Но только к четвергу, выспавшись, и немного успокоившись, смог вести себя как всегда – то есть ругался. Ворчал и капризничал. Придирался. Фру Хельга однажды сердито ущипнула его – когда он отчитывал «не так стоявшую» Анне-Лизи. А фру Магда даже заботливо потрогала лоб – не заболел ли?!
Неделя выдалась суматошной и какой-то скоротечной.
Однако пятничный «показ» прошёл очень даже на уровне – его женщины сплочённым «боевым» подразделением помогли преодолеть и этот Рубеж. Если так можно назвать уже почти механическую работу – платья сидели на Анни и Марго, как он их уже называл, конечно, не столь эффектно, как на стройных Гудрун, и Мими и Софи, но здесь от него ожидали только чёткой посадки, а не «выпендрежа» с «новым в[i]и[/i]дением»…
Заказ на изготовление Промышленной партии больших размеров фасона начальство разместило на «других предприятиях». Как понял Алексей, ничего про эти предприятия он никогда не узнает… Соображения секретности.
Субботу и воскресенье Алексей посвятил изучению томика и критическому осмыслению почерпнутого, под звуковой фон всё того же футбола…
Плохо. Никаких реальных возможностей для помощи тем, кто мог бы как-то сохраниться в убежищах, или выжить на отравленных и заражённых территориях, он не увидел. Как, собственно, и самой возможности. Там выжить.
Зато узнал, как Нитлер смог выиграть войну: киллер убил маршала Жухова накануне вторжения. Некому стало безжалостной рукой и трезвым мышлением организовать оборону, где все стояли бы насмерть… Запугал всех своих генералов дедушка Таталин, и никто не мог не то, что возразить глупым приказам – а и просто – пикнуть.
Головы полетели…
Правда, когда «Гений от стратегии» взял всё руководство на себя, дела пошли – хуже некуда! Но обвинять в просчётах и потерях теперь стало некого. Хотя дедушка, конечно, нашёл – кого. Командиров на местах…
Тридцать седьмой год повторился, и руководить Армией стало некому – даже сержанты и старшины перебегали к врагу: там, у ларманцев, хотя бы оставались шансы пожить пару лет. Пусть и в Концлагере.
Поэтому в сорок втором, когда войска Вермахта докатились до Урела, Отец Народов поступил честно. Покончил с собой. В бункере под Новозибирском.
Так сказать, с точностью до наоборот…
Вечер воскресенья Алексей провёл в каком-то речном трамвайчике – плавал по мутным и пахнущим тиной, рыбой, и прелью каналам, пялился всё на те же разноцветные фасады, заросшие вьюнком и плющом, и вполуха слушал высокопарное восхваление достоинств исторических достопримечательностей крохотного буржуазного мирка.
Лёг в одиннадцать – завтра с утра снова получать «Ценные Указания…»
Он наконец почувствовал, как перевёрнутые мозги хотя бы частично «вернулись домой»: словно прошло похмелье от ощущения своего бессилия, гнева и отчаяния…
– Вот – второй образец, который вам предстоит… проработать. И воплотить. – губы, как обычно чуть приподнявшие кончики рта, показали что Босс изволит быть доволен, и не сомневается… и т.д. И точно, – Не сомневаюсь, что к его изготовлению вы отнесётесь так же творчески, как к первому. Единственно пожелание – чтобы… изделий в ином[i] стиле[/i] было не более… Двух. – умудрённая голова чуть качнулась, – Вам всё понятно, хэрр Мастер?
– Да, хэрр Ванавермайт, всё понятно. – Алексей поспешил взять с полированной поверхности стола пухлый заклеенный конверт, и восприняв вежливую улыбку как прощальную, поспешил поблагодарить за оказанное доверие, высокую оценку работы Ателье, и заверить, что они всем коллективом отнесутся максимально добросовестно, и работать будут кропотливо и… И т.д.
После чего они с фру Магдой удалились.
– Счастливчик вы, хэрр Алексейс. – прокомментировала фру Магда, когда они, традиционно пешком, уже прошли шагов двести в сторону Ателье. По тону её невозможно было понять, что именно она имеет в виду. То ли то, что у него не вычли из зарплаты, то ли – снисходительно-спокойное отношение к простою части оборудования…
– Почему, фру Магда? – он недоумённо взглянул на неспешно идущую рядом женщину. Но по её неизменному спокойно-деловому виду догадаться о мыслях, обуревающих пожилую помощницу, было совершенно невозможно.
– Ну, во-первых, потому, что не получили в прошлый раз традиционный нагоняй за «разбазаривание» материалов, и рабочего времени сотрудников… А во-вторых, конечно… Потому, что вы… Не видите препятствий!
Я объясню. – повернула она лицо с непривычно широко распахнутыми глазами к открывшему было рот остановившемуся Алексею.
– Возьмём, к примеру, меня. – они снова неторопливо двинулись вперёд.
– Как вы наверняка уже догадались, я прекрасно могу воспроизвести любой фасон для любой модели. – Алексей автоматически кивнул, стараясь не перебивать, – И я так уже делала. С помощью фру Хельги, конечно. И фру Криспин. Ну, когда у нас по каким-то причинам не было Мастера – рабочий процесс тормозить нельзя. «Колёса должны крутиться», как говорит Глава Корпорации.
Дело в другом. Мои платья – стандарт. То есть, они точно воспроизводили все особенности кроя, посадки, отделки и тому подобную ерунду. Но я не обольщаюсь – я же видела, что это – не живая вещь, а просто… бледная, безликая копия. – она снова повернулась к нему, и Алексей с содроганием увидел на глазах слёзы, и услышал в голосе надрыв!
– Я – не Мастер! Я даже не… Помощник Мастера! Я, я… Просто – копировщица!
Могу скопировать. Да и Хельга может – сама!.. Да даже Криспин, вторая закройщица, может – не смотр[i]и[/i]те, что она такая тихая и незаметная!
Но ни в моей модели, ни в модели Хельги, или кого-нибудь ещё из нашего Ателье никогда не было… Да, боюсь, и не будет – ну, вот [i]этого[/i] – искры настоящей Жизни!
Передо мной… да и всеми нами здесь – словно стоит огромная бетонная стена! Не перепрыгнуть, не обойти!
И мы можем хоть всю жизнь биться об неё лбами – и не пробить!
Ну не дано нам вот [i]этого[/i] – сделать модель фасона – ФАСОНОМ! А только – жалкой копией «исходного образца!..» Да что я вам объясняю: вы отлично знаете, что хоть вы и почти мальчик – извините! Уж будем называть вещи своими именами! – а не видите, не ощущаете этой стены! Для вас её попросту – [i]не существует[/i]! И со всеми вашими ругательствами, ворчанием, высунутым языком, и пылом, вы – словно живёте в другом, [i]своём[/i], мире… И ведь только он, этот ваш мир – настоящий!
Женщина опустила голову, и достала из сумки платок. Промокнула глаза. Шмыгнула носом. Алексей шёл рядом и молчал.
У него самого глаза были на мокром месте – ДА!!!
Он-то понимал…
Понимал, что если отобрать у человека свободу, жену, дом, родину, прошлое, И ВЕСЬ ПРИВЫЧНЫЙ МИР, (Как и произошло сейчас с ним!) – да что угодно! – человек всё равно останется [i]человеком[/i]! Потому что – при нём его ЛИЧНОСТЬ!
Его индивидуальность, память, таланты и привычки. Опыт. Ну… Словом – он сам! Как сформулировать? Способность к творчеству? Пресловутая «Креативность»?..
Но… Нет, не в праве он «раскрывать» кому бы то ни было здесь глаза.
На то, чего их всех на самом деле, лишили.
Но ведь главного всё же не лишили – осознания катастрофической нехватки своих, варварски отобранных, украденных возможностей и способностей!..
Как не вспомнить «Проданный смех!..»
Пусть фру Магда и не может понять, чего именно ей, да и остальным девочкам недостаёт – но она отлично знает, чувствует сердцем, что им всё же [i]чего-то[/i] [i]недостаёт[/i]!
Того, что есть в меняющихся, словно перчатки, сердитых, добрых, вредных и капризных, но почти никогда – не равнодушных к [i]делу[/i], Мастерах.
Инициативы. Агрессии. Желания сделать именно [i]по-своему[/i]… Злости. Именно – жёсткой спортивной злости.
Это, наверное, всё же из-за внутреннего посыла, завышенных амбиций, комплексов, стремления во что бы то ни стало что-то доказать другим, а в первую очередь – себе, творческие натуры и творят! Кто-то сидит в его груди, (А вовсе – не в мозгу!) кто заставляет его сделать вот [i]так[/i], а не вот так – как [i]дОлжно[/i] быть, а не так, как задано стандартом и «Инструкцией»…
Или…
Нет, не может он так вот чётко сформулировать, почему он, кажется, понимает то, что творится уже чёрт его знает сколько времени, в душе этой (Да наверняка и других умных людей!) женщины… Но сказать…
Нет, он не скажет.
– Хэрр Алексей! Вы плачете?!!! О, простите! Я вовсе не хотела напрашиваться на сочувствие! – фру Магда, уже чуть улыбаясь, со смущённым видом протянула ему свой мокрый платок, – Вытритесь скорей! Не дай бог, на вахте заметят!
[left]Алексей поспешил убрать из уголков глаз влагу, которая почему-то текла по щекам, проложив мокрые дорожки, и вздохнув, вернул платок. У него был, разумеется, свой, но он даже не подумал достать его, поняв, что обидит доверившуюся ему
