Загадка Симфосия. День второй

сановным, хотя тоже заметно сник и даже как-то повылинял. Окружающие, разумеется, понимали, что теперь не он здесь главный — планида игумена катилась к закату. Боярин же Андрей, наоборот, являл своим бодрым обличьем душевное здоровье и властность.
      За старшинами поочередно топали княжий мечник Филипп, воевода Назар Юрьев и три гридня, среди них выделялся косоглазый здоровяк, верно, половецких кровей. Я, сотворив значительную мину на лице, шел предпоследним. Замыкал шествие незнакомый мне пожилой черноризец из ближнего круга отца игумена. Я чуть поотстал и, участливо подстраиваясь под манеру простецов, заговорил с монахом:
      — Вот дела-то какие, что теперь будет? Не сдобровать богомилам подпольщикам?..
      — Да уж и не говори, отче, — ответил инок, тяжко вздыхая. — Попались как кур во щи. И чего не хватало: в почете ходили, сыто ели, сладко пили. Не пойму я их? Толи черти попутали, толи изначально были испорчены, — помолчав, добавил совсем покаянным тоном. — Да, печально вышло, и как мы их не углядели? — и внезапно, словно отряхнувшись от дремы, прибавил уже без всякого сострадания. — А впрочем, поделом изменщикам, пущай знают, где раки зимуют! — И, отвечая на мой немой вопрос, пояснил. — Все они искариоты и хапужники! Взять банщика — вредный человечишка, так и следил окаянный, чтобы братия лишнюю плошку кипятка не поимела. А ключарь Ефрем — тот жмот похлеще... Заставлял старые голенища к сапогам пришивать, лежалое сукно втюхивал. А рассуждал, что твой Златоуст, сказывал все баснями, притчами. Да мораль-то у него одна: «Знай, сверчок, свой шесток». Думается мне, что он из жидов, болтали люди всяко. Ссужал денежкой, вроде помогал, а драл, подлец, крепко! Все они гнилой яблони падаль, не люблю я их. Пущай теперича пострадают, отведают, стервецы, почем нынче лихо!
      Внимая черноризцу, я определенно узнал мнение рядовых киновитов(1). Получается, монахам богомилам не стоит надеяться на сочувствие собратьев, осуждают их простые чернецы. И это правильно, негоже плыть супротив течения, да еще и других к гнилому делу подначивать, считая их полными идиотами. Добавлю только — гордыня гордыней, но и червь мшелоимства давно угнездился в отверженных душах. Жадность она всякому пороку голова, корысть — любому преступлению мать.
      Первыми к осмотру наметили хоромы отца эконома. Жил Ефремище роскошно, будто и не мних вовсе. По стенам расшитые гладью убрусы, на резной лавке подушки пуховые. По углам поставцы и лари замысловатые гнездятся. Канделябров и кадильниц не счесть. Не келья, а светлица купеческая!
      Гридни слушали указания боярина, едва скрывая нетерпение. Они жадными глазами оглядывали келью ключаря, предвкушая учинить великий погром.
      Но вот дана команда приступать, и перья полетели по горнице. Видно, еще никогда с таким тщанием не обследовалось убежище еретика. Облазали буквально все и вся, даже вскрыли половицы, уповая углядеть крамолу в подполье. Но, кроме носильного барахла да запрятанных по щелям грошовых заначек, как не старались, ничего путного не отыскали.
      Я же принялся сносить на стол экономовы книги. Насчитал ровно тринадцать штук (чертова дюжина). Была там сшивка «Шестоднева»(2) — подробного комментария к сотворению мира с описанием всяческих чудес, поясняющих непостижимость промысла божьего. Свод сочинений почтенных святителей и преподобных отцов наших Иоанна, экзарха болгарского(3), и Григория Низианзина(4). Первый, помнится, сказывал о тщетности геометрии и всей легкомысленной суете человеческого ума. Пузатилась рыхлая «Палея»(5) с изрядно выцветшими, но благолепными миниатюрами поучительных историй ветхозаветных. Источало мед бунтарского соблазна «Девгениево деяние»(6), повествующее о ратных и любовных похождениях богатыря Девгения, сына аравийского царя Амира. Уже греховная книга! Вот и «Александрия»(7) — сказочно диковинное житие Александра Македонянина. Чтение занимательное, однако гордыню и безбожие сеет обильно. Еще, какие-то три рукописи — патерики(8) забытых обителей.
      А вот и находка, да какая! «Книга волхвов»(9) — наименование сей пухлой рухляди. Сочинение запретное. Однако и по сей день глупая братия тайком ее переписывает, хранит, с опаской дает прочитать при условии клятвенного обещания не выдать хозяина книги. Впрочем, писанина пустая и глупая, проку от нее даже для ворожбы никакого. Так, одно языческое невежество.
      Дальше больше, беру в руки «Видение Исаии»(10) — вот уж точно богомильская книга. Я слышал об этом подложном сочинении, рассказ в котором ведется якобы от имени пророка Исаии, воочию видевшего потустороннюю борьбу сатаны и его воинства с силами благочестия.
      Бог ты мой, а это что за расхристанный пухлый манускрипт? Интересно, писано по-славянски, так то — «Разумник»(11)! Слышал, слышал я и про эти богомильские бредни, примитивный сборник, в котором ученые сведения о мире дичайшим образом переплетены с невежественными суевериями, а что еще гаже, с самым неприглядным язычеством.
      А вот и венец моих поисков — «Тайная книга вождей». Мне известно, что сие мракобесие, переведенное на латынь, в великой скрытности гуляет и по италийским землям, ибо и там немало богомильских общин. Ведомо мне, что сия ложная книга приписывается еретиками аж самому Иоанну Богослову. Якобы он в форме вопросов и ответов передает ученикам беседу свою с Иисусом Христом, имевшую место во время тайной вечери. Главное — от чего млеют еретики, читая опус, состоит в том, что в книге сказано, как освободиться от зла.
      Андрей Ростиславич несказанно обрадовался моим находкам, многозначительно взглянул на отца Кирилла. Тот втянул голову в плечи и зело присмирел, так нашкодивший пес поджимает хвост. Разумеется, настоятелю совсем не в жилу пришлись явленные богопротивные сочинения еретиков, они ему как гвозди во гроб.
      Оно и понятно, разве мыслимо, чтобы секретные сочинения блуждали по кельям непорочной братии. Каждому мало-мальски книжному человеку известно, что содержимое потайной кладовой должно быть доступно лишь настоятелю и ее хранителю. Для остальных черноризцев даже поверхностный перечень запретного собрания закрыт за семью печатями. Игумен отвечает головой за охрану текстов, включенных в индекс недозволенных книг(12). Ведь не ради упоения собственной ученостью препирались в диспутах отцы вселенских соборов, формируя тот список.
      Итак, налицо первое, самое легкое и непредвзятое обвинение — вина в халатном хранении запретных сочинений в обители. Я считаю, боярину придется устроить розыск и в книгохранилище. Надобно сверить каталог с наличными книгами. Я уверен, что многих томов не досчитаются. А сие еще одна оплеуха игумену, так что Кириллу не позавидовать. Но толи еще будет...
      Настоятель не был дураком, осознав предстоящую Голгофу, он потупил очи долу и лишь тяжко вздыхал. Для меня ясно как белый день, что боярин обязательно воспользуется его недоглядом. Игумену придется исправно содействовать розыску, вымаливая себе поблажку.
      Оторвав меня от праздных раздумий, Андрей Ростиславич велел вести опись изъятых вещей. Занятие, надо сказать, противное, и я догадывался, что оно не минует меня, но уж не так вот сразу. Впрочем, ничего не попишешь. Я покорно разложил по столу письменные принадлежности, благо у отца ключаря они всегда имелись в наличии. Тем временем обыск продолжался. Однако, как ни старались, гридни ничего предосудительного более не обнаружили.
     
      Примечание:
     
      1. Киновиты — монахи общежительного монастыря (киновии).
      2. «Шестоднев» — компилятивный комментарий о шести днях творения, свод сведений о живой и неживой природе, которыми располагала византийская наука.
      3. Иоанн экзарх болгарский — архиепископ Иоанн (IX-X вв.), наместник константинопольского патриарха в г. Преславе, столице Болгарского царства.
      4. Григорий Низианзин — Григорий Богослов (330 — 390), церковный деятель, епископ Низианзинский (Малая Азия), один из отцов церкви, боролся с арианством, автор посланий, религиозных стихотворений, поэм «О моей жизни», «О моей судьбе», «О страданиях моей души».
      5. «Палея» — средневековый сборник толкований текстов Ветхого завета.
      6. «Девгениево деяние» — византийский эпос о богатыре Дигенисе Акрите, перевод на русский язык осуществлен в XI-XII вв.
      7. «Александрия» — приключенческий роман эпохи эллинизма, приписывается Каллисфену, историку, сопровождавшему Александра Македонского в его походах. Перевод на русский язык осуществлен не позже XII в.
      8. Патерики — сборники рассказов о подвижниках какого-либо монастыря.
      9. «Книга волхвов» — несистематизированный сборник древнейших текстов восточных славян, в т.ч. и магических заклинаний.
      10. «Видение Исаии» — переработанный богомилами в XI-XII вв. древний апокриф «Видение Исаино».
      11. «Разумник» — сборник переработанных богомилами в XI-XII вв. византийских естественнонаучных сочинений.
      12. Индексы недозволенных книг — перечни запрещенных для чтения сочинений, повсеместно практиковались на протяжении всего средневековья. Древнейший список такого индекса входит в «Изборник» Святослава 1073 г.
     
     
      Глава 6
      Где продолжается обыск у богомилов, а игумену Кириллу становится плохо
     
      Закончив у Ефрема, мы направились в каморы его паствы. Макарий, Прокопий и Филипп по жизни пребывали в мелких сошках, в их убогих лежбищах даже монастырской мыши нечем поживиться. Книг у них не было, да и кто им даст книги-то.
      Зато у банщика Якима нашли под лавкой в берестяном туеске отбеленную пелену с вышитыми магическими символами. Дальше больше! Перерыли всю келью и в здоровенной корчаге с пахучими травами обнаружили двойное дно. Там, завернутое в холстинку, лежало сатанинское облачение для окаянных треб. Настоятель Кирилл еле удержался на ногах, удар был под дых. Весче доказательства измены православной вере не сыскать. Для игумена оно означало конец его иераршей стези. В лучшем случае спровадят в отдаленный монастырь, в худшем и строжайшей епитимьей не отделаться. Мне стало жаль отца Кирилла. Подумать только, как ему подгадили иноки, которым он покровительствовал. Вот и вся людская благодарность...
      Перешли в закуток дьячка Фотия, его самого еще не отловили. Ток вот, злыдень хранил за божницей недавно переписанные свитки на греческом. Насколько мне известно, дьячок не владел чужой речью. Спрашивается, тогда зачем держал? Боярин из-за слабого в полутьме зрения попросил меня перевести писанину, я взялся зачитывать вслух, то оказались богомерзкие требы, но меня прервали...
      Сдвинутый в сторону поставец открыл нашим взорам упрятанную в стенной нише пузатую склянку. Внутри посудины в тягучей жидкости плавал трупик мерзкого уродца с рожками. От удивления я даже толком не успел перепугаться. Рассматривая диковинку на свет, Ростиславич задорно рассмеялся, перебарывая смех, пояснил:
      — Эти идиоты выдают за бесенка едва сформированный козий зародыш, — потешаясь, боярин добавил. — Должно быть, козлиный опрост их святая реликвия? Они благовеют этой мерзости? Вот нечестивцы, а