Оказавшись на русской земле христианство, естественно было подмято под государство, чтобы стать формой контроля. Именно поэтому по всему миру ездят католические миссионеры. Они и в Африке и где угодно. Православные же попы сидят на толстой заднице и распространяют свою веру лишь в единичных случаях, вместе с миграцией православного населения. О том, чтобы обращать какие-то народы из другой веры или из язычества речи вообще не идет. Все это потому, что бедный папуас, поклоняющийся предкам должен будет признать не только символ веры, но так же и какого-нибудь Вовку Пукина над собой.
Православие — это местечковая духовная ментовка. Его распространение так же неуместно, как если бы сами менты поехали к папуасам, чтобы заставить их соблюдать законы Российской Федерации. Чтобы опровергнуть тезис «религия рабов», обычно приводятся примеры Дмитрия Донского и Александра Невского. Дескать разве это были рабы? Действительно они рабами не были, но и защищали они не только православие, а свою власть, чтобы не стать никем или не кончить как Василий Темный. Людовик четырнадцатый говорил «Я — народ». Это не самомнение, не мания величия. Просто без народа он никто, он не король, не Людовик Четырнадцатый. Царь и его народ образуют диалектичную пару. Под чужим игом народ постепенно станет другим, а царь без народа просто не будет царем.
Бурный рост православия, какого не было еще в истории, его введение в школах, вполне уживается с некоторыми мрачными прогнозами в отношении будущего страны. Раздел на более менее цивилизованные, европейские области и на ресурсодобывающие придатки. В последних будут проживать весьма специфические люди — угрюмые лесорубы и егеря, суровые шахтеры и нефтяники, а так же сторожилы радиоактивных могильников с бородами лопатой. Ну и естественно бабы в платках В общем такие, про кого Белинский сказал «русский мужик думает о боге, почесывая себе задницу». Все набожные, суеверные, с мозгами размягченными всевозможными шоу экстрасенсов. Это любимый контингент церкви.
Разумеется, что православие — это еще и школа мысли, а потому найдутся десятки способов опровергнуть вышесказанное. В таком случае стоит обратится к первоисточнику. «И по делам их узнаете их». Дьякон Андрей Кураев в одной из своих лекций «Россия, которую мы забыли», допустил интересную оговорку. Говоря о записках арабского путешественника Павла Алеппского, который в 17 веке оказался в России он обратил внимание на следующую запись: «Они не пьют воду, поэтому среди них нет больных». Поясняя этот момент, Андрей сказал, что в России пили квас и затем быстренько добавил, про пиво. Вряд ли столь умный человек мог сказать что-то не подумав, или не знать ситуацию с пивным алкоголизмом в стране. Социальная концепция православной церкви абсолютно лояльна ко всем ключевым моментам, ведущим к необратимой деградации нации.
То, что человек при общении с кем-то, начинает подстраиваться и соответствовать ожиданиям другого лишь первое объяснение, которое дает ключ к пониманию слов Клауса. Но оно не является точным. Самым верным стало бы иное объяснение, но для линейного, рационального ума оно будет всего лишь изящной метафорой. Его суть такова, что если что если на листе что-то написано, то это становится определенным и конкретным. Написанного пером не вырубишь топором. Но чистый лист это не только пустой лист, но потенциально он несет на себе абсолютно все, что на нем может быть написано.
Здесь лежат истоки заблуждений о всезнании и о всеведении просветленных. Просветление – это чистый лист, это безграничный потенциал. «О! Необъятное» - восклицал Лао Цзы, но одновременно и абсолютное ничто, которое даже меньше, чем ничто. «О! Мельчайшее» - восклицал Лао Цзы.
Сам факт просветления не может быть засвидетельствован. Его нельзя увидеть, потому в массах культивируется некое представление, а что же это такое. Проблема в том, что это представление основывается на добре, а оно суть лишь противоположность зла, в то время как просветленность сама по себе - за пределами представлений о добре и зле, за пределами праведности и греховности.
Все это прекрасно понимают ближайшие последователи различных учителей. Именно поэтому учителя живут за пределами досягаемости обычной толпы, их частная жизнь тщательно охраняется, ничто личное не предается огласке и таким образом постепенно вокруг них создается ореол святости, возникает атмосфера мистицизма и непознанности. Это необходимо в нынешнее время, поскольку если в прежние времена мастера, чьи изречения вошли в историю, могли жить под мостом и доедать пищу за только что умершим человеком, то теперь это выглядело бы несколько иначе и поступай они так сейчас, то мастерами они бы не считались.
Для наглядности можно привести пример, но его будет интереснее взять из другой области, например из области политики. Это весьма распространенный способ, чтобы закончить карьеру любого неугодного политического конкурента. Достаточно взять камеру и снять его в сауне с парой девиц помоложе, чтобы на карьере любого политика был поставлен крест, хоть на карьере самого президента.
Достаточно представить, что все это было бы наглядно продемонстрировано широкой общественности, и совершенно очевидно, что вряд ли этот человек занял бы нынешний пост. Он ведь не Дени Дидро, который мог позволить себе разгуливать голым при дворе французской королевы. Он всего лишь президент. И именно поэтому в этом тексте не упоминается даже его имя. Не из-за цензуры, не из-за соображений личной безопасности, а только потому, что упоминание о таких пустышках это неуважение к этому тексту.
Такой же «глянец» создается и вокруг религиозных деятелей. Это все совершенно очевидно любому кто разбирается в психологии масс и имеет представление о значении средств массовой информации в формировании общественных взглядов.
Клаус называл таких людей гандонами или затычками. Президентов, патриархов и прочих. Но он делал это не потому что эти слова имеют оскорбительное значение, Клаус никогда никого не оскорблял, а потому что эти предметы очень подходят к ним по своему смыслу. Президент – это тот же тампон, который существует некоторое время, он важен и играет роль в жизни другого человека, но по прошествии срока, он неизбежно будет выкинут на помойку истории, возможно, что насосавшись чужой крови. И кого бы не видел Клаус на экране телевизора все они были именно такими тампонами. Через два, три, десятилетия все что от них останется – это небольшая статейка в словаре где-то между «А» и «Ч». Между академиком Абакулебякиным, открывшим ревматизм правой пятки, и Чекотилой. Как сейчас многие из молодых людей даже не имеют представления о недавних главах страны и на вопрос а кто такой Андропов или Черненко следует ответный вопрос, а действительно кто это?
Именно поэтому все эти затычки так дрожат за свой престиж, за свою репутацию. Потому и существуют все их понты и требования уважения к себе. Они в курсе, что их дело – труба (в данном контексте пизда), но признаться себе в этом сложно, уж слишком захватывает дух от своего настоящего положения, слишком головушку кружит и обносит. Но можно обмануть толпу, страну, весь мир, но не просветленного. Да потому что он видит все как есть, он видит бытие в его динамике.
Клаус понял эти вещи и понял, что таково истинное положение всех вещей – все преходяще. Много позже он впервые открыл Евангелие от Матфея и изумился словам Христа: «Род сей прейдет, но слова мои не прейдут». Клаус убедился, что и его слова не прейдут. Не потому что будут даже потом знать, что это были его слова, не потому что будут помнить о том, кто произносил их когда-то, это не имело значения, ведь Клаус был просветленным, а не затычкой. Но потому что через какой угодно промежуток времени, появиться кто-нибудь еще, кто увидит истину и скажет то же, что говорил он, как он сам увидел, а потом понял, что так говорили и до него. И это есть блаженство просветленного, его понимание истины, его видение, его преемственность со всеми, кто достиг того же. И открыть ее самому, значит стать ее частью, а это никто не может отнять, затронуть или поколебать. Потому что наряду с истиной, которую можно узнать, есть другая истина, которой можно только быть.
Одна знакомая Клауса собиралась съездить на время отпуска в Индию. Она планировала провести некоторое время в ашраме и спросила мнения Клауса об основателе этого ашрама. Ее интересовало просветленный ли он. Но ответ Клауса ее озадачил, потому что его ответом был риторический вопрос: «А какая разница?». Она уехала и так не вернулась оттуда.
Ответ Клауса был наиболее верным и он не означал то, что ему просто все равно. Есть старая дзенская история о человеке, который пришел к мастеру, чтобы постичь дзен. Они сели пить чай и мастер стал наливать напиток из чайника в чашку. Та быстро наполнилась, но он все продолжал и продолжал наливать, жидкость выливалась из посуды и растекалась по столу. Пришедший не понимал что делает мастер, потому остановил его и сказал, что чаша полна. На что мастер ответил, что прежде чем постигать нужно освободить чашу, иначе в ней просто не будет места. Тот человек пришел к мастеру со своим мнением о том, что же такое дзен, чего же он хочет и к кому же он пришел. Он пришел полный своими представлениями и идеями и все чего ему хотелось на самом деле – это чтобы мастер согласился с ними. Но мастер повел себя совсем иначе, чем тот предполагал.
То же говорил и Иисус: «Фарисей, слепой! Сперва вычисти чашу»
То же, но несколько иначе, говорил и Будда, когда ученики спросили его а на что же похоже его великое Ничто. Подобно ли оно полуденной дремоте, когда лежишь в жару в прохладной воде и сознание то погружается в сон, то выходит из него, или же оно холодное и безучастное, как простое ничто. Будда долго молчал, но затем ответил: «На ваш вопрос нет ответа».
Именно свои собственные представления являются барьером на пути и иначе просто не бывает. Потому не бывает людей, которые пришли в религию по собственному желанию и чего-то добились. Для них существует церковь, дающая веру в загробную жизнь. Чтобы те, чей конец уже близок смогли услышать то, что хотят. Все, кто достигали просветления не стремились к нему, их жизнь была совсем другой и не имела никакого отношения к религии, до тех пор пока в ней что-то не происходило.
Одним из противоречий, которые сразу становятся очевидны, является то, что люди голосуют и поклоняются за глянец, но с большим удовольствием узнают о подробностях, далеко не красящих их избранников. Так среднестатистический обыватель, получает удовольствие, когда узнает, что превосходящий его человек, который обладает большей властью или превосходит его по каким-то другим качествам, обладает еще и теми же недостатками, что и он сам.
Однако после этого исчезает и уважение, потому что на самом деле этот обыватель знает о своей обывательской ничтожности и всеми силами бежит от нее. Будучи не в силах убежать по настоящему он бежит другим способом – в своем уме. Потому и должен существовать этот глянец. Если человеком руководят, то это должны быть не такие же, как он, не с теми же
