Стасика, перепив паленой водки. А еще через несколько месяцев без вести пропала мать. Куда делась – никто не знает, спрос ведь только с самой Янки, а она без понятия. А с районной алкашни и спросу нет. Янка добровольно вернулась на опустевшее поле боя, состроив скорбное лицо, после чего угодила в Салаватский интернат на Чекмарева и закончила школу уже там. Не получилось предкам «сделать», чего бы они там ни удумали, Янка спутала им все карты, а может, все это очередные сказки и хоровод совпадений. После школы Янка вернулась в родное гнездо, к этому времени ее мать признали официально умершей, так что наследнице оставалось лишь выгрести остатки алкогольного мусора из хаты и воцариться хозяйкой.
Когда Янка сама начала подбухивать и обнаруживать в себе достойную кармическую дщерь, Римма ей прямо посоветовала заканчивать уже на этом этапе. Не умеешь пить – лучше не пей. Тем более – девка, ей не нужно мазаться на застольях, как мужикам. Лично для Риммы Усмановой границы очерчены конкретно: если похмеляешься – алкаш. В жопу такое употребление. Ни она, ни Крякало не похмелялись ни разу в жизни, и это, по стойкому убеждению Риммы, являлось гарантом устойчивости перед зеленым змием. Янка же вечно шарилась по утрам, чем бы залить кипящие трубы.
Далее следует мрачный период, который мне уже известен по исповеди Лены. Восстав против алкогольных традиций и совершив локальный переворот в юности, когда она сбежала от предков, Янка в результате сама скатилась к аналогичному образу жизни, подтвердив теорию, что потомки алкоголиков почти не имеют шансов на трезвую жизнь. Римме ничего не было известно о Картошечке и о том, что Лена перетерпела в детстве – по той простой причине, что похер. Второе убеждение Риммы: сор из избы не выносят, и проблемы нужно решать внутри семьи. На какое-то время Янка вообще выпала из поля зрения, потому как бухала в основном дома и с малознакомыми партнерами по концептуальным измышлениям. О том, что родился Павлик, Римма узнала от Крякалы и подумала… Да ничего она не подумала по той же причине – похер. Янка не была ей подружкой или соратницей. Так, редкая собутыльница, не больше. Да и со Степаном Антоновичем они были родственниками больше на бумаге, чем в жизни, - разные отцы и все такое.
А тут вдруг нарисовалась на пороге – пьянющая и с грудным Пашкой в охапку. Сначала молола вздор, что никак не может найти себя, ничего не радует, все валится из рук, еще и в стране полный беспредел. В общем, типичное бу-бу-бу алконавта, оправдывающего в этом мире исключительно себя родимого.
А потом вдруг махнула по двести и перескочила на встречную полосу. Снятся, говорит, ей в последнее время светящиеся сестры. Да так ярко, что как будто живые. И мать ее родная с ними – тоже по типу живая и светится, вся такая трезвая, закодированная и поменявшая личину ведьмы на лучезарный образ доброй волшебницы. Зовут ее сестры якобы с собой, тоже светиться в общий кружок. И стать при этом, ни много ни мало, почти бессмертной. Одно условие – за все полагается платить, как заповедовали в святые времена Егор Гайдар и команда саранчи. В данном случае плата – самая верховная. Нужна жертва - родная кровь. Но пусть это ее не пугает. Потому что принесенный в жертву агнец восстанет в священном круге, как восстал некогда умерщвленный в ванной Станислав, года отроду, и обессмертился. За такое послушание их светящийся бог-кумир растворит ворота перед баламутной и непутевой Янкой в свои белоснежные чертоги.
Ну, Римма послушала-послушала, да и набрала Степану Антоновичу. Делай, говорит, со свой Янкой что-то. Глюки у нее по алкашке конкретные, так и до белочки недалеко. Крякало в тот раз отмахнулся, но что-то, видать, таки отложилось в его степенно-казематной головушке, и тот стал приглядываться и думать. Пусть приглядывал он и думал по-сенбернарьи, иначе – никак, но винтики, разбуженные жесткой логикой Риммы, стронулись. А когда погиб Павлик, винтики стали крутиться истошно. Эти самые винтики и торкнули Крякало в бок в самый критический момент, когда он пробудился посреди ночи и, не обнаружив рядом надравшуюся в слюни Янку, отправился по комнатам на поиски. С тем и предотвратил убиение старшего ребенка, моей жены Лены, которую душила подушкой родная невменяемая мать.
Янка свинтила из дома, в чем была, успев выхватить от мужа первых в жизни лещей. Лена ревела до утра, и никто не зашел к ней в комнату. Римма уверяла, что братец не мог себя заставить посмотреть дочери в глаза, и от этого обходил ее дверь стороной, но я весьма усомнился на этом пункте. Как и в случае с родной матерью, через какое-то время Янку признали умершей, причем это время, как уже говорилось, было ускорено взяткой. Лене начесали очередную сказку. Все вокруг зажили, как будто так и надо. Кроме Лены, разумеется. Но она не в счет.
- Если ты ищешь загадки и связи,- подытожила Римма, одновременно приканчивая бутылку водки,- то вот тебе куча связей. На протяжении трех поколений мальчики в Ленкином роду не выживали. А девочки вырастали, но однажды исчезали просто без следа.
15.
Очень долго мы с Алиской сидели в машине на Комсомольской площади, напротив Краеведческого музея, где во времена молодости наших родителей проводились дискотеки, а рядом через дорогу разливалось пиво. Мы сидели в полной тишине, погрузившись каждый в свою персональную пучину. И они не соприкасались сейчас точно так же, как не касались друг друга мы в первую совместно проведенную ночь. Алиска хмурилась и кусала губы. Наверное, дулась на меня за то, что я затащил ее к Римме и вынудил выслушивать темные тайны под аккомпанемент звякающей о стакан бутылки.
Вечерело, и как никогда хотелось нажраться. В голове у меня не хватало полок и стеллажей, чтобы рассортировать весь ворох информации, равнодушно вываленной на мою голову Риммой.
- Что думаешь?- наконец, не выдержал я.
- А надо что-то думать? Это ведь не мои скелеты.
- И что, выходит, все женщины в династии Лены убивали своих сыновей, потом то же самое пытались провернуть с дочерями и в конце бесследно улетали на небушко?
- Не все женщины,- поправила Алиса.- Только начиная с Озерска.
- Это все какой-то тухлый бред. У меня-то не так! Все было не так. Я могу понять, по алкашке люди разное творят, тем более дед с бабкой были преступниками. И не просто какими-то там, а сосланными в ГУЛАГ и потом переброшенными в Озерск. Мать Лены тоже воспитывалась на зэковских понятиях. Но Лена-то не пила! Она забухала, когда наши пацаны уже погибли. Это все никак не связано друг с другом. Есть они, и есть мы. Разные истории.
Алиска молчала. Я разглядывал руки. Они подрагивали.
- Если верить логике Риммы, получается, Лена имеет какое-то отношение к тому, что случилось с детьми,- снова завел я, буквально заканючил. Это было лучше, чем вот так молчать.- Но это не так. Когда пропал Лешка, ее не было со мной, у нее алиби.
Алиса молчала.
- С другой стороны, алиби ей обеспечивали отец с мачехой. И Римма полюбас не дожимает, всяко братца своего где-то выгораживает. У Крякалы рыло явно в пушку, это даже без вариантов. Он всем своим поведением кричит о чувстве вины на протяжении лет. Все их с Кандибобером фарисейское поведение свидетельствует о тщательно заныканных грехах. И эта тещенька не пришей к манде рукав со своими оккультными посиделками и гуру-педофилами. И тут, и там – посиделки, только в одном случае маргинальные, в другом – сектантские.
Алиска молчала.
- Я-то думал, Кандибобер таким образом переигрывает шаблоны. Ну то есть пытается в сознании Лены заменить привычку к пьяным сходнякам – на более положительные сходняки. А теперь получается, что там, что там – колдунство какое-то. И что они там жгли, интересно?
Алиска молчала.
- А что с бухлом? Как со всей историей связано бухло? Или это просто российский промоушен? Привычный рекламный фон, на котором происходят события? Это как думать, какого черта солнце светит, а ночь чернит? И бухло просто есть, оно само по себе, как гребаный Обелиск в центре города, а вокруг вырастают дома и ездят машины, гуляют люди, и каждый – сам по себе, в своем мире. Мы просто бухаем – а детей теряют и трезвые родители, как правильно сказал Роберт.
- Кто такие «светящиеся сестры»?- вдруг спросила Алиска, и я воззрился на нее, а потом беспомощно развел руками.
- Вот и дядя Роман говорил, что видел какие-то огни у нас в квартире, а я без понятия, что там горело и куда делось. Дрых потому что в отключке по пьяни. Светящиеся… Может, облученные? Как после той аварии в Озерске, какие-нибудь радиоактивные монстры?
- Мужчины тоже облучались. И дед твоей жены. Почему именно сестры?
Я опять посмотрел на нее, теперь уже признательно.
- Чувствуется агоповское влияние. Без шуток сейчас... Наверное, это зацепка. Как минимум, есть что в поисковик вбить. Только вот боюсь, ничего дельного не выдаст мне Яндекс по этому вопросу.
- Ты забываешь о том, к какому гигантскому содружеству мы принадлежим,- проговорила Алиса.- Тысячи братьев и сестер по всей стране. И все связаны друг с другом телеграм-каналами и ватсап-чатами. Стоит только бросить клич, и поиски заживут самостоятельной жизнью.
Идея была на вес золота, я чмокнул Алиску в знак благодарности и поспешил домой, сгорая от нетерпения приступить. Алиска отстраненно ответила на поцелуй и не стала предлагать меня подвезти. Я небрежно подумал, что она все еще дуется.
Дома я в первую очередь проверил соцсети и в очередной раз зло удостоверился, что от Лены по-прежнему нет вестей, свои страницы она не посещала. Потом залез в шкаф и снова вытащил на свет то загадочное фото, отправную точку моих изысканий. Впился глазами в лошадиную физию коротконого мужика и простовато-дебелый циферблат тетки, словно пытался прочитать их радиоактивные намерения. Я было зачислил их чуть ли не в штирлицы, но в жизни, как обычно, простые выводы имеют наибольшую вероятность, и истина о родственниках Лены высечена природой на их лицах.
Я налил себе кофе, растер немеющую руку и засел за комп. Аккуратно сформулировал запрос и забросил его на самые разветвленные интернет-каналы, к которым примкнул со дня выписки из наркологички, такие как «Трезвый дом», «Выздоровевшие» или «АА-онлайн». Я спрашивал людей, обладает ли кто-то какой-либо информацией об Озерске, о катастрофе 57-го года, о группе людей, называющих себя «светящиеся сестры» и об алкогольных последствиях жертв аварии. Я предположил, что наверняка в СССР велись исследования в этой области, пусть алкоголизм и наркомания были официально зацензурены. Я предположил также, что гремучая смесь алкоголизма и радиации могла привести людей к помешательству, галлюцинациям, агрессии и преступлениям.
Первые месяцы после того, как мой организм освободился от остатков транквилизаторов, которыми меня щедро закалывали в наркологичке, я набухивался во сне каждую ночь. Тогда я вскакивал с постели в смертельном испуге, обливаясь холодным потом, а после того, как осознавал, что это был всего лишь сон, испытывал оргазмическое облегчение. Потом со временем пообвык, и игры разума стали меня забавлять. Я думал, что со временем эти сны пройдут, но они никуда не девались. Я поинтересовался, как с этим у
