Свет двух миров

Нину пополам, предварительно швырнув её в угол комнаты.
По звонку подняли всех. Приехала полиция. Родственники Нины – забрали ребёнка.
–Её мать сейчас даёт показания, плачет, конечно, – закончила Гайя.
Помолчали.
–Пойду, покурю, – сообщил Павел и двинулся прочь из проклятой квартиры.
–Ты же не куришь?..– запоздало сообразила Майя, но Павел даже не отреагировал.
–Тело будут вскрывать, – сообщила Гайя, –  его уже увезли. Но в комнате…
Перешли в комнату. Не все. Конечно. Я предпочла и вовсе побыть на пороге. Не было сил смотреть на опустевшую кроватку её сына, на перевёрнутую мебель. Эта женщина доверилась нам, а теперь она мертва. И мы можем гадать хоть до второго пришествия – осталась бы она живой, если бы не обратилась к нам? Может быть, наш приход и спровоцировал нечто, убившее её?
–А может и нет, – Гайя стояла возле меня, а я вдруг поняла, что даже не слышала как она приблизилась.
–Я что, рассуждаю вслух?
–Да нет, просто я думаю о том же. Мы не знаем…мы не можем знать. Она вообще думала, что это её муж. Может быть так и было, а может и нет. Может быть уже тогда это было что-то более страшное.
–Мы её не спасли.
–А могли? – поинтересовалась Гайя.
Наш странный и жуткий разговор прервало замечание Зельмана:
–Камера-то…тю-тю!
–Украдена? – мы всколыхнулись все одновременно. Даже Владимир Николаевич дёрнулся, забыв об отчуждении.
–Нет, сдохла. Видите? – Зельман показывал нам нашу же камеру в пластиковом пакете. С ней точно было что-то не так. И даже моего дилетантского знания техники хватило, чтобы это понять. У камеры был оплавлен корпус.
–Надо забрать! Исследовать! – оживился Владимир Николаевич.
–Фиг вам, называется, – заметил Альцер, – это вещдок полиции. Уже пронумерован, видите?
В самом деле, на пакете уже белела кодировка.
Владимир Николаевич заметался. Это было важной частью следствия, но что мы могли? Раскрыться? Давить на полицию? Та нас пошлёт и будет права. Очень хотелось найти заступничество и даже позвонить в министерство, но…
Но там едва ли примут его слова всерьёз. И потом – когда ещё пройдёт его звонок? Спасение было, только Владимир Николаевич искренне его игнорировал, и уязвлённая гордость боролась в нём с жаждой знания.
Что-то должно было победить!
А меж тем, Филипп, уже прошвырнувшийся по квартире, появился как лихой праздник, спросил:
–Когда началась активность по записи?
–А? – мы не сообразили. Коллективно сглупили, а Филипп выцепил взглядом меня, и, не сводя взгляда, повторил:
–Когда начались события на видео? Сколько было времени?
Я понимала, что Филипп к чему-то ведёт, но не могла пока понять к чему. Да и ответа я не знала.
–В два часа и семь минут, – отозвался Зельман, пролистав за моей спиной что-то. – А в чём дело?
–В этом доме есть часы на кухне, есть в гостиной и есть в её комнате. На кухне и в комнате – механические, в гостиной электронные.
–И?
–И гляньте на них! – предложил Филипп.
–А без фокусов и выпендрёжа? – нахмурилась Гайя. Я её понимала всё больше. Мне тоже надоело смотреть на Филиппа и ждать его ответ. Чем больше я  с ним общалась, тем, похоже, отчётливее вспоминала, насколько он был невыносим и как любил красоваться, не обращая внимания на уместность.
–Они все остановились, – вздохнул Филипп. Он был разочарован нежеланием играть в угадайку и бегать по квартире. – Они остановились на двух часах с копейками. А электронные – два часа и семь минут.
Ох…
А вот это уже интересно. Причём по-настоящему интересно. аномалия со временем – это частный случай призраков и прочих проявлений, большая их часть просто не может воздействовать на механизмы. Пугать – пожалуйста! Шипеть, греметь, появляться в зеркалах, шептать наухо, сливаясь с ветром – это их история. В конце концов, даже являться в посмертии как телесным!
Но механизмы? Нет.  Когда я ещё чувствовала в себе молодость, когда была полна решимости чего-то добиться в нашей области (теперь-то знаю – Кафедра наша – заточение бесславия), я перечитала много трудов. В одном из них, датированном ещё пятнадцатым веком за авторством кардинала Жана Ла Балю, говорилось, что «явленный дух не может действо совершить с резной шкатулкой». Так кардинал разоблачал какую-то обалдевшую от собственной значимости графиню, решившую поразвлечь общественность рассказом о визите к себе духа погибшего сына, вздумавшего каждую ночь  открывать её музыкальную шкатулку.
В свою очередь, в другом труде аббатиса Мария Амалия Саксонская (уже восемнадцатый-начало девятнадцатого) утверждала, что «всякий дух, названный призраком или приведением, не способен приложить никакого усилия для того, чтобы привести в движение часовой механизм».
Всё это было бездоказательно и к следующему труду – на этот раз детищу двадцатого века и руки Эрика Хануссена. В своих «Письмах…» он писал о строении биологической жизни и высвобождающейся энергии и высказывал предположение, что энергия, порождённая в посмертии, будет всегда слабее необходимой для того, чтобы привести в действие какой-либо механизм – будь то шкатулка, музыкальный инструмент, часы или машина.
«Энергия растворяется. Поглощение происходить столь стремительно, что остановить распыление невозможно. Человек получает энергию от пищи, солнца и воды, а умерший дух получает её из окружающего мира, из рассеянной живыми организмами. Эти крупицы заведомо меньше тех, что нужны для приведения механизма в действие» – так писал Эрик, и такими словами мы все руководствовались, говоря о призраках и привидениях. Хотя и все личности, особенно Эрик – вызывали неслабые сомнения…
И опять же – бездоказательно.
А если и мело воздействие на часы (не все же они разом решили замереть?), значит, тут, по меньшей мере, полтергейст? Агнешка, например, прекрасно знаю, способна швырнуть предмет и даже вскипятить чайник. Но она полтергейст. Она имеет даже определенную плотность в сравнении с призраками и привидениями.
Призраки и привидения могут быть сильны раз-другой, потом им нужно долгое восстановление. Если их, конечно, не поместить к какой-то энергетической расщелине…
Но это призраки. А полтергейсты имеют более быстрое восстановление. Но каким же сильным он должен быть, чтобы: швырнуть Нину, переломать её пополам и ещё остановить время на часах?
Ах да – оплавить камеру.
Полтергейст ли? Или сущность, которую мы не знаем?
Время-время…время?!
Я обернулась к Филиппу в суматошной догадке. Может ли быть такое, что мы, предположительно столкнувшись с временной аномалией в квартире Карины, снова сталкиваемся с воздействием на время, но в квартире Нины? Две убитые женщины, два взаимодействия со временем и – в одном городе за короткий срок?
Филипп медленно кивнул, глядя на меня. Ему было плевать – заметят, не заметят! Свободный и беспечный.
Отдувайся, Ружинская! Жри, Софочка, с маслом! Вон, Гайя уже заметила. Зельман, кажется…
–Это очень странно! – сказала Майя, – время…часы. Как такое возможно? Разве призраки так могут?
–Пора закругляться, – ответствовал Филипп. – кто-нибудь общался с матерью пострадавшей?
Его снесло прочь в сторону кухни, где всё ещё плакала несчастная женщина. Зельман кивнул:
–Пора собираться. Поедем на Кафедру? Владимир Николаевич?
Владимир Николаевич, про которого мы все уже забыли, конечно, слышал всё про часы. Но держал лицо. Это же – предатель!
–Я полагаю что да, – он всё-таки снизошёл до  ответа, рассудив, что надо брать бразды правления в свои руки, пока не вернулся Филипп. – Разумеется,  поедут те, кто работает на Кафедре.
Он не хотел на меня смотреть, но как иначе дать понять, что это было обращено именно ко мне?
–Я уволена? – в груди было равнодушно. Как будто бы мне было доступно много работы, как будто ждали меня везде с распростертыми объятиями.
–Пока нет, но некоторые…индивиды…
Владимир Николаевич не закончил.
–Но он здесь, – заступилась Гайя за Филиппа. – Он заметил про часы. Может, и версию…
Владимир Николаевич задумался. Или сделал вид, что поглощён размышлениями. В конце концов, явил решение:
–Если кто-нибудь…кхм… попросит этого индивида озаботиться тем, чтобы полиция предоставила нам результаты вскрытия Нины и данные о камере, что ж, тогда, может быть…
Владимир Николаевич не закончил. Он и без того сказал слишком много и поторопился оправдаться:
–Я и сам могу, стоит лишь позвонить в министерство, но это будет так официально, и так обязывающее.
В детство впал! Я остро ощутила это и тоска, росшая в груди, стала совсем невыносимой. Боже, ну ушёл человек на поиски лучшей жизни, ну заклеймил ты его предателем, и что –  вопрос решён?..
–Я передам! – Зельман сориентировался быстрее меня и выскочил в людный коридор,  скрипнула дверь, я услышала сдавленный женский всхлип.
–Пошли тоже, покурим? – Гайя пихнула меня локтем под ребра.
Слишком явным было её приглашение к разговору, чтобы начать мне возмущаться, мол, я не курю.
С одной стороны, с Гайей говорить не хотелось. С другой – возможно, она была тем человеком, который чувствовал тоже что и я? по обрывкам фраз, по разорванному разговору, и по разговорам до этого я чувствовала, как меняю своё отношение к ней.
–Девочки, вы куда? – встревожилась Майя.
–Курить, – отозвалась Гайя за нас обеих.
–Ружинская, ты что, ещё и куришь? –  возмутился Владимир Николаевич.
Мною вдруг овладело мрачное веселье:
–Ещё я пью и с предателями якшаюсь.
На улицу выходить не хотелось, ограничились подъездом.
–Я поговорить хотела, – сразу признала Гайя. Я не осталась в долгу:
–Ослу понятно.
Гайя кивнула, рассеянно улыбнулась, но тотчас посерьёзнела:
–Мне и правда жаль Нину. Это горе. Горе для её семьи, горе для её маленького сына. Он вырастет без мамы и папы. В лучшем случае, на попечении бабушек и кого там ещё.
Я промолчала. К чему эти «жаль», когда мы ничего не можем сделать?
–Но мы не знаем, виноваты мы здесь или нет, и что могли бы сделать, – продолжила Гайя, не найдя во мне поддержки своим словам. – Или не могли. Жизнь – гадина. Она не делает подарков. Она не даёт нам вернуться назад и сделать иначе. Мы действовали по алгоритму. Нам нужны были доказательства.
–Теперь они есть, – прошелестела я. – Ты говоришь верно, Гайя, но паршиво. Впрочем, если ты надеешься на то, что мне станет легче – зря. И разговор ни к чему.
Гайя помолчала немного, глядя на меня. Вокруг нас сновали полицейские и соседи, поглядывали на нас, или не замечали совсем. В просвете входной двери, откуда тянуло морозом, пару раз мелькнул Павел – похоже, ему зимний воздух был всё-таки нужнее, чем нам.
Наконец Гайя решилась:
–Время. Вы с Филиппом столкнулись с временной аномалией?
На мгновение стало жарковато. Но я овладела собой и прикинулась дурочкой:
–Кажется, мы сейчас все с ней столкнулись. Часы замерли на одном времени.
–Не пройдёт, – улыбнулась Гайя, – это другое. Вы столкнулись раньше. Потому ты взволновалась. Потому Филипп смотрел на тебя. И потому ты спрашивала у Владимира Николаевича, где прочесть о подобном.
–Просто это редкость, и для общего развития…
–или для дела, которое ты нам завернула? – перебила Гайя.
Всякая симпатия, которая во мне к ней зарождалась, пошла трещинами. Надо же! Наблюдательная ты, Гайя! Вот только лезешь ты явно не в своё дело.
Или,