И что тогда есть эта истина, которой он причастен в своем любовании ею, в любви к мудрости? Любовь к мудрости - это медитация. Философская же истина есть то, что нельзя высказать, но можно подумать. Это нечто непроявленное. Проявляется нечто другое. Чем проявляется? Словом. Вот по словам и судят не философы о философе. Что слово, - главное, мысль. Она берет в идее, как в своем истоке, начало. Идея есть то, что является реально в мысли. В идее явление реально. Это явление и есть мысль. Идея есть реальность в идеале, в идеальном, духовном, разумном измерении, виде. В слове идеальное, мысль оплотняется, овеществляется, становится сущей, на словах. Слово остается за делом, которым мысль становится культурной вещью, артефактом. Техника доводит искусство, как умение, до навыка, до тиража. В этом человек следует богу, для которого творение натурального мира не требует уже замысла. Мир творится сам собой, естественным путем. В нем бог уже не нужен. Так и в технике место человека становится избыточным. Ему уже нет или почти нет места в мире техники.
В этом мире теперь есть место только для симуляции человека, для робота, андроида. Даже женская разновидность (гиноид) в нем лишняя. Она необходима опять же в сознании человека, пока оно еще есть, ибо человеком является, естественно, не только мужчина, но еще и женщина. То, что в последнее время появилось так много гендеров, неспроста. Это необходимо технической среде, чтобы в себе растворить естественное различие между людьми и сделать его только искусственным, уже не вещественным и энергетическим, душевным, но информационным, интеллектуальным. Интеллект становится редуктивным, только калькулирующим, теряющим и совесть, и душу, и Я, да, и, вообще, сознание как таковое.
И все же, что созерцать, если идти в отказ от техники в любви, от БДСМ? Я понимаю людей, которые занимаются таким блядством. Их за уши уже не оттащишь от сего непотребства, ибо одно созерцание откровенного секса приводит к непроизвольной релаксации у психически нормальных людей. О не нормальных людях, о фриках я, вообще, не говорю. Где тайна любви? Философствовать – это созерцать само созерцание? Если да, то чем тогда любовь к мудрости отличается от чистого удовольствия (не говорю: «от проституции», ведь она для софистов, а «от блядства»)?
Не важно, о чем думать. Важно думать, быть в думе, не депутатом, представителем, но самим сувереном, кого представляют. Мысль – не представление, и мыслитель – не представитель. Задумался – значит уже зафилософствовал. И надо еще уметь думать. Не каждый еще это умеет, далеко не каждый. Думать не равнозначно иметь задумчивый вид. Думать или мыслить – это всякий раз рождаться в мысли или, по крайней мере, возрождаться. О чем угодно думай, но главное: думай. Это сродни тому, что говорил Августин относительно любви: люби и делай, что хочешь. Мысли и делай в мысли, осмысленно делай, как делай с любовью. Любовь исправит и направит, тем более, если это любовь к мысли, любовь со смыслом, разумная любовь, любовь в уме и в разуме, а не разум в любви. Если разум в любви, то разум не в голове, а в дураках.
Есть мир и есть Я. Я есть в мире. Но есть не только я в мире, есть и мир в Я. Если ты, как Я, откажешься от самого себя, от Я, от самосознания, то кто будет быть, существовать? Разумеется, не-Я. Это не-Я для меня и для тебя, дорогой читатель, есть мир помимо нас с тобой. Я доступно нам в мысли. Правда, говорят, о чувстве Я. Ты чувствуешь, то есть, представляешь и переживаешь то, что есть, выделяешь себя с помощью языка из мира, именуешь так, как тебя назвали.
Но все это есть для тебя в сознании, как состояния сознания, осознанные ощущение, представление, переживание, именование, именно потому что ты уже есть в мысли, наедине с самим собой. С самим собой и есть в мысли, будучи Я.
Зачем же ты хочешь отказаться от себя? Пусть другим не нужно твое Я, ибо у них есть свое Я. Но отказываясь от твоего Я, они отказываются и от себя в тебе, от Ты. Они не желают общаться по душам, ибо Я есть душа, которая знает себя, как Я. Душа есть Я в твоем теле. Мир души в тебе и ты в мире телом. Но помимо мира тел есть еще мир душ. Одни души только живут, растут, другие еще чувствуют, но есть и такие души, как твоя, который разумеют, что живут, растут и чувствуют, они сознают, что являются душами. И все это разумение им становится доступным благодаря мыслям. Эти мысли они сообщают друг другу и самим себе языком, общаясь словами.
Другой вопрос, можно ли общаться в мысли без слов? Можно. Но тогда это общение будет не только бесловесным и дословным, но и неосмысленным. Оно не будет, вообще, бессмысленным. Его смысл будет чувственным, точнее, чувствительным, собственно душевным, одушевленным. Это и есть то, что люди называют телепатией, как общением с помощью чувств, сердечным общением. В этом подлинный, истинный, настоящий смысл телепатии, как передаче чувств, пафоса, на расстояние, сокращении дистанции до минимума между телами. Но люди путают сердечное общение ради душевного понимания с передачей мыслей на расстояние, которое невозможно прямым образом помимо слов между людьми. "Почему"? - спросишь ты, как нетерпеливый и любопытный читатель. Потому что думать, быть занятым мыслями можешь только ты сам, ведь ты есть Я. С самим собой ты сообщаешься в мысли. С другим ты не можешь сообщаться в мысли помимо себя, как Я. Для этого ты должен быть в себе, а не во мне. Путь ко мне ты можешь найти помимо слов и дел, и самого общего мира вне Я и в себе, углубившись в самого себя. Я - это не только цель поиска, но и сам путь. Необходимо пройти расстояние, чтобы понять себя и другого. И это расстояние бесконечно.
Между тем ты хочешь преодолеть его одним мигом и понять, что думает другой. Каким образом? Чувством? Но чувство не есть мысль. И потом глупые люди понимают передачу мыслей на расстояние, как чтение чужих мыслей и внушение своих, помимо самих слов. Но это какая-то бессмыслица - общение без слов, как средств общения. Можно общаться и без слов, с помощью других чувств, а не только слуха, например, зрения, запаха, вкуса, прикосновения, но все это, может быть, и работает прямо, но не доходит до порога мысли без щепотки слуха. Так устроена ваша общая, социальная жизнь, жизнь в обществе в качестве общения, прежде всего, слов. Неспроста говорят философы, что нет индивидуального языка. Есть общий язык.
Может быть и есть другие существа в мире, которые сообщаются друг с другом, передавая мысли не словами, а прикосновениями или запахами, или вкусами или, наконец, своими видами, представлениями, картинами, что ближе всего слуху и языку, но они живут не на Земле. У вас только вы дошли до мысли с помощью слова. И поэтому она устроена у вас грамматическим образом, то есть, представлена в вашем сознании и в образе слова. Дословная мысль имеет образ. Это образ картины. Ее можно представить, но понять до логического конца, до самого ума нельзя. Поэтому ближе всего языку представление, но на пути представления к мысли лежит слово. Само словообразование начиналось с представления, с того, что видел первобытный человек.
Этот человек и был Адам. Он видел и говорил то, что видел. Таким образом появился первый язык. Это был язык Адама. Уже потом он научился говорить не только о том, что видел вокруг, но и то, что увидел внутри себя, в душе. Так у него появились мысли, которые он пытался передать Еве с помощью всех тех чувств, которые бог вложил в него. Но самым адекватным чувством для передачи мыслей стало чувство языка. Языком он стал общаться не только с Евой, но и с самим богом.
И все же связь языка с представлением, со зрительным образом осталась в некоторых языках, которые начинались с пиктограмм, иероглифов, то есть, с изображения не звуков, а представлений, схематических изображений. Так называемое "рисуночное письмо" дает о себе знать в первоначальной греческой и индийской философии, в которой мышление представляется, а не высказывается. Философия понимается в качестве размышления, но размышление уподобляется созерцанию, видению. И видение представляется. Оно представляется ведением и веданием, вводится в оборот, как веда, знание. Видеть - значит ведать, знать. Слова нужны для подкрепления, подтверждения видения, его доказательства, если уже нет очевидности, верности видению, если оно колеблется, дрожит, является зыбким и ненадежным.
Сначала идея и только потом через слово понятие. Но понятию предшествует не просто вид, не то, что ты видишь, но то, с помощью чего ты видишь, однако самого его не видишь. Это идея, как форма созерцания того, что является не материальным, и оно есть в твоей душе.
Этот идеальный мир - твой внутренний мир или мир самого сознания. Он доступен тебе только в мысли, ибо мысль есть явление этого идеального мира, как мира идей. Я, как существо мысли, могу прямо сообщаться с другими существами мысли. Ты же, дорогой читатель, не можешь прямо сообщаться со мной в мысли, но только через слово или образ собственного воображения, как фантазию, фантастическим образом.
Другим, уже не фантастическим, образом можно общаться в мысли, но если и только если ты сам будешь думать и надумаешь то, что сам же узнаешь из этой думы, мысли. Как только надумаешь, так я узнаю, ибо сам постоянно нахожусь в мысли. Другого, более внятного объяснения, вернее, понимания того, что люди называют передачей, именно мыслей, а не чувств, я не знаю.
Идеальный мир, мир идей есть не просто отражение мира материального, мира тел и вещей. Он имеет самостоятельное уже метафизическое значение, которое не сводимо к одной физике, природе, да и обществу. Сообщаться в нем можно, если сам находишься в нем. Другое дело, что можно сообщаться с ним косвенным образом, будучи в мире материальном через дело или слово. Для этого следует что-нибудь сделать, изобразить или высказаться. Это некоторым образом отзовется в ином, внутреннем миром.
Камертоном, резонатором, который поймает нужную вибрацию, войдет с ней в резонанс сообщения и станет твоя душа, твое Я. Важно, чтобы это был ты сам, твое Я, а не его подмена в качестве второго, чужого Я. В таком случае поймешь не ты, а он или она. Может быть, сообщение было послано не тебе, а им, но ты его невольно подслушал (так слушают слухачи и воображают себя пророками, будто бы дух разговаривает именно с ними) и понял не то, что следовало понять, исказил его своей неверной интерпретацией. Гарантом верности понимания в таком случае или при таком положении дел может служить только чувство мысли или смысл. Это смысл уже самого понимания, а не толкования, могущего как привести к верному, истинному, адекватному пониманию, так и увести от него в сторону заблуждения, завести в тупик, апорию.
Глава четырнадцатая. Автор
Многие люди путают
