Наверняка шеф считает, что задета честь лаборатории.
— И какой будет наша роль в здешнем бардаке? — спросил Лам сквозь спазмы в горле. Видимо, свой последний вопрос он адресовал не только Азиму, но и кому-то еще.
— Вам следует отправиться в метрополию и отыскать там епископа Тубзерина. Исходя из новых данных, епископ и есть тот человек, которого завербовал Оортебус. Там вы и встретитесь с Мари...
— Ого! Тогда мы сейчас же туда и тронемся... А дальше? После того как мы добьемся аудиенции у епископа?
— А там уж вы придумаете что-нибудь, — сказал Азим, развеселившись. — Это же не займет у Мари много времени?
— Как знать... — На самом деле Ламу совершенно не хотелось думать о том, что последует за их с Мари встречей. — В общем, нас простили... и разрешили остаться. А где сам шеф?
— Не знаю... Его второй день не видно.
****
Вещи Чжоэна нашли в первый же день его исчезновения. После трехдневных попыток отыскать самого беглеца кавалер Фьюгарт погрузился в сумрак и вызвал Демона смерти. Демон явился не один, а с двумя фигурами в масках из черного шелка. Несмотря на траурные одежды, они были обуты в тяжелые позолоченные сандалии, украшенные кошачьими ушами. На поясах висели медальоны, на которых были выгравированы причудливые звери, птицы и рыбы, а также знаки пяти стихий. В руках все трое держали длинные двуручные мечи, вокруг которых струился зеленый свет.
— Зачем ты звал меня? — раздался громовой голос Демона.
— Призываю тебя, чтобы наказать негодяя, посмевшего нарушить закон твоего ордена, — смиренно ответил Фюгарт. — Пусть он будет наказан самым суровым образом. Но умоляю, не лишай меня твоего покровительства!
— Я верю тебе, брат, ты не хотел меня обидеть, — сказал Демон тише и спокойнее. — Говори, чем он провинился! Я прощаю все проступки, кроме преступлений против Великого таинства, ибо тогда речь идет уже о других, более чудовищных вещах. Говори скорее!
— Он нарушил клятву...
Демон смерти взмахнул мечом. Фьюгарт затрясся, упал на колени и добавил:
― Он угрожал мне! Он называл клятву богохульством. Это совершил брат Чжоэн, который ныне отправился к темным ангелам, принявшим на время образ твоих демонов!
― Какое лицемерие! Он не уйдет от возмездия,― воскликнул Демон. ― Клятва ордена священна. Отныне брат Чжоэн понесет наказание по справедливости! Я буду последний, кого ты встретишь, пока ему не отрубят голову. Ты примешь ее в свои руки...
― Слушаюсь. Я уже вижу это.
Он знал, что порою непреодолимое влечение заставляет человека совершать безумные поступки. Но он знал и другое: осознание этого в собственной душе может довести до безумия. А это и было его кошмаром. И такое уже случалось в его жизни. Сон становился явью, правда, во сне — и это заставляло его просыпаться и жестоко страдать от несбыточного. Теперь он может испытать это наяву, и в этом была вся суть.
― Кавалер... кавалер, проснитесь,― звал его кто-то, тряся за плечо.
Фьюгарт открыл глаза и увидел, что лежит на кровати в маленькой комнате, а над ним склонился мужчина в странной одежде. Он был в сером и перепачканном маслом фартуке. На голове у него была круглая красная шапочка. В одной руке у незнакомца был острый нож, которым он разрезал салфетку, сняв ее со лба кавалера.
― Где я? ― спросил Фьюгарт.
― Вы в доме лесника, ― ответил мужчина. ― У вас случился сильный приступ лихорадки. Но, кажется всё позади...
― А где... мои спутники?
― Вы про этих ужасных людей, что принесли вас сюда? Они ушли, еще вчера. Они ничего не сказали... Кто вы? Как ваше имя? И как попали в наши места?
― Всё объясняется очень просто. Я расскажу вам... позже.
― Вы кричали во сне. И бредили про каких-то демонов. Это ваши знакомые? Они чего-то от вас хотели?
― Они не причинят мне вреда. Просто здесь, в замке, они ещё не были.
Мужчина покачал головой и сказал со значением:
― Кавалер, это не замок. Это мой дом. Когда вам станет лучше, вы увидите все сами. Здесь красиво. Только иногда очень одиноко. Вам, может быть, будет трудно здесь выздоравливать. А впрочем, какая разница... Дверь здесь ведёт только в одну комнату. Двери в другие комнаты заперты... Вы поправитесь.
М
"Не надо торопить время. И не надо ничего бояться. Пусть Господь будет милостив к твоей душе и дарует ей благодать. Помни об этом и не скорби из-за того, что у тебя нет сейчас. Когда-нибудь ты увидишь всё таким, каково оно на самом деле", — говорил себе Йортен. Он стал часто встречаться с длинноволосым, пить с ним пиво и беседовать на отвлеченные темы в местах, где им никто не мешал.
Жоамотус же чувствовал, что Йортен затевает что-то... Раз за разом тот заводил разговор о необычных сновидениях. Он задавал странные вопросы, на которые мог ответить только его исповедник. Но исповедника у Йортена не было, судя по всему. Может быть, он придумывал какую-нибудь новую ложь? Однако в любой лжи были хоть какие-то проблески истины... И Жоамотус решился. Поддавшись внезапному порыву, который, как это часто бывало с ним, возник как бы в ответ на безмолвный вопрос невидимой силы, Жоамотус подлил капельку проверенного яда в кружку с пивом, которую Йортен держал в руке, когда тот на минуту отвернулся, заинтересовавшись чем-то в окне.
— Сон... это истинный храм души, куда вступая, ты мгновенно отделяешься от земного, освобождаешься от мирских уз, скорбей и искушений! Разве не сосредоточены в нем все чары, вся прелесть и обольщение древних божеств? — спросил опять Йортен, взглянув на приятеля.
— Что-то такое я уже слышал... Кажется об этом писал эльбинорский философ Иерхений.— сказал Жоамотус. — Мне ли не знать, как это печально. И в некотором роде даже интересно. Не буду мешать тебе засыпать, Йортен. Ещё увидимся... Я буду в твоей жизни соломинкой, в которую можно подуть на всё еще разгорающееся пламя.
— Однако такой сон может служить мне ключом, если я научусь ловить проблески иного, преходящего бытия за золотой нитью сновидений. Тогда я узнаю, где проходит граница миров... Ее тщательно стерегут, так что никому даже в голову не приходит, будто кто-то может попасть туда без приглашения. Пробираясь сквозь темноту сновидения, можно подобраться к золоту свободы — не меньше. В то же время, подобное путешествие не имеет никакой материальной основы, отовсюду нас может спугнуть любой шорох. Однако надо знать, куда идти. Ключ ко всему — одна ускользающая за другой тень, которая рождается, чтобы прийти в себя после самого глубокого сновидческого бытия, — продолжал Йортен.
— Однако мудрец знает: после смерти жизнь опять начнется, и завершится она тем же знаком, какой поставила бы она на месте этой остановки. Сон начинается и кончается с каждым новым пробуждением, и когда одно и то же, в сущности, происходит во сне раз за разом... если это нравится богам, они знают толк в жизни. Так что, дружище, живи во снах, коли для тебя жизнь — это только игра.
Да и смерть не слишком отлична от крепкого сна. А из всех телесных удовольствий единственное в своем роде то, которое рождает действительно интересные сны. И то многие, испытав его однажды, не хотят этого забыть. Но о чем длится крепкий сон, надо спрашивать не меня. Спроси лучше себя, о чём ты видишь сны? Неужели ты не найдешь там то, что ищешь? Поверь мне, там этого достаточно… Боги любят дураков и самоубийц, это я точно знаю, мой друг. А почему, спросишь ты? А только так и должны жить они, ибо все они мудрые существа — какие же еще? Верно, потому что сами были глупы и скудны духом до поры...
Внезапно кружка Йортена треснула и пиво полилось на стол. Он изменился в лице, и его рука потянулась к месту под плащом, где он прятал кинжал. Жоамотус встал и стал отступать к выходу. Мгновение Йортен сидел неподвижно, словно не понимая, что происходит, потом резко вскочил и метнул оружие в своего убийцу.
****
Маори пришпорила коня и последовала за пареньком, которого она наняла в качестве гида для того, чтобы лучше сориентироваться в огромном незнакомом городе. Столица метрополии носила столь труднопроизносимое название, что им можно было пренебречь. Маори решила называть город просто У.
— Если бы вы спросили кого-нибудь, почему у него такое странное название – вам бы ответили, мол, в старых бумагах осталась путаница: одно время так называли саму Империю, но затем какой-то сумасшедший правитель пытался переименовать ее, а все остальные отвернулись от него. После этого он стал называть столицу Метрополисом. Но вы же знаете, как обычно бывает с традициями: любые отголоски прежних легенд – только пыль в глаза. На самом деле название города никто не знает, потому что раньше его именовали иначе. Никто не помнит как, но точно не Метрополисом. Поэтому это название отменили, — объяснял Маори начинающий гид.
Он был тощий и вертлявый, как искатель клада на Лиловом море. Одет парень был в рубаху из грубой шерстяной ткани, а на ногах у него были красные сандалии. Вокруг уже собралась целая толпа ротозеев, привлеченных, видимо, редким здесь зрелищем. Маори вопросительно поглядела на парня.
— Неужели?
— Точно! Столица делилась на четыре части, а именно: торговую часть, где находился центральный рынок; императорскую, в центре которой расположен дворец; и еще две части — деловую и жилую. Названий у них не было. До того как случилась эта история с названиями, был, говорят, парк. Огромный, зеленый, красивый и безлюдный — название у парка тоже было, и, раз уж мы начали об этом, можно сказать, что мы его тоже не знаем. Просто парком называется. Было и всё. В торговой части живут купцы, в деловой — военные и чиновники, ну а в жилой — все остальные, поэтому она самая большая.
— Кто же правит метрополией? — спросила Маори.
— Императрица.
— У нее тоже нет имени?
— Ну что вы! Конечно, есть. Ее зовут Кариоментия. Она очень красива и потрясающе умна! К сожалению, — понизил голос гид, — чего нельзя сказать о ее младших братьях. Они слабоумны... почти. В общении с ними это практически незаметно.
— Что же помешало им занять трон? Разве мало слабоумных правителей?
— Они сатанисты. Я говорю об этом, поскольку всем известно... насколько они порочны. А вот и гостиница, которую я рекомендовал великолепной госпоже, — гид церемонно поклонился. — Это лучшее место для гостей в нашем прославленном городе.
— Прекрасно! Держи. — Маори достала из-за пояса одну корону и протянула ее парню в красных сандалиях. Тот с благодарностью принял монету.
Когда Маори повернулась к толпе глазевших на них зевак, гид сделал несколько движений и жестов, которые, как показалось присутствующим, включали в себя весь репертуар танцев в местных деревнях, совершавшихся по любому поводу. Толпа загудела, задвигалась и стала расходиться.
Из гостиницы вышел слуга, чтобы помочь даме сойти с коня. Маори дождалась, пока он приблизится, положила ему руку на плечо и произнесла:
— Как тебя зовут, друг мой? Я хочу, чтобы ты сказал хозяину, что в столицу прибыла необычная гостья.
Придя в себя от изумления, слуга назвал имя.
****
Предложение Шестипалой бросить работу на Институт и спрятаться в республике Лаагад, а то и еще где подальше, от пронырливых агентов шефа не показалось Чжену привлекательным.
— Хорошо, я подумаю над этим. Но сначала я должен найти Лама и Магду. Ты не знаешь, где они могут быть
