за неоспоримым и могущественным превосходством моего помощника над несчастными человеками, которым физически не под силу было бы выбраться из стальной хватки его костлявых рук, моя ненависть к ним сменялась отвращением. То была мысль о неизбежности своего собственного ничтожества и бессмыслицы своего собственного существования в этом мире, в этом неказистом сосуде из мяса и костей. Все деяния его не имеют под собой значения; все деяния его лишены важности; все деяния его неказисты и ничтожны. И в силе моего помощника хранилось все то же ожидание неизбежности, которое я должен был увидеть и видел уже не раз.
Ничтожность и убожество. Здесь и сейчас, здесь и всегда.
конец
Глава 16. Ликантропия
Если обычному человеку медицинская маска служит для предохранения носа и рта от всякой пыли или распространения вредоносных бактерий, то на улице Алексей вынужден был носить «намордник» почти не снимая. Все дело было в усах, проросших над уголками его рта и вытянувшихся в стороны как у кошки или собаки, или какого другого зверя. Он часто испытывал неприятный зуд вокруг рта, который ненадолго прекращался после того, как Алексей тер эти места пальцами. В голове его возникали мысли, что это ненормально, однако обращаться к врачу он не спешил.
Звериные усы начали свой рост после сеанса массажа, на который он решился после нескольких дней обдумывания идеи расслабиться. В Сети Алексей нашел несколько адресов с услугами массажиста. Он нисколько не сожалел о потраченных на этот сеанс деньгах, получив огромнейшее удовольствие и испытав сильное физическое и моральное облегчение, казалось, длившееся целую вечность. Он будто заново родился тогда, пройдя самое настоящее очищение от толстого слоя грязи, окружавшего его, забившего его дыхание, заполонившего его рассудок, надежно придавившего его к земле, отчего все его естество представлялось Алексею полным ничтожеством.
Тогда он просто закрыл глаза, предавшись умелым рукам массажиста (конечно он хотел, чтобы это были женские руки), и будто выйдя из собственного тела. Последние несколько месяцев Алексей жаловался на боли в пояснице, а ноги просто объявили ему войну, по ночам часто сводимые судорогами. И на столе в массажном кабинете он на миг впал в беспамятство, на долю секунды покинув реальный мир. Как если бы задремал и пропустил несколько секунд естественной реальности.
И обнаружив аномалию на своем лице на следующее утро, Алексей сразу связал ее со вчерашним расслабляющим сеансом, отключившем все защитные функции тела, к которым он привык и которые досконально изучил. Поутру не было никакого зуда над уголками его рта, и, наверное, ничто больше не сдерживало начавшихся в нем физиологических изменений. Не было вообще никаких неприятных ощущений. Лишь верхняя губа сама собой слегка приподнялась, едва Алексей коснулся проросших усиков пальцами в этом месте. Да, пока что были небольшие белые усики, которые просто не могли не подрасти. И вряд ли бы Алексей смог побороть их простым бритьем.
Но, кстати, о бритье. Звериные усы подавили рост естественной щетины на его лице, и кожа была до идеала гладкой, осталось только отполировать ее до холеного блеска. И с одной стороны ему не нужно было бы тратиться на бритвенные принадлежности, учитывая уровень его дохода, и где-то внутри Алексей был бы доволен возможностью избавиться от этой части человеческой физиологии. Конечно, не только из-за вечно недостающих денег, а еще из-за лени, из каких-то десяти-пятнадцати минут, которые он вынужден был потратить стоя перед зеркалом с бритвенным станком в руках и пеной на лице, и конечно оставалась вероятность порезаться, с чем он был хорошо знаком.
Но была и другая сторона, и она волновала его намного больше всех этих, оказавшихся вдруг незначительными, деталей. Алексей нигде больше на своем теле не испытывал никакого неприятного и частого зуда, который мог бы свидетельствовать о каких-нибудь новых физиологических переменах. Например, в районе копчика, откуда мог бы прорасти хвост, или же в пальцах рук и ног, ставшими бы вдруг когтями. Шерсть так же ниоткуда не лезла. Но все это МОГЛО произойти. Еще пара другая расслабляющих тело сеансов, и кто знает?
«-Каким бы зверем Вы бы хотели стать при полной луне»? – мысленно повторял он с улыбкой, подолгу разглядывая усы в зеркало и просто стесняясь говорить вслух.
Не то, чтобы он верил в оборотней, в ликантропию, несмотря на то, что свидетелями вообще какой бы то ни было чертовщины не были ни его мать с отцом, ни бабка с дедом. Ни в прошлом ни в настоящем. Просто пока что ничего подобного в жизни Алексея до появления звериных усов не происходило. И единственным необъяснимым явлением могла бы стать чересчур большая утечка денежных средств из его карманов (впрочем, не только из его собственных). И вот что-то необычное, и Алексей находился в состоянии какой-то двойственности, и не мог толком понять, чего в нем было больше. И естественное (он хотел, чтобы было так) намерение сбрить и прижечь, чтобы наверняка, тормозило явное понимание, что эти усы должны были выполнять определенную функцию в его жизни, что ничего не бывает в этом мире бесцельно.
Всего за неделю усы проросли сантиметров на десять в каждую сторону. И так удачно совпало, что примерно в этот период времени СМИ объявили о начале привычного сезона вирусных заболеваний, а медики рекомендовали пользоваться масками для снижения риска подхватить какую-нибудь заразу на улице. Для Алексея же это означало возможность своеобразной маскировки, впрочем, не раз он видел людей с тряпками, а то и вовсе с респираторами на лицах, излишне заботящихся о своем здоровье.
Лишь дома Алексей обнажал свое лицо целиком, и, выбравшись из ванны, спешил поскорее встать перед зеркалом, чтобы в очередной раз померить длину усов и убедиться в том, что она больше не изменится. В эти мгновенья что-то происходило у него в голове. Что-то то и дело мелькало перед мысленным взором, всякие непонятные образы и доселе незнакомые мысли то и дело возникали сами собой. И Алексей был уверен в том, что то были опасения и сомнения. И тогда он мог наблюдать за тем, как его новые усы (вибриссы, он специально узнавал в Сети) слегка прижимались к лицу, предупреждая своего хозяина об угрозе.
А еще он мог как-то по-особому чувствовать погодные условия, температуру и влажность воздуха, особенно ночью, во время которой Алексей бодрствовал и чувствовал прилив бодрости, наполнявшей его с ног до головы. Он чувствовал себя в форме даже несмотря на изменения, затронувшие его зрение. Нет, оно не ухудшилось, все было как прежде, однако Алексей мог с уверенностью сказать, что стал видеть окружающий мир не только глазами. То, что дополняло его, было на другом уровне восприятия, было чем-то вроде знания обстановки в конкретной временной точке. Вибриссы позволили Алексею видеть не просто физические объекты и воспринимать привычные цвета, но дали ему возможность чувствовать некое настроение, витавшее в воздухе здесь и сейчас, испытывать нечто напряженное и опасное или же безмятежность и тишину вокруг себя. Вибриссы открыли ему неограниченную возможность предчувствия, позволили быть готовым встретить любую неприятность, любое враждебное выражение окружающего мира с поднятой головой и холодным расчетом.
Тот сеанс в массажном кабинете как будто послужил сигналом его телу, стимулировал расслабиться, велел оставаться в каких-то рамках, за пределами которых было слишком сложно, но к чему Алексей уже привык. Привык настолько, что ожидал подвоха неустанно, а потому его раздражительность была вполне оправданна, заменив собой его прирожденную уравновешенную натуру. Иными словами, Алексей чувствовал себя загнанным в угол в ожидании врага. Так не должно было быть, он понимал это, и ничего не мог с собой сделать. Это была не его шкура, не его территория, на которую он ступил однажды и теперь пребывал в постоянном беспокойстве. Он терял силы, чисто инстинктивно он искал способ хотя бы приостановить свое внутреннее истощение и перекрыть источник своей напряженности, рушившей всего его и в первую очередь, физическую его часть.
И идея посетить массажиста возникла буквально из ниоткуда. Возможно, его собственное тело подсказало ему. И вот он испытывал последствия, удивляясь не столько физическим аномалиям, сколько возможностям, содержавшимся в них. Конечно, на людях вибриссы однозначно были недопустимы, но они работали, несмотря на маску на лице Алексея, придумавшего для окружающих легенду о заботе о здоровье.
Он больше не хотел сравнивать себя с ничтожеством, над которым всегда чей-то кулак, готовый вот-вот опуститься и раздавить в лепешку. Теперь он был на шаг впереди, с ночи зная каким будет предстоящий день, и что надо ему сделать, чтобы достойно и легко пережить всю атмосферу грядущих событий. И даже понимая, что предстоящий день будет к нему не благосклонен, Алексей мог свободно дышать, сохранив запас свежести до самого вечера. Просто все возможные опасности вполовину утратили свое значение, и он мог встретить их с насмешкой.
Что ж, предоставим ему возможность пользоваться открывшейся Алексею силой, пусть наслаждается каждым днем. Пусть напьется из этого источника досыта.
…но без окончания…
Глава 17. Вне игры
Снаружи поливало как из ведра. Холодный осенний ветер гнал застигнутых непогодой людей с улиц туда, где было тепло и сухо. Мол, прочь, нечего сверкать физиономиями попусту: либо работайте, либо валяйтесь на диване дома (что куда больше подходит в такое уныние за стеклом). Глухое серое покрывало не спешило оставить город вот уже третий день, впрочем, сегодня дождь оказался чуть сильнее. Холод и сырость нагоняли только тоску, от которой, казалось, не было и не могло быть спасения. Синоптики, конечно, обещали тепло и солнце в самое ближайшее время, однако доверять им он никогда не торопился.
Больше того, ему было наплевать на то, что происходило снаружи его дома. Будь то зимняя стужа, или летний зной, когда дышать нечем, и даже в тени жарко. Так было, например, в этом году, в июне месяце, и количество летних дождей можно было, наверное, по пальцам одной руки пересчитать. Плюс двадцать пять – тридцать, да еще целую неделю в районе тридцати трех градусов выше ноля. И он чувствовал эту всеобщую безнадегу, всеобщую усталость от излишнего тепла, обрушавшегося с безоблачного неба каждый день. И, казалось, солнцу так же было все равно на изнывающих людишек, и оно просто делало свое дело, как и было задумано с самого начала мироздания.
Но он не был подвластен светилу, и, возможно, всем прочим законам природы – строгим и незыблемым, подчиняющим, и вроде не допускающим ни для кого исключений. Однако был он, во плоти, столь же материальный как и все остальные, лишь находившийся где-то на другом уровне, вдали от строгих границ и правил. Он был недостижим для этой осенней напасти, свалившейся на город, как был недосягаем и для беспощадного летнего солнца, казалось, пытавшегося достать его. И в то время, как все остальные ежились, укутавшись в теплое, и держали раскрытые зонтики над головами, он был совершенно открыт перед сыростью и холодом, и
