сейчас?
— Я предполагаю, что им теперь негде быть, кроме как в метрополии Империи. Их миссия в Тубзерине потерпела фиаско... и я бы на их месте поехала туда хотя бы из любопытства.
"Итак, в Институте с самого начала знали, что Артебов не хочет возвращаться. Но для нас с Ламом и Магдой дело было представлено таким образом, как будто сотрудник Института пропал, и его надо найти, спасти… исполнить великую миссию. Мы чувствовали себя почти героями, а, выходит, у нас банальная эпизодическая роль", — невесело размышлял Чжен. Он чувствовал себя картриджем, расходным материалом в чужой игре.
Для него работа всегда была любимым хобби. То, что они делали в лаборатории, он, то ли в шутку, то ли всерьёз, называл боготкачеством. Одно время Чжен был единственным теоретиком-лоялистом в лаборатории, остальные были мистиками-энтузиастами, обожающими Чжуан-Цзы и Юнга, за что были изгнаны, а их кабинеты заняли другие. Тогда же, наверно, всё изменилось, и система стала работать иначе. А он в то время этого не понял.
Чжен не был лично знаком с Артебовым, но видел несколько раз во время его ярких публичных выступлений. Он вспомнил, что однажды случайно услышал, как Артебов, разговаривая на лестнице с какой-то женщиной, смотревшей на него не отрываясь, печально обронил, что устал от хандры и хотел было уйти, но зачем? Уйти, чтобы скучать в другом месте?
Орнелия (как с её молчаливого согласия Чжен стал называть Аалтосорнелию) предложила на всё забить и уединиться вдвоем, уехать в заброшенный дом на озере в зарослях экзотического леса. Когда-то давно, оказавшись в сложных обстоятельствах, она была вынуждена скрываться и случайно его обнаружила. Сначала эта мысль показалась ему странной, и даже абсурдной — они были едва знакомы. Впрочем, он ничего не имел против этой идеи. И чем больше он о ней думал, тем больше склонялся к мысли о том, что именно это ему сейчас и нужно.
Чжен чувствовал, что шеф предал их группу, не знал, как выйти на связь с Ламом и Магдой, и в целом в его душе был такой раздрай, а в голове такая каша, что пора было брать тайм-аут. "А для этого лучше всего подойдёт спальня и девичье тело", — подумал Чжен. Настроение стремительно улучшалось...
"Да, тело. И она сама… Пусть девочка получит удовольствие. Почему нет? Будет жарко. Мы оба будем удивительны…" Он стал целовать ее немного влажное лицо и нежную шею, представляя, какой у неё, манящий пупок… В этом доме на краю света всё встанет на свои места. Из приоткрытой на озеро двери, зазвучат фанфары, станет светло и тихо на душе…
"Решено!" — выдохнул Чжен, мягко дотрагиваясь рукой до ее блестящих каштановых волос. Она повернулась к нему и поцеловала в губы. А через секунду Чжен почувствовал, что ее рука уже лежит на его гладком животе.
****
— Братья императрицы Чуи и Гектос вовсе не слабоумны! Такие слухи о них распустила их старшая сестра Кариоментия, чтобы захватить полную власть в Империи. На важном фамильном балу она подговорила братьев устроить якобы шутливый розыгрыш. Одного она обрядила в азиатский наряд и набросила ему на плечи накидку из медвежьей шкуры, другой был в латах и шлеме, похожем на голову орла. Лица их были сделаны неузнаваемыми с помощью масок из воска, пропитанного специальным составом. Кроме того, она опоила их каким-то зельем... — рассказывала Лааму и Меагде по дороге в столицу экзальтированная особа, с которой они познакомились на постоялом дворе накануне вечером. — Придуманный маскарад и это зелье действительно подействовали: переодетые сестрицей братья словно перестали что-либо различать вокруг. Всё было сделано настолько хитро, что они без труда произвели жалкое впечатление на самых влиятельных людей Империи. В поведении их сестрицы же просматривались здравый смысл и рассудительность.
— Зачем же они согласились на это странное представление? — с легким недоверием в голосе спросила Меагда.
— Возможно, на мысль так обыграть дело Кариоментию навел их незлобивый характер, а также то, что они оба получили плохое образование, не были амбициозны и до поры до времени не возражали против правления сестры, — продолжала особа, обмахиваясь веером, пока они ехали в ее карете. — Однако нашёлся человек, который открыл им глаза на то, как бессовестно сестра их оболгала, и объяснил их права на императорский трон. Этого человека зовут Лоерти...
Н
Наверняка в прошлые века такие операции назывались не иначе как "гильотиной". Хотя, думаю, тогда в ходу был несколько иной термин... но название было уже точно лишним.
Если бы люди вообще не помогали друг другу, то мы до сих пор сидели бы в пещерах. И не было бы ничего хуже — именно потому, что ничего хорошего быть и не могло… В этом смысле мир похож на машину, которая со страшной скоростью несется в пустоту… А мы тут прикидываем, не заглохнет ли она на крутом повороте. Ничего в мире не пропадает. Каждая душа возвращается к своему духовному истоку. Это непреложный закон.
Опять, опять трагедия века и человечества — кто бы мог подумать, что всю эту пропасть надо пересекать в буквальном смысле — перешагнув ее через голову. Происходит подмена смыслов и ценностей. Возвращается рабство, по сравнению с которым Рим выглядит детской шалостью. Или игрой. Истоки трагедии — в ослаблении внимания человека к природе и, главное, к собственному физическому естеству. Мы — рабы привычки, себялюбия, самосознания, которые, собственно, суть и есть желание человека изменить себя и всю Вселенную, чтобы ему было за что себя уважать и перед кем понтоваться.
А правда такова, что носители человечности никогда не будут не только менять что-то к лучшему, но даже станут и думать иначе — из-за того, наверное, что подсознательно, из мистического самосохранения, все время страшатся глядеть правде в глаза. Самосохранение — это инстинкт, в котором нет ничего человеческого. И потому так страшна для носителей человечного взгляда настоящая жизнь, полное раскрытие неведомой до сих пор бездны.
Как сказал один мудрец, "мы все воображаем, что есть где-то рай, а где-то — ад. Они не ГДЕ-ТО, они здесь, вокруг нас, и они всегда сосуществуют: мучители живут в раю, а мученики — в аду, и Страшный суд давно уж состоялся, а мы этого не и заметили за хлопотами о будущем…" До тех пор пока мы молоды, надо искать золотую середину и жить в настоящем. Надо просто делать то, к чему лежит душа, чем ты занимался всю свою жизнь, вот и всё. Счастье не в том, чтобы убежать от действительности, счастье в ее гармонии с душой. Все остальное — как бы красиво ни пел соловей — подделка.
Хмурое небо над головой — только пыль на ветру, этот мир — суетное человеческое жилье, в котором мы прячемся от воли Божией и ищем над ним укрытия от самого Бога. Но в сердце у нас лишь место, где Бог живет, хотя кто может это знать? Это один из вечных и самых главных вопросов — а это тайный и самый главный ответ… Мучитель начинает испытывать муки, когда чувствует в себе Бога, ведь он сам и есть бог... Тот Бог — страдающий мучитель. Наша судьба — как мы долго живем на свете в человеческом облике!
Бесконечная борьба за что-то на этом свете, чего даже не понимаем… Бедные путники, возможно, мы не осознаем, какой чудный свет вокруг… В этом главное человеческое искушение. Нет, я вовсе не боюсь мучений, эти люди, отрекаясь от него, превращаются в существо без чувств… Бог вовсе и не знает их. Я не думаю, нет, это они боятся… но не говорят, что верят в него. Иногда они верят, или точат ножи — отравленное железо своих душ. Мое зеркало… Там нет того, во что мы верим. Просто там в зеркале ужас.
Так думал Оортебус, принимая решение навсегда покончить с этим. Он перестал выходить на связь с Институтом. Стал лечить жителей Тубрезианского королевства, приобрел известность и уважение. А потом его неожиданно похитили эльбинорцы — так он познакомился с королем Лаурамой. Король был в отчаянии, его единственный наследник умирал от неизвестной болезни. К счастью Оортебусу удалось создать лекарство — оно не могло исцелить королевича, но было способно поддерживать в нем жизнь.
Суть модераторства — искажение независимого развития. Направление его в нужное русло. Нарушение исторической преемственности развития целых поколений... "Правильная передача власти"... Когда ростки самостоятельности затухают, безвременье, получаемое от такой передачи власти, переносится на всё новые поколения. Что приводит к деградации. Катастрофе. Модератор может иногда стимулировать развитие в определенном направлении. Но он должен постараться подчинить его общему плану, цели которого далеко выходят за пределы интересов местной элиты. И тогда метастазы будут слабо выражены. Получится симфония. Симфонии были очень редки в истории. И Оортебус разуверился в своей миссии.
****
Король Лаурама искренне обрадовался, увидев Фьюгарта в приемной замка. Видимо, ему не составило труда догадаться, с чем прибыл его старинный знакомый. Фьюгарт ожидал королевской аудиенции в узком проходе, где на стене символично висело несколько щитов и мечей с разноцветными рукоятками.
— Что привело вас в наши края, кавалер?
— Дело, великий король! Безотлагательные дело, — ответил нежданный гость.
Они были знакомы со времен тубзерино-эльбинорского конфликта, когда с разных сторон отстаивали необходимость мирных переговоров.
— Пошли, пошли... — сказал Лаурама и увел кавалера в свой кабинет под неодобрительные взгляды эльбинорских вельмож.
Рабочий кабинет короля напоминал скорее каюту. По сравнению с обычным интерьером он выглядел необычайно. Его потолок был обит белым шелком с вышитыми яркими птицами. Вся комната была заставлена книжными шкафами, а стены покрывали географические карты, на которых были изображены моря, острова, страны и их столицы.
— Давно в Эль-Биноре? — спросил Лаурама, усаживаясь за широкий стол.
— Да только приехал... — ответил Фьюгарт.
— С какими целями?
— Разыскиваю трех иэрских лазутчиков, одинаково опасных для наших королевств. По моим данным они должны были встретиться здесь для реализации своих гнусных замыслов. У всех троих безупречное алиби — они, похоже, заснули на могилах своих прошлых жизней.
— Не слышал о таких... мои головорезы мне не докладывали, — удивился Лаурама. — И что, они уже здесь, эти негодяи?
— В том-то и дело... Стыдно признаться, но я потерял их след. А у вас не происходило чего-либо подозрительного? Ну, например, кому-нибудь приходила в голову мысль о перевоплощении? Хотя бы на время? — добавил он со слабой надеждой.
— Была здесь одна странная н е г р и т я н к а. Она представила прекрасные рекомендации и я взял ее ухаживать за больным сыном...
— И что же? — насторожился Фьюгарт.
— Она сгинула в одночасье так, что и след ее простыл. Прислуга доложила, что она отправилась осмотреть лабиринт... Сумасшедшая! Я отправил по ее следу своего умнейшего пса, но тот вернулся один!
— Инсценировала суицид? Куда же она могла исчезнуть?
— Возможно, она где-то выбрарась на свет божий. Кажется, ее звали Маори... Я и сам не представляю себе, куда может завести этот лабиринт. Может, она подалась в метрополию... — Взмах руки в сторону ближайшей карты.
— Почему в метрополию?
— Да ведь к ее
