куролесят черноризцы?
      — Не без того шалят некоторые иноки. Полуденный бес — он силен зело! Особливо по молодости — редкий отважится ему противостоять. Блудят бесовы дети, грешат, как не грешить, распутничают! Рыскают по окрестным селищам, липнут к волочайкам и веселым женкам порочным. Оно, конечно, в большинстве за деньги любовь покупают, бедной селянке каждый медяк в радость, особливо зимой. Пойди попробуй прокормись? Но, случается, возникает и взаимная любовь. Бывает, встречаются среди Евиных дщерей во истину писаные красавицы — никакой мужик не устоит. Что есть еще больший грех для инока, отринувшего себя от всяческих мирских соблазнов? А тут, сами понимаете, уже не похоть главенствует, а страсть. Похоть преходяща, страсть же надолго порабощает человека, делает полной тряпкой, уж и не волен он в себе тогда.
      — Ты, видать, Антипа дока в сердешных делах... ишь, как сладко сказываешь? Верно, сам к селянкам бегал?
      — Избавил Бог от этакой напасти. Я как постриг принял, сокрушил в себе плотскую юдоль. Да еще и болезни меня вовсе иссушили. Куда мне, да и греха я страшусь... очень.
      — А имеются, значит, черноризцы, что намеренно погрязли в греховности любострастной?
      — Всяких полно! У нас, как везде, — всякой твари по паре. Есть и особливые поклонники свального греха, предпочитающие разом — вдвоем, втроем иметь одну женку. И ведь находятся такие мерзавки? Одна частенько тут шастает Марфой звать, а кличут ее наши — Магдалиной. Нехорошо, конечно, имя святой припутывать, но из песни слов не выкинуть. Вот уж сосуд разврата, не баба, а адские врата, сказывают, она и до девок охоча. Прости Господи, о каких я непристойностях с вами говорю, лучше уж смолкну. Всякое у нас есть, оно и везде так...
      — А к содомии есть склонные?
      — И в этом говне найдутся охотники искупаться. Есть парочка милых дружков. Да еще один «бобыль» проклятый замышляет на послушников. Да только никто ему тут воли не даст. По мне набить на него колодки да и спровадить, куда Макар телят не гонял. По делом ему было бы нехристю! Скажу честно, сей грех пакостный у нас весьма омерзительным признается. Слышал я: у греков там, за морем, вовсе не порицают подлых извращений. Но у нас не так! Мы тех паскудников и за людей-то не считаем. Хотя всяк человек вочеловечен, но есть и грань! У нас с этим строго! И добро, что строго.
      Если бы не воровской искус, счел бы я Антипия мужем высокого нрава. Но, признаюсь, подгадил он себе в моем мнении, скорее всего, и боярин также считал. Оттого, прервав излияния припадочного о кознях беса полуденного, он возвернул Антипу назад, с легкой усмешкой спросил у того:
      — Стало быть, ты, отче, ведал, где у библиотекаря тайник устроен?
      — Знал, как не знать, — инок пригорюнился. — Захария-то, конечно, таился. Да я нарочно подглядел за ним. Схрон