Димитрий что-то пробубнил себе под нос, поднимаясь.
Во дворе двое молодых и безбородых незнакомцев в грубых зеленых хламидах то ли беспомощно трепыхались в опытных руках послушников, то ли наоборот, были ими немного потряхиваемы для придания своей добыче живости, особой значимости и более презентабельного товарного виду.
– А этих-то куда, брат Кукша? – радостно закричали снизу, как только названный появился в дверях.
– А эти-то откуда?
– На подходе взяли.
– Правильно – туда их всех, до кучи. И чем больше понахватаем, тем лучше. Глядишь, брат Кукша за одно только усердие похвалит – так что ли?
– Дык они тоже про Уладу-вдовицу и сына ее выспрашивали!
– Вот как. Тогда выходит, и в самом деле похвалить придется. Стало быть, хвалю.
– А ведь я их знаю, притом обоих! – обрадовался отец Власий, высунувшийся из любопытства наружу вслед за Димитрием. – Вон тот, который с ласковым лицом, – «смиренный выразитель воли праведного Хезекайи», а носатый – то праведников толмач. Что за думу думаешь, старче? Давай-ка за тебя скажу: страх до чего интересно и этих двоих тоже надкусить. Хоть наспех, хоть самую малость, а? Угадал? Хе-хе…
– Пока подождем, пожалуй, – авось еще кто-нибудь объявится. А тогда и выбор станет побогаче, и окончательно определиться в очередности легче будет. Нутром чую, что сегодня тут либо посиделки-вечерницы намечаются, либо, как у древних и нынешних новоримлян, dies fastus, присутственный день. Брат Кукша! Руки им связать, стреножить – и туда же, в подклеть.
– Рты завязывать?
– Зачем? Пускай молятся невозбранно либо псалмы распевают. И себя духовно ободрят, и прочих развлекут.
Отец Власий из-за спины потянулся к уху Димитрия, зашептал:
– Ты приметил, что этот Ефрем сказал не «по старой дороге», а «по старой сакме»? Никак, полянин?
– Цыц. Об этом потом, – негромко отозвался Димитрий. Хмыкнув, добавил в голос:
– А ведь я прав оказался. И ждать-то совсем недолго пришлось.
Он кивнул в направлении забора, в щелях которого опять замелькало. Чья-то рука с той стороны по-хозяйски откинула хомуток калитки, толкнула ее, открывая. Во двор вальяжно ступил невысокий, но осанистый польский шляхтич в малиновом кунтуше на меховой подбивке, подпоясанном широким золототканным кушаком, и с кривым турецким киличем при бедре. Гордо посаженную голову венчала рогатая кунья шапка с пером черной цапли в алмазном аграфе. За ясновельможным визитером проследовали двое быстроглазых крепких удальцов в синих кафтанах стрелецкого покроя. В руках добрых молодцев находился окованный железными полосами темный сундучок.
– Ба-ба-ба… – протянул отец Власий.
Брат Кукша незаметно – как это ему представлялось – принялся двигать бровями, вращать глазами и делать судорожные маловразумительные жесты в сторону своих питомцев. Те ответно стали уточнять на том же тайном языке собственные действия: являть ли им внешним видом надлежащую бравость и служебный восторг, тащить ли и не пущать, или же просто скромненько прикинуться разновидностями дворовой утвари?
Димитрий ухмыльнулся, приветственно поднимая ладонь, возгласил:
– Witam jaśnie wielmożnego pana! Czy mogę poznać, od kiedy pan stał się szlachcicem?
Шляхтич подернул плечами:
– Trochę trudno powiedzieć. Niech pan coś wymyśli sam dla siebie. Здравия и долголетия тебе, Димитрие, и тебе, отче Власие! Брат Кукша, бросай-ка ты это свое «олицетворять собою» – знаешь ведь, мне оно без надобности. Послушники твои – как всегда молодцы, пусть отдыхают. По возвращении поблагодари от меня каждого доброю чаркою. И смотри, не вздумай забыть по своему обыкновению. Да, вот еще что: сделай одолжение, прими-ка на расходы малую толику серебра, дабы себя в убыток не вводить… – он извлек из-под полы кунтуша туго набитый замшевый мешочек. – Остаток употреби на нужды подворья.
Шляхтич шевельнул пальцами вскинутой руки и двор начали проворно заполнять люди в синих кафтанах.
– Мира и блага тебе, мастер Зенон! – также перейдя на родную речь, ответствовал Димитрий. – Ты, конечно же, просто мимо проходил да вдруг надумал к нам на огонек заглянуть. Брат Кукша, яви милость: освободи-ка горенку побыстрее.
– Вестимо, они все до единого просто мимо проходили, да вдруг именно та же мысль и в их головы пришла, – подтвердил отец Власий, глядя на неоскудевающий приток новых гостей в синих кафтанах. – А что твоя ясновельможность прикажет с дорожки да для сугреву: сбитеньку или травничку? А в ларце-то у тебя, чать, и для нас дары богатые припасены?
– Ты все такой же, отец архимандрит. Одобряю, – заметил мастер Зенон, поднимаясь по ступеням. – Ларец – наверх, ребята, и пока свободны.
Лишь только мастер Георгий заложил засов, Белый Ворон вышел на середину горницы, повел посохом на четыре стороны света. Снявши кунью шапку, мастер Зенон поклонился ему. Расстегнул несколько верхних крючков жупана под кунтушем и потащил через голову плетеный из черного конского волоса гайтан с маленьким ключиком на нем.
Маслянисто прищелкнул язычком замок, приподнялась крышка. Отец Власий – то ли невольно, то ли делано – подался вперед.
– А вот и те самые дары богатые.
Из недр окованного ларца появились наружу два свитка, основательно обернутые тонкой вощеной бумагой.
– Этот – для вас, отцы и братия. Держи, Димитрие. Откроешь, когда расстанемся.
– Ого! – не удержался отец Власий, хватко рассмотрев навесную печать на протянутом свитке.
– Именно так, – подтвердил мастер Зенон. – А этот передадите игумену Варнаве.
– Во как. Сам-то отчего не собираешься мимо его обители пройтись невзначай?
– Оттого что вы там намного раньше меня окажетесь. Самое позднее – послезавтра выступаете в обратный путь.
– Как это: послезавтра? – взвился маленький архимандрит. – Да нам в Сурожске еще сидеть-не пересидеть! Ты бы о делах-то хоть для виду порасспросил.
Он обернулся за поддержкой к Димитрию, насупленно смотревшему мимо него в дальний угол:
– Не сепети, отец Власий. Остынь. Получается, что от сего часу все наши здешние заботы к тебе переходят – верно говорю, мастер Зенон?
– Какие – все?
– Ага. Выходит, не все...
Димитрий выжидательно прищурился на мастера Зенона, который ответил ему спокойным доброжелательным взглядом.
– Ну ладно. Я не гордый, попробую сам, – он откинул ладонь и загнул мизинец:
– Лекарь Корнелиус. Рамзен. Танненбург…
– Вам оставляю. Не надорвитесь только.
К мизинцу присоединился безымянный палец:
– Вигель Готтард Виллафрид со своим копьем. Брат Радульфус из Майнца. Ефрем с постоялого двора Первуши...
– Этих забираю.
Средний палец пополнил набор согнутых:
– Праведный Хезекайя и его «Ковчег Спасения»...
– Тоже забираю.
Димитрий ухмыльнулся, хмыкнул:
– Мастер Зенон, сказать, отчего ты не перечислишь прямо: «Это – мое, это – ваше», а в игры со мною играешь? Ты не знаешь в точности, где мы копнули, а где нет. И хочешь услышать это от нас.
– Зато я в точности знаю, что ты всегда был умён, Димитрие.
– Подмазал, ага. К тому ж искусно-то как… Взамен не поделишься ли чем-нибудь напоследок? Честно говорю: просто ради праздного любопытства моего.
– Ничего, так тоже позволительно. Спрашивай.
– Праведный пастырь со своими зелеными овцами – кто они такие?
– Ваши пути случайно пересеклись. Поверь, Димитрие.
– Это всё, что ты можешь сказать?
– Всё.
– В случайности не верю – отец Власий тебе подтвердит с огромным удовольствием. А кто они такие, ты не ответил, и думаю, вряд ли ответишь. Ладно, Бог с тобой. О германцах что сможешь сообщить?
– От них нити ведут очень и очень высоко. Добавить опять-таки ничего не смогу.
С неожиданной резвостью привстав, отец Власий поклонился через стол. Шмыгнул носом и проговорил растроганно:
– Храни тебя Господь за помощь твою, мастер Зенон! Да и то сказать: одно дело делаем, одну службу служим.
Мастер Зенон потер ладонью лицо, порушив равномерную кудреватость золотистой бородки:
– Так и быть, отец архимандрит, открою-ка я еще раз всю правду. Ты такоже не поверишь – ту самую, которая вам и без меня давным-давно ведома: я не на самом верху сижу да наказы отдаю. Я здесь пребываю да их исполняю.
– Ишь, сколь складно да напевно на последних словах-то получилось – вот кабы тебе еще и гусельки в руки при том! А что: небось, хочется на тот самый верх?
– Не рвусь – ты меня знаешь. Однако и упираться не стану. Велко с матерью с собою забираете или позже перевезете?
– С собою, – ответил Ворон. – Так будет лучше для всех.
– Тебе виднее, Белый Отче. Моя помощь понадобится?
– Уж как-нибудь сами управимся, – буркнул отец Власий.
– Тебе виднее, отец архимандрит. Мастер Георгий, что ты там, в сенях, с ноги на ногу переминаешься? Пока я здесь, права голоса никто не лишен – ведаешь о том. Хочешь – сюда иди, хочешь – оттуда говори.
– Да, мастер Зенон. Этот долговязый Вигель со своим копьем в Сурожске уже шесть дней, а зеленые братия три – так?
– Так.
– А пожаловали сюда и те, и другие только сегодня. Почему?
– Потому что пославшие их либо надеялись, либо убеждены были, что мы здесь появимся, – подал голос Димитрий. – Я угадал, мастер Зенон?
– Как всегда, – подтвердил он. – А вслед за вами и я. Кое-кому поглядеть на нас захотелось. И желательно на всех сразу. Замечу, что некие основания для уверенности в этом у меня есть.
– Так ведь…
– Нет, мастер Георгий, это не оплошность наша. Отчего бы и не показать себя? Тем более, что время пришло. Любопытствуешь узнать, что это за время такое?
– Н-нет, мастер Зенон.
– Одобряю.
Димитрий с кряхтеньем вытянул ноги и принялся сосредоточенно их разглядывать. Мастер Зенон опустил глаза.
– Можешь считать, что я тебя спросил, – произнес он после некоторого молчания.
– Да мне, понимаешь, одна мысль всё покоя не давала: отчего вдруг праведный Хезекайя сюда