руку, сжал стальной хваткой. Мутный взгляд Дрона какое-то, совсем непродолжительное время рассматривал визитершу так близко. А затем он притянул побледневшую Юлю к себе…
…В половине восьмого вечера пришел Игорь. Приходил еще ранним вечером, часов в пять, Дрон проснулся всего пятнадцать минут назад. Проснулся с иссохшим горлом и жутким синдромом похмелья. О происшедшем днем почти ничего не помнил. Помнил – приходила Юля – дочка отставного полковника Козыренко, год назад по пьяни переехавшего на собственном автомобиле молодую маму и ее трехмесячного ребенка на глазах родного им единственного свидетеля. Приходила просить прощения за папочку. Дрон не рад был ее визиту, но ее хорошенькое тельце послужило одной из причин его приглашения зайти. Юля сама завела его, неосторожным высказыванием о возможном насилии над ней в отместку давнему обидчику. Потом он что-то «грузил» девушке про страх боли. Потом заглотал целый стакан водки. Смутно помнил как Юля вела его до кровати. А дальше – черная бездна, бездонный колодец, принявший его без церемоний. Словно по голове ударили.
Игорь пришел как раз вовремя: Дрон собирался освежиться на вечернем морозном воздухе. Приятели вышли из подъезда и направились в сторону ближайшей торговой точки, где можно было бы пополнить табачный запас.
-Дочь Козыренко приходила, Юля, - проинформировал Дрон, едва оказавшись на улице.
Игорь достал из кармана почти пустую пачку сигарет. Чиркнула его зажигалка.
-Знаю, - сказал Игорь, после затяжки, - Ты помнишь, что случилось? Ты затащил ее в постель.
-А на кровати нет никаких следов, - чуть подумав, улыбнулся Дрон.
Он проверил одеяло в первую очередь после пробуждения. И как был доволен, что оно оказалось чистым.
-Ей просто круто повезло, - кивнул Игорь, - Ты одумался в самый последний момент, благо голова не совсем сломалась. Юля была в истерике. Иришке пришлось дать ей валидола.
-Это ее проблемы…
-Это наши проблемы, - Игорь даже сделал сильный нажим на слове «наши», - Ее, твои, и мои.
-А ты здесь при чем? – удивился Дрон и даже приостановил шаг, - Она же ко мне пришла, со мной так рвалась поговорить. Насколько я понимаю, впервые за весь год. Год, заметь.
-Я бы залепил тебе сейчас в рог, Дрон, если быть честным донельзя, - вновь удивил Игорь, - За что ты так с Юлей? Она совсем не при делах, понимаешь? Она даже не знала о том что случилось до самого ареста Козыренко. Да, она не пришла тогда, не пришла даже извиниться. А ты бы как на ее месте сделал? Ты ни одной слезинки не проронил, ни разу разговора о них не завел, как-будто проглотил и забыл начисто. Все витал где-то в космосе, мы уж думали за тобой хвостом таскаться, как бы не сотворил чего не следует.
-Что-то ты излишне опекаешь эту дурочку, - Дрон никак не среагировал на поспешную атаку друга, - Именно дурочку. Потому что была бы умная, держалась бы от меня подальше, обегала бы за километр.
-Эта дурочка, как ты ее называешь, письма тебе писала в часть, только почему-то они приходили в твоих конвертах даже не распечатанными. Она на кладбище ходит еще чаще нас с Иришкой, в отличие от некоторых, не буду называть поименно. С отцом разорванные отношения.
-Прямо великомученица какая-то. Впору в летопись золотыми буквами на скрижалях ее имя прописывай, - усмехнулся Дрон и пожал плечами, - Не верю в бога, а мучениками сыт по горло.
-Юля придет к тебе завтра, - они остановились у первого же ларька с сигаретами, - Поговоришь с ней, поговоришь без всякой водяры. Спокойно, на низких тонах.
-Ваш приказ будет выполнен, товарищ командир.
-Это не приказ, это просьба Иришки, помнишь еще такую?
…Он проснулся,
четверг
вырвавшись из лап третьего за ночь кошмара. В груди на всю мощь работал маховик, разгоняя кровь до проступившего на лице пота. Хотелось пить, пить много, не останавливаясь на передышки.
Но сердце он видел и во сне. Два первых ужастика поочередно растворялись в памяти, едва Дрон открывал глаза, перемещаясь в жаркую тьму комнаты. Но события третьего он запомнил очень хорошо.
Запомнил цыганку, ту самую, что гадала ему в вагоне электропоезда. Она снова оказалась рядом с ним. Дрон снова ехал в том же самом вагоне к себе домой, и его снова укачивало. Все та же женщина со спящей девочкой (он знал ее имя – Лена) сидела напротив бывшего теперь солдата с презрительным выражением лица. Цыганка теперь не гадала ему. В ее ладонях с грубой смуглой кожей и разбитыми в кровь пальцами вздрагивало живое сердце, «сердечко» карточных червей. Дрон во все глаза наблюдал за равномерным беззвучным его биением. Его даже не смущала и настоящая темная кровь, сочившаяся сквозь пальцы цыганки, плотно прижатые друг к другу. Большие горячие капли забрызгали весь подол ее цветастой юбки, залили пол под ногами.
-Гнать тебя надо! За шкирку и в снег! – с ненавистью кричала женщина по имени Лена.
Но Дрон почти не слышал ее, не в силах оторвать взгляда от живого сердца. Цыганка улыбалась ему, фигура ее была совсем недвижима. Из кармана грязной джинсовки выглядывал уголок сторублевой купюры.
Потом Дрон протянул к живому сердцу руки. Ладони ощутили горячие темные, почти черные, капли; на кончиках пальцев заблестел свинцовый оттенок.
-А ты на войне был? – сказала женщина по имени Лена.
Он отвлекся на нее. Проследил за ее взглядом в окно. Мимо проносились полыхающие ярким оранжевым пламенем дома. Словно опоры ЛЭП через каждую сотню-другую метров мелькали сгоравшие в пепел целые селения. Небо затянуло непроглядно черным толстым слоем дыма.
-Все из-за них, из-за черножопых, - с прежним омерзением ругалась женщина по имени Лена.
-Зло везешь с собой, солдатик, - мудро сказала цыганка, перебив ее голос громким шепотом.
Дрон отвернулся от огненной катастрофы снаружи, до которой можно было дотянуться рукой. Взгляд снова обратился к волшебно очарованию колебаний в ладонях цыганки. Сердце звало его по имени. Он слышал что-то вокруг, не мог разобрать ни единого звука, ни единого голоса, которые буквально проникали в мозг. Но видел свет, лазурное свечение набирало силу с каждым новым вздрагиванием сердца. Будто магнитом тело Дрона притягивало к нему. Так мог бы притягивать только портал, переход в недостижимые для всех остальных реальности, где всегда хорошо.
Он вновь протянул ладони к сердцу. Он должен был прикоснуться к нему. Цыганка сама вложила сердце в ладони бывшего солдата. Дрон затаил дыхание. Он чувствовал почти черную липкую кровь (она на самом деле оказалась черной), закапавшую под рукава кителя. Но это было так приятно!
-В нем столько тепла, солдатик, - шептала цыганка, обнажив в улыбке желтые зубы.
Сердце действительно грело руки. Кровь закапала на пол, просочившись через ткань кителя на локтях.
Что-то заставило Дрона вновь переключить внимание на окно. Мощная волна жара накрыла его лицо. Снаружи творился настоящий огненный спектакль. А через миг его жуткую тишину разорвали частые автоматные очереди, а клубы дыма затянули все окно целиком. Будто электричка вошла в затяжной тоннель, и в вагоне было светло только от света ламп под его крышей.
Несколько пуль пробило окно. Словно зеркало раскрошилось, а за ним улыбалось все то же хитрое лицо цыганки. Она открыла рот, намереваясь что-то сказать, но вместо слов с губ ее сорвался нечеловеческий визг. Визг тормозных колодок прорезал пространство вагона ярким лучом, а вслед за ним едкая жгучая боль ударила по глазам Дрона, пронзила все тело. Инстинктивно он сжал лицо окровавленными ладонями (запах машинного масла получился не менее резким), чтобы унять боль в ее источнике.
Громкий звон разбившегося об пол сердца пронзил уши. В тело Дрона вонзились миллионы мелких осколков, некоторые прошли насквозь. В лицо брызнуло горячее машинное масло…
В следующий момент он проснулся.
-Черножопая сука, - в наступившей тишине его голос казался излишне успокоительным, - Черножопая ****ь.
Дрон выполз из кровати, чуть-чуть еще полежав после жуткого действа, чтобы прийти в себя. Широко зевнул. Свет настольной лампы получился резким, но совсем кратковременным. Дрон взглянул на стрелки часов – 2.38, затем скользнул глазами на фотографию. Вчера вечером, перед тем, как лечь спать, он вставил Леночку в рамку.
Дрон взял снимок с собой и вышел из комнаты.
На кухне включил свет, положил снимок на стол. С первых же затяжек последний кошмар стал забываться, сливаясь с терпким дымом (пора бы бросить курить). Сигарета в пальцах подрагивала, но только от напряжения самой руки, локтем которой Дрон оперся на крышку стола. Фотография лежала прямо пред ним.
-Чего не спишь? – на внезапный голос матери он даже не среагировал, сделав новый глоток освежавшего никотина, капля которого способна убить лошадь.
Дрон хотел быть сейчас один.
-Я когда в поезде ехал, цыганку видел, - все же ответил он, не глядя на мать, - Теперь снится, сука.
-Ты разговаривал с ней? – догадалась она.
-За сотку кое-чего нашептала. Думаю, если бы встретил кого-нибудь из них раньше, вряд ли бы замутил с Ленкой тогда. Оказывается, не все они такая погань, как их рисует наше воображение. Такие же люди, со своими тараканами в голове. Просто платят нам той же монетой за наше омерзение.
-Сходил бы ты на кладбище, - после паузы сказала мать, - Ни разу не был, ведь. Даже на похороны не ходил. А там и ребенок твой.
-Там сопревший кусок истории, - коротко ответил Дрон.
Смял «бычок» в круглой стальной пепельнице. Взял фотографию с собой и направился обратно в комнату…
«…Кругом сплошные стены бездонного и черного колодца
Над той же пропастью голодной,
И лишний шаг как к обжигающему солнцу.
И страх и страсть – спасенье в любящих сердцах –
Играют огненной волной…»
Звонок…
Ирена настоятельно просила (рекомендовала) встретиться с Юлей еще раз. Для какой цели и почему она так хотела, чтобы Дрон выполнил ее просьбу? Игорь, похоже, полностью разделял такой вариант развития событий. Видимо, в их планах связать Дрона с Юлей, чтобы со второй попытки построить для него крепкий любовный союз. А что, вполне приемлемая перспектива. Юля очень даже хороша на вид, характер вполне подходящий. Чем не идеальная жена? Еще пару близняшек – мальчика с девочкой - для полной идиллии. Вот она – дружная семья до крышки гроба.
Звонок…
Шок быстро прошел, будто это случилось отнюдь не в его жизни. Точно так же он чувствовал себя, когда умер отец – сердце сдало. Дрон не впадал в некий ступор, как обычно бывает в подобных случаях. Вообще, само понятие смерти приобретало для него особый смысл, никогда не кололо изнутри. Даже страх собственного небытия становился прозрачным, невидимым.
Это для них – для тети Клавы, для его матери, для Игоря с Ирой, был период траура. Слезы, причитания, переживания в связи с утратой близких, все это было только с ними. А Дрон быстро свыкся с новой реальностью. Лена так неожиданно и легко ворвалась в его жизнь, что не стоило горевать по поводу такого же стремительного ее ухода.
Звонок…
Даже на суде он вел себя излишне невозмутимо. Много молчал, давал разумные ровные ответы на вопросы судьи, прокурора, адвоката. Они осторожничали с ним в общении, так же в общении с Дроном сохраняли мягкую интонацию и близкие ему люди. Сам он отвечал настоящим устойчивым поведением, безо всяких
