глаза, наслаждаться чавканьем просёлочной дороги. По которой топочут граждане и гражданки. Да, да, именно туда, где заходит весеннее солнышко. На запад.
Опосля докряхтеть до избы и, склонившись у лучины, строчить, скрипя пером. Посвящения Вам. Пока волк за околицей не допоёт последнюю голодную песню.
И то - не я.
А вот взять и сказать “гуд бай” - это я понимаю. Это дело.
Иногда просто изводит зуд: насочинять бы такого, чтобы человечество стошнило. Вывернуло бы наизнанку. И тогда, и уж тогда-то я о-очень пронзительно гляну в разбухшее от слёз лицо, на издёрганное в муках тело этого человечества, на это, едва не треснувшее, и душевно спрошу: ну как, прониклось, очистилось? А то, ишь, миазмы свои гонять! Из-за кого просвистело мимо изумительное сегодня?! Больше строгости в голосе. Моё сегодня!!! С прозрачной дымкой и терпкой сладостью. Осени.
... И словно вино, бродит вальс в голове...
... И осыпанный золотом щедрых дерев...
... О нет, не шуршание листьев, а ток ностальгии...
То самое сегодня, которое освежает, а не освежёвывает душу.
* * * * *
“О прекрасная из прекрасных!
Какие встречаются только в стихосложениях.
Если Вы стоите, сядьте. Даже в автобусе. Просите уступить место, Вам пригодится. Скажите водителю, чтоб резко не тормозил - это важно. Я Вам пишу. Пусть будет одно голое удивление, без тяжёлых травм и лёгких ушибов. Да я бы и сам удивился, а спросонья мог бы и в лоб засветить почтальону, увидев конверт с не знакомым, причём никому, даже тёте Мане из соседнего дома, почерком. Не злая ли шутка за этим кроется? Подумал бы я, бегая из угла в угол. Вскрывать ли? А вдруг?...
Но желание писать Вам выскочило из меня, как нечто из-за угла. Помните случай любви Мастера к Маргарите и обратно? Помните, помните. Лавине подобное такое желание. Я! хочу! удовлетворить! его! И Вы обязаны сие заметить, если читаете. А если нет? Сделали из моих листков самолётик, и он уже пикирует с балкона, разрываемый злым северным ветром.
Тогда я буду тереть под глазами, надеясь, что не мне предназначены сонмы горестных морщин.
И мечтать поведать о своих крылатостях другой женщине. Потому, что женщина весьма способствует творчеству мужчины. Мужчина - это топка, а женщина - это кочегар. Да.
Мечтать поведать о неизмеримой - а Вам-то познать-то не довелось-то - глубине души. Где успешно гаснет самое громкое эхо. Поведать о том, что, когда убивают любовь, сердце падает в похолодевшее нутро.
К. де Газай, до востребования.”
* * * * *
Общежитие ещё было примечательно тем, что через него прошло много народу, впоследствии переженившегося и переехавшего в разные стороны. Никто, разумеется, не выписывался, отстаивая очередь на квартиры, выделяемые время от времени родным заводом. И если бы обвально случились семейные скандалы, и жильцы вернулись на место прописки, спать на каждой кровати пришлось бы попеременно. Или друг на дружке, что тоже не очень удобно.
Утро выходного дня опять испортили. Соседи де Газая за стенкой, будучи отродясь азербайджанцами, завели свою национальную музыку, предназначенную, вероятно, для воспитания мизантропов.
Омаго?н Перхомуд, ближайший сосед, ПТУ с отличием плюс литературно-филосовский местный кружок, свесил волосатые ноги с кровати и мрачно уставился в плакат с полуобнажённой женщиной, старательно и навсегда приклеенный на заднюю поверхность шкафа, разделявшего вход в комнату на коридорчик и закуток с двумя кроватями. Ему снился странный сон, что он не токарь пятого разряда, а экстрасенс. Который знает волшебные слова, способные подчинять его желанию любое количество людей, в смысле, женщин. И совершать с ними разного рода - в основном, сексуальные - действия. А что странного? Если всё живое на Земле есть продукт экспериментов инопланетного разума - вариации кодов, то бишь ДНК и прочего, почему бы не предположить существование словесного ключа, акустического входа в мозг?
- Полная ерунда, - после омагоновой тирады де Газай перевернулся на другой бок, но головная боль всё-таки осталась, - как придумали канал, так не поленились бы его забить каким-нибудь дерьмом. Заблокировать, значит. Это, как раз, по-нашенски.
Де Газаю только что приснилось, что он сошёл с ума. Вот к нему, маленькому мальчику, протягивают руки его родные, говорят что-то ласковое, и он всё понимает, а сам в прострации какой-то. Окружающее кажется нереальным, неважным, скорее. Да и насколько оно, окружающее, зачастую чего-то стоит? Опять же в глазах Некого, из космоса. Ссоры, обиды, дележи, “подсиживания”... Если Вселенная построена на переходах “пространство - в точку, точка - в пространство”, то преобразование “Космос - человек” подразумевает наличие в человеке кое-чего, не склонного к мелочам. Стало быть, следует растить своё предназначение, заниматься, в первую голову, совершенствованием себя, или очищением души, как угодно.
- Эко, млин, глобально! - в последний раз потянулся Перхомуд и, вскочив, по-юношески, в штаны, полетел за молдавским вермутом. Ничем более вкусным не торговали в ближайшем магазине.
Как незнание закона не освобождает от наказания, так и незнание праздника не освобождает от желания выпить.
Зарплата составила 140 рублей. Минус подоходный налог, пенсионные, профсоюзные, комсомольские взносы, оплата за общагу (небольшая). Если пить каждые выходные, то на ужин во второй половине месяца – картошка и макароны. Спасало сало, которое присылали одному соседу с Украины родители. С чесночком и мясными прослойками. Жить можно.
* * * * *
1-ый квазипостулат де Газая: Не допекай других упрёками.
Если упрекаешь себя, то очень способствуешь творчеству. В другом случае - отвлекаешься только.
2-ой квазипостулат де Газая: Отсчёт виноватых начинай с себя.
Разве не ты главный в том, что происходит с тобой? Не ты собирал окружение, которое тебя объегорило? Эх, ты...
3-ий квазипостулат де Газая: Женщина и искусство (шедевральное) несовместимы.
Потому, что искусство (наука и пр.) как не просто творчество, а верхний экстремум, предполагает ненормальность. Так электрон излучает, выходя из ненормального состояния. А женщина по природе (функции) своей весьма нормальна (практична, точнее, приземлена). Искусство требует высокой планки, за которой начинается обычное сумасшествие. И порой не ясно, где ты: возможно, уже по другую сторону. А к женщине основательно пристёгнут груз земных забот, и свихнуться она себе позволить не может. Хранительница очага - это основа семьи (типа цемента в строительстве) и неиссякаемый источник любви, в том числе, для потворства разным мужским созидательным процессам.
4-ый квазипостулат де Газая: Совершай дела своими руками.
Хотя бы оттого, что свои руки легче либо отмыть, либо облизать.
5-ый квазипостулат де Газая: Мудрость начинается с отрицания крайностей и обобщений.
Потому, что это правда.
* * * * *
...Над седым от пены морем
надругался буревестник:
всё, что он любил и помнил,
взял и сбросил в виде кала.
Что теперь ему до бури?...
Понедельник на производстве - тема особая, и касаться её не всегда оправданно.
Стенная газета отличается от стенной живописи тем, что над редактором стоит начальник отдела, он и есть настоящий редактор. Вольнодумство пусть предполагается, но творчество всё равно угодит в определённые рамки.
Калу де Газай развернул чистый лист ватмана 0-го формата руками, способными в эту минуту лишь принять с благодарностью кружку пива. Например, от Омагона Перхомуда. А ведь он, подлец, на работу не вышел.
В редколлегию ещё вогнали Консоль, лаборантку со среднетехническим образованием, и Пикселу. Калу назначили старшим, и карандаш из его руки покатился, согласно субординации, в сторону подчинённых.
Неотвратимо приближался Первомай. Нужно было написать о чём-то таком, не о том, что все пройдут в колонне, а потом напьются. Но совсем наоборот: пройдут и не напьются. Может, Эзопов язык пригодится?
- Я умею рисовать шарики, - сказала Консоль. Или показалось? Однако Консоль стала рисовать шарики, транспаранты, большое солнце и крохотные облака. Людей рисовать никто не умел, да и так получалось неплохо.
- А вот слова, - жарко задышала Пиксела, - “Мы, всем нашим отделом, как один, как одна, как мы, приветствуем, благодарим и выражаем...” Что-то не так?
- Лучше “приветствуемся, благодаримся и выражаемся”, - посмотрел на лист ватмана де Газай. - Шутка. “Выходит, Первомая праздник? А ты маршировал, проказник?” Извините, не смешно. Перхомуд сочинил.
Вот подлец, на работу не явился, пиво сейчас дует, небось. Первую кружечку взахлёб, почти залпом. А вторую медленно, чтобы каждый глоточек мягко, нектару подобно падал в счастливое нутро…
День обещал быть невероятно длинным.
Зато вчерашний вечер стал коротким. Калу только и запомнил, как они двух женщин, с которыми познакомились в ресторане, протаскивали в общежитие через окно. Надо же столько лет прожить, чтобы иметь право пригласить женщину только до одиннадцати вечера и то с разрешения вахтёрши... “Я чистая, чистая,- шептала не вахтёрша, конечно, а женщина, - много лет замужем”. Утром чувствует де Газай: чешется лобок-то. Полез смотреть и поймал неизвестное доселе насекомое. Ох, жизнь!...
Омагон действительно пил пиво. И с лобком у него оказалось всё в порядке. Калу тщательно выбрил нужное место и на всякий случай намазал его керосином. Говорят, Всевышний наказывает тех, кого любит. Применительно к де Газаю чувство имело крупные, точнее крепкие формы.
* * * * *
“ Мой юный друг!
Хотя юность свою ты, скорее всего, профукал. Но здесь уместен именно этот эпитет - “юный”. Чтобы сразу поставить ступеньку преклонения перед мудростью.
Или всё-таки “добрый”? Ну, уж нет! Тут же начнёшь гонять палец по строчкам в поисках подвоха, испуганно ожидая “будь любезен, помоги...”, “не соблаговолишь ли ссудить...”, “надеюсь, не затруднит просьба...” и прочего, приводящего к болезням сердечных сосудов.
А без эпитета, согласись, нелепо: какой такой друг? откуда взялся? Так и напрашивается нецензурная грубость.
Всё это пустяки. А как быть с тем, что тебе опять и невыносимо хочется повеситься? Не для баловства, курьёза что ли. Всерьёз, от души. Не как некоторые: потрепыхаются и рухнут вместе с люстрой, лишь посинев чуть-чуть. А чтоб до хруста позвонков. Уж асфиксия, так асфиксия. Чтоб глаза навыкат и язык набок. Чтоб “натюрлише”.
Или вот из окна сигануть. Сначала вылезаешь на подоконник, трепещешь весь. Но надо. Как подвиг во имя страны. Р-раз! Ой, мама, что я наделал! Поздно, поздно, голубок, земля - навстречу.
Скажешь, мучительны эти минутки, с пистолетом-то куда быстрее. А цены? Стоит ли напоследок залезать в долги?
В общем, снова покупаешь водку или два портвейна и, заклеивая трещину, живёшь.
Ибо жизнь дана однажды и не просто так. И прожить её надо.
К. де Газай, кому-нибудь.”
* * * * *
...Хорошо смеётся Тот...
Добрые, милые водители
заботливо подгоняли автобусы к
