который запретил ей бывать на городских празднествах.
Но на сей раз, повинуясь необъяснимому порыву, она посетила покои своей фрейлины, и стала говорить с ней о неотложных государственных делах.
— С чем мы столкнулись? Если бы это была стихия! Но это самая передовая наука, выстроенная на всемогуществе человека, на его интеллекте, где все расчеты сделаны на одних и тех же данных и принципах. Это высшая стадия развития науки, но она все же оставляет нам лазейку. Она оставляет возможность увидеть не явь, а сон, потому что мир сновидения всегда превосходит явный мир даже с самым совершенным мышлением и интуицией, потому что мы живем в мире с самым высоким уровнем магического сознания.
Здесь непознанные законы бытия и непознаваемые сущности, невидимые закономерности, о которых простой человек не имеет ни малейшего понятия, кажутся естественными, как если бы облака составляли основу мира. Во сне сны формируют явное и делают возможным невыразимое словами. Я не знаю, что станет с миром, появись у нас знание того, во что он превратится потом, после полного краха магии, скорей всего, он просто исчезнет. Чтобы заполнить образовавшуюся пустоту и никому не нужную пропасть, мир заполнят сновидения и населяющие их твари, не утратившие способности быть. Эти существа будут терзать людей — и действительно станут причинять им мучения, потому что человек будет в полной власти жалких страхов — наверно, будут придуманы какие-нибудь новые боги...
Это страшно и так просто понять не получится. Необходимо разобраться в себе, подняться на такой уровень, где проблемы исчезнут сами собой. Что за силы стоят за всем этим, откуда они и зачем -- мы не знаем ответа. Кто переделывает наш мир под свои интересы? Чья-то злая воля, чье-то непомерное тщеславие?.. Дьявола? Сомнительно. С чего бы дьяволу рушить этот мир? А на деле приходится непрерывно бороться с химерами. Причем, вполне себе могучими. Ибо глупость мироздания вполне способна преодолевать интеллектуальные барьеры… И еще прогресс может выглядеть как запертый тупик. И чем дальше ты вглядываешься в мрачный тупик, тем сложней оказывается выбраться. Человеку… А если не человеку? Странный вопрос, не правда ли?
— Да, королева, более чем странный! — подтвердила дама.
— Так что хочет этот ваш эльбинорский гость? — переменила вдруг тему Мильдогена.
— Конечно, он не понимает всей ситуации... Он как слепой — пытаешься ему что-то объяснить, а он на тебя глядит как на дятла, даже отвечает не сразу.
— Это может быть опасно... — озабоченно сказала Мильдогена. — Как он вообще вышел на вас? Только честно. Я хочу знать.
— Его брат, наш агент в Лаагаде... он был на связи со мной и умер при невыясненных обстоятельствах.
— Так он ищет правду... Но где же она? Если ее нет ни в прошлом, ни в будущем? Да, именно в этом и заключается его цель... Вот почему он и является к вам в виде лохматой мумии, Зиентара. Потому что он тень! Он никто!
— Позвольте мне... я всё объясню ему, сделаю всё возможное, — сказала Зиентара, стараясь смотреть собеседнице в глаза, потому что чувствовала, как теряет почву под ногами, и речь ее теперь звучала обрывисто и невпопад, а губы кривились в подобии улыбки.
****
После визита к даме, котрая была связной его брата, по-прежнему не определившись касательно своих дальнейших действий, Йортен зашел в таверну и провел там там два с половиной часа за кружкой пива. Но оказалось, не все посетители забыли о том, что он тоже в состоянии говорить. К нему за стол подсел длинноволосый эльбинорец — это было понятно по его костюму — и, дружески подмигнув, спросил:
— Давно в Тубзерине, земляк?
— Не очень. Второй день, — ответил Йортен. Он не был пьян, но чувствовал, как мир вокруг кружится и плывет в каком-то неопределенном направлении.
— А я тоже только что с прогулки, от Зиентары. Прикольно тут.
Йортен насторожился, так как не ожидал столь откровенного захода с упоминанием важных имен от незнакомца.
— Скажи мне проходное слово первого градуса, — невыразительно произнес он. Длинноволосый оглянулся по сторонам.
— Пустой зал вроде, ха-ха. Я же покажу... начало слова, — сказал он, доставая из-за пояса медную букву. — А всё слово скажу завтра. Когда ты проспишься...
****
В жарко натопленном зале горели сотни свечей. Стол, за которым они сидели, был уставлен яствами. В центре стола стояла серебряная ваза с фруктами, румяными и пахучими. а рядом на большом фарфоровом блюде — горка пирожных, похожих на слоеные сердечки с миндальной начинкой. Перед Мари возвышался хрустальный кувшин с красным вином.
— Пей, Мария, угощайся! Это старинное вино "Слезы Христовы". — Он отпил из своего бокала. — Тебе не будет казаться, что ты пьешь кровь... это у тебя из детства. И вообще здесь все пьют вино, так что стесняться нечего....
— Где мы? — спросила она.
— В чертовом аду, так сказать... — Он обвел глазами просторный зал с черными стенами. — Тебе нравится, как я говорю? Просто эти слова и выражения кажутся мне нормальными. Ты согласна со мной, дорогая?
— Да, — сказала Мари и пригубила вино гранатового цвета.
— Много общего в наших судьбах, ты не находишь? Мы оба оказались непокорны Богу за что и были низвергнуты — я с небес, а ты вместе с мужчиной из Эдема...
— Увы, я не Ева, — со смешком сказала Мари.
— Все женщины — те же Евы... ее дочери, можно сказать. Сосуды греха!
— Это очень точное определение. Но только если понимать его в переносном смысле, конечно. И не для всех. На самом деле женщина — это нечто прямо противоположное, но за некоторыми исключениями.
— О, правда? А какие они? На кого похожи, например? Я, наверно, не очень похож на мужчину? Или на змею? А у них, значит, всё наоборот? Скажи тогда как! Ты ведь знаешь? Вот так вот, прямо.
— Ну, мы бываем коварны... и ветрены. Прости, но у меня нет времени на разговоры...
— Не торопи время, женщина! Тебе повезло — я тебя принимаю у себя, а ты меня — ни в коем случае! Правда? — Он выжидательно смотрел на нее. — А в большинстве своем вы такие и есть, да?
— Как это может быть? Господи, надеюсь, нет. Господи! — Она жеманно улыбнулась. — Или в вашем присутствии его нельзя упоминать?
— Да мне всё равно! — Он махнул рукой. — Ты не обманула! К тому же, ты не ушла от вопроса! Но ты его и не оценила вовсе... Какие женщины коварны? А в ком из них нет лукавства. Сама, кстати, знаешь — и у мужчин тоже есть недостатки. Между нами, не меньше, чем у женщин. И не безобиднее...
— К чему об этом говорить? — Мари решила перейти к главному. — Вы ведь знаете, зачем я в Эль-Биноре. Здесь я на задании... если вы поможете мне выбраться из отсюда, я готова помочь вам. Чем смогу. Но только взамен на свою свободу, да!
— Какую свободу? Здесь нет никакой свободы! Вообще никакой. Можешь мне поверить. Ну скажи — какой смысл в твоем задании? Во всем этом.
— Тогда зачем мы вообще перенеслись в ваше жилище? Пьем вино... Вам нужно было это для чего? Чтобы объяснить мне что-то? Лучше было бы провести со мной время в лабиринте...
Он рассмеялся и сказал:
— Самый короткий путь никогда не будет прямым. А тот, что оказывается правильным, обычно крив.
Й
— Самый короткий путь никогда не будет прямым. А точнее, верней всего будет тот путь, который является самым главным для тебя, — сказал он. — Хочешь, возьми мою тогу, и ты сможешь перемещаться, как я, — в любую точку пространства.
— Если бы мы не знали, на что идем, я бы еще приняла вашу тогу. Но я знала... Так на чём я остановилась? Хорошо, я скажу... Потом нас будут крыть матом. Потому что нам нечего будет ответить, мы будем просто молчать. Они будут кричать и плеваться. Когда перестанут кричать, начнется самое страшное. У них не будет слов, так как надо будет признать нас богами. Даже если мы не будем требовать, чтобы нам поклонялись, у нас будут инструменты, которые захотят называть "вещами богов".
Ждать осталось недолго. Года, может быть, два. Я не могу сейчас точно сказать... У нас есть такой термин — "убожество мысли". Это когда человек говорит о таких вещах, которые приводят в ужас. Он уже не способен поверить в реальность тех образов, которыми он оперирует. Но мы ничего не можем противопоставить им. К этому надо быть готовым. Оглядитесь вокруг. Что вы видите?
Только пыль на том месте, где раньше был цветок. Скоро это место превратится в пустыню. И останется лишь песня ветра и голос разума, повторяющий то, что уже сказано. Которое совершенно не интересно. А до того, как ты состаришься, ты уже этого не услышишь. Если услышишь вообще что-нибудь. Это время пришло, ведь правда? И оно почти наступило. Оно на твоей стороне. На сколько лет? Может быть, на год, а может, на день.
— Да, ты права... Ты умрешь как все. Ну так лучше пусть будет быстрее, чем мучительнее. Почему? Да потому, наверно, дорогая.
— Почему на месте лесов образуются пустыни? А потом, через тысячи лет, на месте пустынь, возможно, расцветут сады. Это игра неподвластных нам сил... Но ведь можно объяснить, откуда берутся горы. Мы знаем, что они образуются в результате столкновения плит земной коры. И если бы это продолжалось без конца, их вершины упирались бы в небо. А когда раз за разом возникают сразу три планеты, которые будто собираются убежать от Солнца, объяснения этому нет...
— Подождите, профессор, не увлекайтесь. Сейчас у вас всё выходит гладко. Но если такое происходит сотни тысяч лет — что такое "ваше время", как вы его называете?
— Это прелюдия к дальнейшему развитию событий, — ответила Мари. — Я объяснила вам самое простое и непосредственное... Мы просто-напросто не успеем пустить здесь корни. Мы возьмем всё необходимое и исчезнем во времени.
— Но здесь есть одно "но". Вы, как выясняется, вовсе не хозяева своего времени. Вы можете его только моделировать. Можно сказать, что вы просто играете в игрушки. Вечные человеческие игрушки, которые не отбрасывают тени... И что будет потом, вам совершенно не ясно. Хорошо, я не буду вам мешать. Это даже забавно — наблюдать за вашими прыжками...
****
Жизнь в лесу имеет свои преимущества: если погода ясная, то из маленькой свежей рощицы можно увидеть такие картины, от которых мороз продирает по коже. Когда он увидел их впервые, даже не поверил себе, и долго не мог поверить, что вокруг настоящая жизнь...
Чжоэн знал, что кавалер Фьюгарт не пользуется у его нынешних "сотоварищей" таким же мистическим авторитетом, как Кыуниг Рогатый. Кое-кто откровенно роптал, не понимая куда ведет Фьюгарт, не успевший стать для них своим после смерти главаря шайки. Говорили, что раньше он служил императрице, пытавшейся наставить его на путь истинный, но поссорился с ней по поводу тайной ложи "Великой орхидея", предупреждая о грозящих последствиях.
— Мы должны поднять бунт, — сказал Чжоэн двум разбойникам. — Фьюгарт не говорит нам о своих целях, в Эль-Бинор, похоже, нам не попасть... Тогда чего он хочет? Может, сдать нас властям и получить вознаграждение? Что он задумал? Кто знает? То-то же...
— Тебе, выскочка, жить надоело? — услышал он в ответ. — Кавалер церемониться не будет. Вздернет тебя на первом суку... Понял? Вздумаешь кочевряжиться, он шутить не любит!
— Только если вы будете его слушаться как главаря. Если покажете свою независимость, он не рискнет...
— А нам-то что до тебя! Подыхай как
