Свет двух миров

сына! – мать победила. Нина упала на колени, не сумев стоять дольше. Она плакала, но беззвучно. Слёзы катились по её щекам. – Не тро-о…
Она снова охрипла. От испуга и неожиданности происходящего. От страшного пустого взгляда выцветших от белизны глазниц. Она лишь могла молить про себя: «забери меня – не тронь его. Забери меня, не тронь…»
То ли существо догадалось, то ли изначально на это рассчитывало, то ли Нина просто раздражала его своим присутствием, но гость двинулся к ней, поплыл по воздуху, и Нина, парализованная ужасом и отвращением, не чувствовала ничего, кроме безнадёжного, всепоглощающего ужаса.
И даже когда бесплотная рука существа коснулась её щеки, не то поглаживая, не то оглядывая её как законную добычу, Нина сумела выдержать, и только глаза прикрыла, не умея больше вынести этого отвратительного зрелища.
А дальше она ослепла, оглохла и упала в бесконечную темноту. Последнее, что слышала Нина – был звук падающего на пол её же собственного тела. Затем всё кончилось.
Но всего, случившегося в этот вечер с Ниной, я тогда не знала. Я силилась навести порядок, или хотя бы его иллюзию в своём стремительно разрушающемся мирке. Филиппу, впрочем, надо было отдать должное – он быстро обрёл дар речи, столкнувшись с Агнешкой и сообразив, поверив, наконец, что та мне не враг.
–Это потрясающе…– пробормотал он, оседая по стеночке на пол. Я махнула рукой. Лично для меня потрясающего не было ничего, лично у меня горел весь мир. И всё из-за…
–На кой чёрт ты это сделала? – допытывалась я, убедившись, что Филипп в адеквате. Просто молчит, наблюдая то за мной, то за ней и периодически потряхивая головой.
Агнешка сначала юлила. Первая её версия была о том, что всё вышло случайно.
–Лжёшь, как не дышишь! – рявкнула я. – Посмотри что ты натворила!
Я ткнула рукой в Филиппа, который так и сидел на полу, таращась на моего полтергейста.
–Филипп, она безобидна. Только портит мне жизнь. Я не хотела, чтобы ты знал о ней.
Услышав это, Агнешка тотчас выдвинула вторую версию: она обижалась на меня за то, что я её ни с кем не знакомлю, не вожу в дом людей и живу тоскливо.
–Да пошла ты! – я обозлилась всерьёз. – Как сюда кого-то привести, если ты ненормальная? И ещё, если до сих пор не заметила, мёртвая!
Агнешка попыталась обидеться, и начала истлевать. Я предупредила:
–Сейчас исчезнешь – лучше не появляйся.
Скорее всего, я не хотела всерьёз, чтобы она уходила из моей жизни. Но я была взбешена. И Филипп, проникший в тайну моей жизни, был мне сейчас не очень нужен. Эту тайну я делила с Агнешкой,  с ней я жила, с ней всегда была в доме. Даже когда мы ссорились и Агнешка исчезала, я знала – она здесь. Просто я её не вижу.
И это было нашим укладом. И никого не надо было сюда вмешивать, но как же! Агнешка, ну что ты наделала?
Агнешка перестала растворяться и тотчас выдвинула новую версию: ей меня стало жаль. Она чувствует, что я слишком одинока и хотела помочь мне…
–В устройстве личной жизни, – Агнешка блеснула мёртвыми глазами.
Я выругалась. Не самая хорошая привычка, но самая отражающая ситуацию.
–Как некультурно! – Агнешка придала голосу дурашливость. – Кто ж тебя такую замуж возьмёт? Вот во времена моей молодости…
–Да заткнись ты! – я снова обозлилась. А ещё почувствовала небывалую усталость. Невозможно. Это просто невозможно. Мало мне было скандалов с Агнешкой, обижающейся по поводу и без? Мало. Мало мне было одиночества квартиры, пока я не поняла, что Агнешку вижу только я? мало! Мало мне было невозможности толком в гости кого позвать? Мало! Жри, Софочка, ещё!
–Это потрясающе…– повторил Филипп и поднялся, держась за стену. Он не сводил глаз с Агнешки. – Настоящий полтергейст! Это же сокровище!
–Ну да! – Агнешка нарочито потупила глазки.
Я вздохнула:
–Всё, хватит с меня. Знакомьтесь, общайтесь, я устала. Да, Филипп, это полтергейст. Да, я живу с ней. разбирайтесь…
Как была ещё – в зимнем шарфе, и даже в шапке (не заметила в скандале, хорошо. Хоть пуховик сняла), и в грязных сапогах – я прошествовала в комнату. Там плотно закрыла дверь – конечно, Агнешку, если она захочет, это не остановит. Но она за мной не пошла. И Филипп тоже.
Пусть общаются!
Я сняла промокшие сапоги, не заботясь о пятнах грязи на полу и ковре, стянула шарф с шапкой, и легла в уличном на диван. Хотелось больше всего на свете только одного: закрыть глаза и оказаться далеко-далеко ото всех.
Но не получалось. Сознание – измотанное и уставшее требовало действия. К тому же не могло оставить ситуацию без контроля, хотя бы слабого, и выхватывало тихий голос Филиппа.
Что ж, не надо было быть гением, чтобы понять, что он её выспрашивает об обстоятельствах нашего знакомства, об обстоятельствах нашей жизни и её существования. Агнешка не раскрывала своих тайн. Я ничего о ней не знала. Я ничего не могла предположить о мире, в котором она существовала, я просто смирилась с самого детства с тем, что я живу с полтергейстом.
Ну а что? кто с собачкой, кто с кошкой, кто с кактусом. А я? твою мать! я хуже всех попала. Кактус можно отдать. Животное не живет вечно, а полтергейст? Ну вот какого дьявола Агнешка показалась Филиппу?
Я знаю, что она чувствует моё приближение, когда я захожу в подъезд. Наверное, как-то иначе видит мир. Значит – подгадывала. Отлично, Агнешка. Сто очков тебе!
Мне стало смешно. И горько. Какая-то тоска топила мне ум и сердце. Я не хотела ничего и никого видеть и знать. Агнешка мне казалась сейчас предателем высшего порядка, а Филипп – просто лишним. Забавно, конечно, получилось. Ещё недавно, ещё какой-то жалкий час назад я жалела про себя о том, что не буду с Филиппом,  и вскоре наши пути разойдутся. А сейчас я хотела, чтобы наши пути не просто разошлись, а навсегда истончился и растворился во времени наш недолгий совместный путь.
К глазам подступили колючие злые слёзы. Я почувствовала себя ничтожной и жалкой, сломанной и смешной. У меня не было нормальной жизни. Сначала мама полагала меня безумной, когда я говорила о девочке, что живёт с нами. Были врачи, были осмотры, и даже какие-то таблетки. Потом были годы тайны и вынужденное одиночество. Потом я осталась совсем одна в мире живых, и совсем не одна в квартире.
Я проморгалась. Нет, плакать – это не выход! Хотя, и очень хочется. Но не заслужил. Никто из них не заслужил моих слёз. Это всё ещё моя квартира и только моя и это значит, что только я решаю, кому здесь быть!
Я с трудом заставила себя подняться. Вышла из комнаты мрачной и сосредоточенной.
Филипп уже сидел в кухне на шатком стуле, Агнешка стояла у задёрнутого окна (не хватало, чтоб ещё кто её увидел!). наверное, они о чём-то беседовали, я не расслышала. Но когда я зашла – примолкли. Агнешка распрямилась…
–Филипп, тебе пора, – я заставила себя говорить холодно. Спасибо, наверное, Гайе. Не зряже мне вспомнился её непримиримый тон.
Филипп в изумлении глянул на меня:
–Ты хочешь, чтобы я ушёл?
–Ты поразительно догадлив! Да, я хочу. Я просто жажду. Это моя квартира и я не хочу тебя здесь видеть.
Филипп растерялся. Я понимала почему. Софья Ружинская, которую он так хорошо знал – всегда была мягкой и сердечной. Она не умела спорить и не умела настаивать. И уж тем более не могла противиться ему.
Во всяком случае – раньше не могла.
–Но, Софа…
–Сейчас же! – я не дала ему возразить.
Филипп поднялся. Он смотрел на меня так, словно не верил в то, что эти слова произносятся именно мной. я скрестила руки на груди, показывая своё отчуждение.
Филипп не выдержал:
–Это эгоистично! В то время, когда и Кафедра, и учёные со всего мира ищут ответы, ты не желаешь делиться даже информацией о том, что живёшь…
–Это не эгоизм! Это моя жизнь.
–Твоя жизнь имеет ценность. Вернее, та жизнь, которая рядом с тобой, то есть, и твоя тоже…– наверное, Филипп ещё не пришёл в себя в полной мере и не был готов к дискуссии, от этого и сбивался, и путался. – Агнешка тебе не принадлежит!
Он произнёс это так, словно бы торжествовал и что-то этим навсегда доказывал для меня. Я заметила, как дрогнули плечи Агнешки, но не отреагировала. Меня это больше не касалось.
–А я её не держу. И тебя тоже. Валите на все четыре стороны, оставьте меня в покое.
Филипп осёкся. Перевёл взгляд на Агнешку, но та не встала на его сторону:
–Это мой дом.
–Нет, это мой дом, – возразила я. – Ты живёшь здесь по своим правилам. Настолько по своим, что они разбивают мои в пух и в прах. А это значит, что тебе, не умеющей существовать со мной, надо покинуть мой! Ещё раз подчеркну – мой! – дом.
Агнешка смотрела на меня, но будто бы меня не видела. В эту минуту я едва не дала слабину. Мне стало её жаль, но я вспомнила, как она всегда была нагла и её выходка сегодня… нет, хватит!
–Я сожалею, – наконец, промолвила Агнешка. – Я правда сожалею.
–Агнешка представляет собой ценность для мирового сообщества! – Филипп обрёл дар речи. – Она представляет собой не только мир отживших душ, но и чувства! Она привязана к тебе как живая, а это значит…
Я знала, что Агнешка обидится. Она всегда обижалась, когда её тыкали носом в её смерть. Видимо, она до обидного глупо и рано умерла, раз это её так задевало.
–Прошу прощения, – я была права – голос Агнешки зазвучал ледяным свистом, – но вы не смеете судить о моих чувствах.
Филипп спохватился:
–Конечно-конечно! Я просто хотел заметить, что ваша привязанность к Софье…
–Филипп, – я тоже вмешалась, не давая Агнешке обрушиться на него, – уходи. Это моя жизнь. Это моя тайна. Как её объяснять? Как её защищать? Агнешка доверилась мне, и живёт здесь.
–Но это же кладезь знаний! – не унимался Филипп. – Мы можем всё досконально изучить о смерти.
–Она не говорит, – я остудила его пыл.
Филипп взглянул на Агнешку.
–Агнешка, это очень эгоистично! Ты являешься небывалым ключом к завесе, за которую не проник пока так, чтобы вернуться, ни один человек! ты должна…
–Ничего я не должна! – возразила Агнешка и усмехнулась. – Не стоит вам лапы тянуть туда, куда не след!
–Если бы все жили по такой логике, то мы бы не достигли такого совершенства ни в медицине, ни в архитектуре, ни в искусстве, – Филипп, видимо, решил, что сегодня он должен выиграть хотя бы что-то.
–В моё время была популярна идея, что человек всё это сделал зря! – обрубила Агнешка и отвернулась к задёрнутому окну. Картина получалась уморительная – висячая в воздухе грязно-серая фигура, сквозь прозрачность которой можно разглядеть шторы, смотрит в это самое закрытое окно, всем своим видом демонстрируя отрешённость и законченность беседы.
Филипп тряхнул головой и посмотрел на меня, словно вспомнил, что я всё ещё здесь.
–А кто-нибудь ещё знает? Ну…
Филипп мотнул головой в сторону Агнешки.
–Нет, никто.
–И на Кафедре? – это привело Филиппа в восторг. Он был посвящён в то, что не было доступно даже проклявшему его Владимиру Николаевичу.
–И на Кафедре. Никто не знает. И я надеюсь, что ты не будешь таким мерзавцем, который раскроет мою тайну…
Я нарочно смотрела в сторону от Филиппа. Злость отступала.  В конце концов, в чём он виноват? Он предположил, что я в опасности, рванул ко мне, и…
И я на него налетела. Причём – за что? За то, что он проявил интерес к полтергейсту? А кто б на его месте повёл бы себя иначе? Филипп был нашим, служил на нашей Кафедре, потом ушёл в частное дело, но остался он и