она подала ему руку, как когда-то и её бабушка – статусная дворянка Полина Ставинская – дворянину Василию Андрееву. И с той минуты все последующие вальсы звучали только для них двоих.
А когда танцевальная программа закончилась, то на сцену вновь вышел старший лейтенант и сказал:
– Дорогие товарищи ветераны и гости училища, наш Праздник 25-летия Победы подошёл к концу. Всех желающих пополнить силы и поднять боевые сто грамм, а кто силён, и все двести, мы приглашаем в нашу курсантскую столовую. Там вас уже заждался фуршетный стол!
И когда все ветераны и их близкие перешли в столовую, к моей прабабушке подошёл курсант Владислав Николаевич и под стоящий там гомон сказал:
– Наталья Юрьевна, я по воскресениям могу выходить в город и очень хочу с вами встретиться. Мы можем где-нибудь погулять, поесть мороженое, а потом сходить в театр или в кино. Как вы на это смотрите?
– Смотрю положительно, – с улыбкою ответила ему она.
– А куда вы хотели бы пойти?
– А давайте мы пойдём туда, где будет хорошо вам…
– Моя увольнительная начинается в 9 часов утра. Так куда же мне прийти?
– А давайте мы встретимся с вами на Татарском мосту! Посмотрим с него на чудные виды реки Суры и на всю Набережную реки Пензы.
– Хорошо. Я буду ждать вас на Татарском мосту…
Наталья Стесина полюбила курсанта Владислава Сурского, жила только лишь мыслями о нём и очень-очень боялась его потерять.
Своих бабушку и дедушку – Полину и Василия Андреевых – Наталья почти и не помнила, но при ней старшие родственники не раз с нежностью говорили:
– Это ангелы нашей семьи!
А ещё все говорили, что бабушка-гимназистка одевалась всегда эффектно, совершенно удивительно танцевала вальс, и со всеми легко общалась – и со всею своею роднёй, и со школьными учителями, и с соседками на кухне в коммуналке. И дедушка также был всегда вежлив и всем помогал.
И вот в день Пасхи Наталья стала рассказывать Владиславу о своих замечательных бабушке и дедушке, которые оба были сиротами и почему-то ещё до революции с пятью детьми переселились из Санкт-Петербурга в Пензу. И о том, что её дедушка, Василий Корнеевич, был сущим Кулибиным.
Имея одно только начальное образование, он работал на большом военном предприятии и всё время что-то изобретал. А в начале войны по его чертежам там всю производственную линию перестроили. За всё это он и премии, и грамоты получал…
– Владислав, а давай зайдём к ним на кладбище, – предложила она ему. – Ведь вот оно, тут рядом…
– Давай зайдём, – согласился тот.
Наталья и Владислав вошли в ворота городского кладбища, прошли мимо старинного, но действующего храма и затем – по длинной тенистой аллее среди бесконечного поля крестов. У могил её дедушки и бабушки они постояли молча. И там, что-то поправляя, Наталья стала молиться про себя, а потом попросила у близких своих усопших как у живых: «Дорогие мои Василий Корнеевич и Полина Леонтьевна, помогите мне выйти замуж за этого вот военного, если только Богу это будет угодно!»…
Когда Владислав Николаевич по окончании военного училища получил звание офицера, они с Натальей Юрьевной поженились. Это и есть мои папа и мама. Вот тут в альбоме есть их свадебное фото. А на втором фото перед ними стоим и мы с сестрою. И мама моя нисколько не сомневается, что это именно бабушка и дедушка ей выйти замуж помогли.
Как и все офицерские семьи, мы много лет колесили по всей нашей стране. В 1980 году мой отец Владислав Сурский получил новое назначение на должность военного представителя на Казанский оптико-механический завод, что был эвакуирован из Ленинграда в Татарстан во время войны. И на восточной окраине Казани, в жилом массиве Дербышки, мой папа получил хорошую трёхкомнатную квартиру с видом на лес.
Мой отец был убеждённым атеистом. Ведь его отец был коммунистом-сталинецем, подполковником, воевавшем на Халхин-Голе и на Японском фронте. Его мать всю жизнь преподавала научный коммунизм в вузах Пензы. Сам папа стал коммунистом ещё в военном училище. А вот мама моя вела род свой от Василия и Полины Андреевых и выросла в атмосфере веры. Выйдя замуж неверующего, она всё равно тайно посещала Храмы. И нас с сестрою она окрестила. Многие годы вера наша была слабой, но вот теперь она вошла в нашу жизнь.
Окончив в Казани школу, я решил пойти по стопам отца и деда и поступил в Пензенское артиллерийское училище. По его окончании я женился на Анне Михайловне, и мы тоже поколесили по всей стране. Когда же я вышел в отставку по выслуге лет, то мы вернулись к моим родителям, в город Казань. Сразу же по приезду я и устроился на работу, на наше предприятие.
Как оказалось, у нас в Дербышках совсем недавно был построен большой православный Храм, освящённый в честь Успения Пресвятой Богородицы. Вот я и взял за правило – посещать его по воскресным дням.
Все армейские годы я страшно ругался. Уже в Казани я услышал в записи строки известного игумена и старца афонского монастыря Дохиар – Григория (Чизлова):
– Бог своих спасёт, а негодных уберёт. Сквернословие четырёх матерей оскорбляет: Богородицу, Землю, Церковь и родившую тебя мать. Четыре миллиона российских воинов в самые последние времена погибнут за мат и сквернословие…
Вот тогда я схватился за голову и в том тяжком грехе покаялся.
И на меня ещё немало повлияли вот такие слова афонских святых:
– Любой молящийся человек выше любого писателя и любого учёного… Один святой стоит больше, чем все земные ученые, вместе взятые, со всею своею наукой…
Как и у Василия Корнеевича, у моего прадеда, у меня с переходом на новую жизнь произошла переоценка ценностей. Во мне проснулась жажда искать спасения в Боге. Поселившись в Казани, мы стали ездить с женою по всем святым местам.
И прежде всего мы поехали на греческий остров Корфу, к раке святителя и чудотворца Спиридона Тимифунгского. Этот величайший святой, вместе со святителем Николаем Угодником, был участником Первого Вселенского Собора. До сих пор на мощах святого Спиридона растут волосы и ногти, и они постоянно имеют температуру здорового человека – 36,6 градусов. На ногах у святителя надеты вязаные бахилы, которые необъяснимым образом снашиваются. Потому их и меняют ему раз в год. Святой Спиридон реально помогает всему тому бесконечному потоку людей, что постоянно приходят к его раке. Чтобы приложиться к его мощам, мы отстояли огромную очередь, и та проблема, о которой мы попросили, вскоре действительно была решена. А на выходе из того Храма какой-то монах дал нам красную шерстяную частичку от износившейся обувки святого.
Да и в России мы, конечно же, посетили все основные святыни. Два раза ездили с экскурсией в четвёртый удел Пресвятой Богородицы – Дивеево, через Арзамас, поражающий обилием огромных Храмов. Сам Серафимо-Дивеевский женский монастырь, с его «Серафимовской канавкой», похож по виду своему на райский сад. Всё в нём дышит присутствием святого Серафима, и все монахини и миряне говорят с ним там, как с живым. И кто говорит так – получают просимое. Там мы купались в Серафимовских родниках. Говорят, что в самые последние времена эта обитель особенно просияет.
В Сергиев посад и в Оптинский монастырь мы ездили с нашим другом на автомашине. Космонавты из космоса несколько раз видели необычное свечение на земле, на одном и том же месте. И оказалось, что это светится Оптина Пустынь!
Потом мы плыли по святому Валааму на корабле. Там на сказочно-душевных островах, посреди красноватых гранитных скал и хвойных лесов, стоят большие белые Храмы и маленькие бревенчатые часовни. В те места всё время плывёт по Ладоге множество людей на судах и даже на байдарках. А на обратном пути мы заехали в Александро-Свирский монастырь. Эта святыня знаменита древними Храмами со старинными фресками, чудотворными иконами и нетленными мощами величайшего святого Александра Свирского. Только Аврааму и ему являлась Пресвятая Троица. Сейчас они, как у святого Спиридона Тримифунгского, имеют постоянную температуру – 36, 6 градусов.
А во второй удел Пресвятой Богородицы, на святую гору Афонскую, я ездил уже один и дважды. Сама Богородица, запретила женщинам посещать те места… Ещё в царские времена одна богатая русская дворянка захотела повидать сына, жившего в русском Пантелеймоновском монастыре. Он приплыл к ней на лодке, и они свиделись. Но на другой день половина нашего монастыря сгорела.
Что тут говорить. Нет на Земле других мест, где всё вокруг так намолено. Во всех двадцати современных афонских монастырях имеются чудотворные иконы, мощи апостолов и многих святых. На Афоне – монахи самые настоящие. Многие из них за свои подвиги получают «небесные утешения». Даже сейчас многие афониты достигают высоких степеней.
Ещё в Раю было сказано, и в Ветхом Завете – записано, что у Богородицы особая миссия – покровительство и спасение. Она и предостерегает нас от роковых событий, и спасает от бед. Так, в Ватопедской обители имеется всемирно известная чудотворная икона ХVII века – «Богородица Всецарица (Пантанасса)». Каждый день перед нею происходит множество исцелений и других чудес. Когда я увидел в монастырской лавке список иконы «Всецарица» и купил его. Монастырские же монахи уже закрывали центральный вход в Храм. Но мне, очень хотелось освятить свою икону в Храме, и потому я зашёл в него через боковой вход. Внутри Храма вообще никого не было. И там я приложил свой список иконы с молитвою к его чудотворному оригиналу.
Всю свою жизнь отец мой был как кремень. Он никогда ничем не болел и не признавал никакой медицины. Но как только я уехал на Афон, то ему вдруг стало плохо, и он попал в кардиологическое отделение больницы. Там ему сделали операцию. Однако сердечные его показатели не улучшились. И тогда его из больницы выписали – домой умирать. Папа к моему приезду настолько стал плох, что не мог сам вставать и, конечно же, понимал, что он умирает.
Вот еду на такси из Казанского аэропорта, с иконою «Богородицы Всецарицы» в руках. Поднимаюсь по лестнице, захожу с нею в зал, где лежит мой отец. И довольно так бодро, но без всякой внутренней надежды, говорю:
– Папа, вот список знаменитой чудотворной иконы Богородицы. Посмотри, какая она красивая! Ничего тебе не помогает, вот хотя бы её поцелуй…
И вот, не верю своим глазам… Папа мой кое-как поднимается… Понимаешь, я ведь легко как-то, без надежды ему это сказал, как бы подавая соломинку. Вот это надо тут понимать. Ведь он всю свою жизнь ругал верующих, а тут ему его сын – такой же, как и он, старший офицер – предлагает икону поцеловать?! И вот он встаёт, еле живой. Мы все верующие – мама, я и сестра стоим и смотрим, затаив дыхание, на эту картину.
– Ну, поцелуй, что тебе стоит?… – ещё раз говорю я ему.
И он берёт икону руками, сам подносит её к лицу и целует. Мы так все рты и открыли. Мы и допустить не могли такого… А он понял, что умирает, и от безысходности принял эту соломинку. Но почему всё это произошло – так и
