он такой. В этом смысле она есть его экзистенция. Благодаря ей он может отвлечься от всего остального, внешнего ему, материального, и войти в себя, стать самим собой. Здесь уже есть Я. Тут можно встретиться со мной, как существом мысли. Но мой автор боится самого себя, он редко входит в это пространство души, измерение духа в ней. Душа появляется от трения духа о среду, иную духу. Так материализуется дух, оставляет на ней отпечаток себя. В этом качестве он есть идея. Когда идея начинает сознавать себя в материи, которой ограничена, определена в качестве тела, тогда она пробуждает человека от сна материи, материальной, телесной жизни, даруя ему себя в виде мысли. Я есть ответ на вопрос человека о том, кто он есть. Он мыслящий, если сознает свою экзистенцию, не столько свое место в мире, сколько место мира в самом себе. По- моему, это самое важное. Для человека же, как материального, социального существа с душой, важно место в мире, прежде всего, в мире людей.
Все возвращается на круги своя. В каком смысле? В смысле возвращения к началу в конце жизненного пути. Так старые люди признаются, общаясь со внуками, что живут второй раз. Как я понимаю их! Потом они, естественно, впадают в младенческое, маразматическое состояние, опустошаются до нуля (обнуляются) и исчезают, уходят туда, откуда вышли, - из неведомого истока. Это означает, что на твоём месте начинает новый жизненный путь уже другой. Иначе какой смысл заново проживать ту же самую земную, материальную жизнь?!
От того, как человек умирает, зависит то, куда именно он попадёт. Конечно, это попадание в цель, в "яблочко" или в "молоко" зависит и от того, как человек вёл себя в жизни вообще, какого образа жизни и мысли он придерживался, какую жизнь он вёл. Но все же само событие смерти как финальная причина, которая придавала его жизни смысл, заставляла его задуматься над ней очень важно.
Вероятно, тем, кто умирает внезапно, не отдавая себе ясного отчета о том, что случилось с ними, даётся шанс задуматься об этом уже в самой смерти, а не до неё. Это важно не для живущих, а для мёртвых, каким образом им жить после смерти. Человек не исчезает полностью. Он становится призраком и ведёт призрачную жизнь. То есть, для него жизнь продолжается, но уже в качестве жизни призрака.
То, что от него было скрыто прежде, теперь открывается. Но то, что было открыто при человеческой жизни, закрывается. Об этом говорил ещё Платон, утверждая, что души не помнят того, что было с ними до земного воплощения, как и не помнят того, что было при человеческом воплощении. Просто надо правильно, адекватно понять Платона, понять то, что он действительно думал об этом.
На такие мысли меня навело чтение одной стариной книги по тексту автора в качестве героя. В книге шла речь о том, как её герой влюбился в прекрасную даму. Но она не стала дамой его сердца, ибо её сердце принадлежало другому герою. Герой ничего не мог поделать с собой, как в дурном расположении духа от обиды на даму вызвал соперника в сердечном деле на дуэль. Дуэль состоялась. В ходе дуэли я несчастный влюблённый вернул сопернику холод в собственной груди ударом шаги рядом с его сердцем. Умирая на его глазах, счастливый любовник спрашивал его, задыхаясь, о том, зачем он это сделал, - убил его и сделал несчастной прекрасную даму. Ведь он её любил. Закрывая мёртвому глаза, он думал не о том, что от любви до ненависти один шаг, а о том, что ждёт его самого по другую сторону жизни. Будет ли он сожалеть о случившемся? Потому что смерть соперника не сняла тяжесть с его сердца, но, напротив, только ещё больше нагрузило его, подавив окончательно. Что он наделал со всеми уже, как минимум, тремя несчастными? Так нельзя умирать. Именно об этом говорили стоики, объясняя смертным, что человек должен жить и умереть счастливым. Именно тогда его призрачная жизнь после смерти будет, пусть призрачной, но идеальной.
Об этом я думал, когда дочитывал книгу по сюжету, наигрывая грустную мелодию на лютне. Тут, конечно, можно подумать еще о том почему обычно люди любят тех, кто не любит их. Но что это изменит? Во всяком случае это не изменит их. Они будут продолжать делать то, что делают. Такова их неразумная природа. И все потому, что они существа чувства, а не мысли. Единственно, что они могут, так это относиться к духу, преклонив колени и чувствовать себя виноватыми в смирении перед судом бога. В такого бога они веруют. Такова вера неразумных грешников. Кому бог не дал разума, тому, как раболепному, он дал веру в судью, наказывающего грешника. «По Сеньке и шапка». Вся их вера - один страх божий перед смертью.
Размышления о смерти и жизни после смерти привели меня к мысли о том, кем все же был Иисус - духом или человеком? Если он был человеком, то как может быть духом, духовным, идеальным существом? Человек есть на время, дух навсегда.
Что за странное сочетание - идеальный человек? Если человек, то не идеальный. Быть идеальным для человека противоестественно; это рождение противоречит его материальном естеству. Идеальное существо не натурально, а сверхнатурально. Оно существует идеальным, разумным, а не материальным и душевным образом.
Столкнувшись через моего автора с реальным художественный процессом, я был поражён тем буквальным частоколом слов, который отделяет деятелей искусства от самого искусства. Одно дело - творить слова и совсем другое дело за них отчитываться, проходя многочисленные бюрократические препоны согласования у столоначальников, - получать их многоуважаемое "одобрям-с" в качестве необходимого подтверждения.
Судя по всему, ещё большие препоны можно встретить в науке и образование.
Это можно сказать о словах и бумагах, а что тогда говорить о мыслях, как проявлениях самого идеального, иного материи плана?!
Как жить не мне, существу мысли, но человеку мысли в этом царстве цифровой бюрократии? Никак не получится. Придётся вести призрачный образ жизни.
Как только ты вознамеришься быть таким среди людей, каким ты есть наедине с самим собой, то есть, в мысли, так тебя мигом распнут, как Иисуса Христа. Он пострадал за нас не в том смысле, что буквально спас нас от смерти. Он показал нам путь к призрачной жизни после смерти. Жизнь в мысли с жизнью среди людей никоим образом несовместима. Вечная жизнь призрачна. Идеальным можно быть только в идее, в боге, в духе, а не в дукхе, в жизни, как страдании.
За что же поплатился, расплатился своей головой Иисус из Назарета? За свое притязание на царство. Он пытался устроить царство не от мира сего на месте этого мира. За свой идеализм Иисус расплатился материально. Его воскресение из мертвых и вознесение в иной мир буквально означает, что напрасно ожидать изменения этого мира к лучшему. Будет только хуже и не для мира, а для улучшателя.
Тот человек, который живёт мыслью в этом земном мире, обязательно умрёт преждевременно и не своей смертью. Ты можешь думать не то, что тебе думается, но что может подуматься тем, кто устанавливает правила, как тебе следует думать, чтобы ему было понятно. То есть, "по одежке растягивать ножки", и нечего умничать, - что особый, что ли?
Потом из тебя сделают икону и будут молится на твой искаженный от толкования, превращенный, а порой и извращенный фанатиками образ.
Что предлагается человеку? Жить, верить, надеяться и любить. Люби и делай, что хочешь. Можно и так жить, если не ставишь разум во главу угла, не делаешь его точкой зрения на жизнь и мир. Вера, надежда и любовь доступны всем: и умным, и глупым. Но если ты хочешь жить по уму, разумной жизнью, то следует осмыслить эти богословские добродетели. Тогда не вера, а разум служит основой жизни. Он обосновывает ее. В чем заключается смысл веры? В том, чтобы верить. В этом смысл отглагольного существительного. Это филологический, грамматический смысл. В чем заключается философский, логический смысл веры? В ее понятии, в понимании. Мы верим в том случае, когда не чувствуем и не знаем.
Когда же чувствуем и/или знаем, то вера дополняет чувство и знание, придает им вес; тогда мы чувствуем и знаем наверняка. Что это означает? Только то, что чувство и знание служит нам верой, что их достаточно для подтверждения нашей правоты. В таком случае вера употребляется в значении истины, того, что чувство и знания являются верными, то есть, истинными. В данном случае слово «вера» употребляется в познавательном смысле верификатора, подтвердителя, свидетеля чувства и знания. Другим их верификатором является дело. Налицо практический характер веры, то, что мы принимаем чувство и знание на веру, верны, следуем им в жизни. Это вера не как «верно», а как «верность», дельность, сдельность.
Мне ближе вера в смысле того, во что и что можно только верить. Это ее содержание, сущность и сам факт, существование, бытие веры. Такова онтология веры. Но что она есть в плане того, во что ты веришь, то есть, в плане содержания и изложения истин, утверждений, положений (тезисов) веры? Это керигма. Однако люди верят в разное. Это работает и в плане религиозной веры - веры в бога. Какого бога? Такого, который дается в откровении, принимается на веру, то есть, требует обратной реакции со стороны верующего. Верить – это принимать за то, что есть. Что есть бог. Это не «что», а «кто». Он есть «кто». Для меня он есть Я. Моя вера – это идея. Она идеальная. Откровение моего бога – это мысль. Мой культ – мышление. Мое поклонение – это размышление, медитация. То есть, мысль находится для мня не только в сфере знания, но и воления. Для меня мысль деятельная, творческая. Я и чувствую мысль, у меня есть чувство мысли. Мысль придает моему существованию смысл.
Какой же бог дается мне в мысли? Бог – дух и творец. В этом качестве я образ его и подобие, как призрак и замыслитель. Мое дело тайное, невидимое, умозрительное, философское, которое можно разобрать не верой, не чувством, не знанием, не измерением, вычислением, объяснением, но только умом в значении понимания. Понимание здесь берется не в значении «уважения» («ты меня уважаешь – понимаешь»?), но «мышления». В этом смысле философия есть не сама мудрость, всезнание, но путь, ведущий к нему и значимый не менее, чем сама цель. Философия есть метод, путь мысли к истине, как идее. На этом пути философу приходит понимание, является понятие.
Если деятель искусства находится в прекрасном самочувствии и такое прекрасное чувство вызывает в других людях, а деятель науки занят познанием, узнает новое, то деятель философии занят мыслями, медитирует. Поэтому ему нет нужды в новом знании, и он пребывает "вечно" в своем медитативном (задумчивом). состоянии. Новые мысли - это только материал, чтобы быть наполненным, погруженным в мысль, быть в потоке мышления, плыть туда, куда ведет мысль.
В последнее время мой автор носит с собой томик сочинений Николая Бердяева и читает его везде, где появляется такая возможность. Писатель любит читать Бердяева. Ему нравится то, как он излагает свои мысли. Мне тоже нравится Бердяев. Правда, не за слова, а за мысли. Но я не люблю то, как он излагает свои мысли, кружа вокруг да около предмета
